Заколдованный участок

– Ты чего? Это охрана!

– Вот и охраняй. А то убежит, – сказал Стасов, имея в виду понятно что.

После паузы Володька попросил:

– Пить хочу...

– Пить принесу, – согласился Стасов. Он пошел к дому за водой, его встретила разгневанная жена.

– Совсем с ума съехал, старый! Выпусти ребенка сейчас же! Не то сама выпущу!

Стасов ничего не ответил. Он только так на нее посмотрел, что она сразу же сникла. Узнала этот взгляд. Поняла: тут свинцовое мужское решение. И ее запрёт, если понадобится. Она обернулась, посмотрела на Нину, которая стояла у дома. Та только пожала плечами.

Такие вот комические происшествия происходили в те самые минуты, когда человек решал вопрос жизни и смерти.

Суриков решал вопрос жизни и смерти и забраковал жизнь. Но эта умственно-духовная работа, подкрепляемая вином, его утомила, он задремал, прислонив голову к ветке, на которой была повешена веревка с петлей.

Во сне накренился и чуть не упал. Тут же очнувшись, уцепился за веревку, восстановил равновесие. Посмотрел вниз:

– С такой высоты – костей не соберешь... Так. Пора. Черт, курить охота... И выпить бы не мешало...

Тут Суриков увидел едущего на велосипеде пацана. Крикнул:

– Витек? Куропатов?

Витька затормозил, начал озираться.

– Здесь я!

Витька задрал голову, разглядел Сурикова:

– Здрасьте, дядь Вась!

– Здравствуй. Ты вот что. Сигарет привези мне.

– А где я их возьму?

– К тете Шуре, продавщице, зайди.

– Она не даст. Ей мамка сказала мне сигарет не продавать. И другим пацанам не продают тоже.

– А ты скажи – для меня. Постой. – Суриков порылся в карманах, но денег не оказалось. – Скажи, дядя Вася Суриков деньги потом отдаст. То есть... Ну, взаймы. Не он сам отдаст, он не сможет, жена отдаст или... Нет, скажи, что я сам отдам, а то запутается. И бутылку пусть заодно выдаст.

– Ну да! Она мне не поверит! А чего вы сами не сходите?

– Не могу. Дело у меня тут.

– Какое?

– А не твое дело, какое дело. Ладно, езжай... Стой! Если кто спросит, ты про меня не говори!.. Стой! Или скажи: сидит на дереве, а зачем – не знаю.

– Ладно! – крикнул Витька, уезжая.

Суриков устроился поудобней.

– Сейчас прибегут. Ничего, это дело быстрое. Не успеют. И не будешь ты, Вася, ничего хотеть. Ни курить, ни выпить. Ни закусить...

Он вздохнул и примерился головой к петле. Самое то, по размеру.

А Прохоров в это время, проезжая мимо дома Куропатовых, увидел Лидию, развешивающую белье. Остановился, вышел.

– Здравствуй, Лида!

– Здравствуй, – без особой приветливости отозвалась Лидия.

– Как жизнь?

– Лучше всех.

– Разве? А съехать надумали, я слышал?

– Да еще не знаем... Моста-то не будет, говорят.

– Ну и что? Всё равно работы здесь нормальной нет, школа, я видел, разваливается, куда дети ходить будут?

Лидия кивнула:

– Это проблема, правда. Нестеров предложил дом купить, мы вот думаем с Михаилом.

– Он по моему поручению предложил.

– Да? А тебе зачем?

– Бизнес у меня такой.

Лидия поморщилась от неприятного слова:

– Уж и бизнес – в родном селе дома скупать!

– Это родное село от меня отказалось! – напомнил Прохоров. – Схватили, оклеветали ни за что! С твоей помощью.

– Прямо-таки ни за что? – усмехнулась Лидия.

– Конечно. Следствие не обнаружило состава преступления, всем известно. Даже до суда не дошло.

Лидии не хотелось вдаваться в тонкости или спорить, поэтому она сказала:

– Ну и живи, радуйся.

И, взяв пустой таз, пошла в дом. Прохоров шел следом.

– Я и радуюсь. А тебе с Михаилом печально придется. Это уж так бывает: одному всё, другому ничего. Закон жизни. А еще важно – правильный выбор сделать. Понимаешь?

– Я уже сделала.

Лидия остановилась, обернулась и сказала, не осуждая, а как бы даже сочувствуя:

– Ты, Слава, какой-то просто неугомонный. Сколько лет прошло, у меня детей двое, муж, совсем другая жизнь. А ты всё будто надеешься. На два года успокоился – и пожалуйста, опять те же разговоры!

– Я никогда не успокоюсь, – твердо ответил Прохоров. – Есть вещи, которые не исчезают, Лида. Идея фикс называется по-научному.

– И какой у тебя фикс? От мужа и детей меня увести?

– Зачем от детей? Детей принял бы.

– Слушай, не смеши. Даже говорить об этом не хочу!

– И не надо! – с неожиданной легкостью отказался Прохоров от продолжения разговора на эту тему. И спросил: – Михаил дома?

– Дома. А зачем он тебе?

– Извини, конечно, но такие веши хозяин решать должен.

– Какие вещи?

– Я насчет дома. А ты что подумала?

– Ничего я не думаю.

– Ничего я не думаю и не предполагаю, – сказала Нина в ответ на вопрос Наташи о том, какими она мыслит и предполагает свои отношения с Нестеровым. – И отношений никаких нет. Давай учить дальше.

Они лежали на одеяле, постеленном на траве, в саду. Рядом валялись учебники, стоял магнитофон. Нина включила его, женский голос начал произносить слова, а Нина и Наташа повторяли, отрабатывая произношение.

– Ссэнкью. Ссэнкью. Не просто «с», а язык между зубов, вот так, – поправляла Нина Наташу.

– «Ссс»... «Сссс»... – мучилась Наташа. – Вывихнуть можно.

Тут подошел Нестеров.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Зэ тейбл, – сказала Наташа.

– Зэ тейбл. Здравствуйте, – сказала Нина.

– А я попрощаться пришел.

– До свидания. Нассинг. Нассинг, – сказала Наташа, повторяя за магнитофоном.

– Насинг. До свидания, – сказала Нина.

– Всего хорошего.

– Счастливо. Ссан. Ссан, – сказала Наташа.

– Всего хорошего. Сан, – сказала Нина.

– А выступление будет или нет? – спросила Наташа. – Объявление висит.

Нестеров, уходя, неопределенно махнул рукой.

– Дура, догони! – прошептала Наташа. – Ты что, не поняла, он с серьезным разговором приходил!

– Не хочу. То есть хочу. Не знаю. Отстань. Зэ боут. Зэ боут.

– Сказала бы, я бы им занялась. Зэ боут.

– Ну и займись. Райт. Райт.

– Райт. Да нет, – сказала Наташа. – Это я тут с голодухи, а поступлю – в городе у меня большой выбор будет. Все-таки я молодая, красивая. Надо знать себе цену. Ес?

– Ес.

Нестеров выходил из сада по тропинке мимо нужника и услышал голос:

– Эй! Эй! Откройте, а?

Нестеров, увидев в дырке-окошке Володьку, удивился:

– Сам, что ли, выйти не можешь?

– Да случайно закрылся!

Нестеров осмотрел бревно:

– Похоже, не случайно. Закрыл кто-то.

– Ну, отец по дури закрыл, ну и что?

– Извини. Если отец, то я ничего не могу.

– Да ты вообще ничего не можешь! Психиатр недоделанный! – заорал Володька.

Нестерова это не обидело. Его вообще уже ничто не могло обидеть. Он пребывал в странном состоянии, похожем на отупение после долгого рабочего дня, хотя сегодня ничего особенного не делал.

Проходя мимо дома Куропатовых, равнодушно посмотрел на машину Прохорова, которая стояла у забора.

Машина Прохорова стояла у забора, а сам он сидел в доме, не отказавшись от обеда, и уже полчаса вел разговор с Михаилом Куропатовым о продаже дома с участком.

– Я не понимаю, в чем сомнения, Михаил? Вы же всё равно собирались продавать.

Куропатов оглянулся на жену, но та стояла у плиты, отвернувшись. Похоже, она не собиралась участвовать в разговоре, хотя обычно бывало иначе. Пришлось рассуждать самому:

– Мы только примеривались. А ты уже сразу деньги даешь.

Прохоров с улыбкой воскликнул:

– Так не беру же, а именно даю, ты радоваться должен! На винзаводе у тебя заработок маленький, я знаю, Лида в яслях работает за копейки тоже...

– Уже не работает, – уточнил Куропатов.