Страница 60 из 74
Терепаев сомневался:
– Что-то тут не так. Если бы умер, это бы зафиксировали.
– Да не умер он! – закричала Липкина. – А стоит вот тут и врет! Думает, стыдно мне будет с ним жить! А я сама решу, Костя, стыдно или нет! Мало что у кого в прошлом было. Я только испугалась, что ты опять вор, да еще в родном селе украл, сам понимаешь, любой женщине противно с таким человеком жить – и что люди скажут? Вернулся муж к учительнице и вор оказался! Понимаешь меня?
– А бомж лучше? – спросил Константин. – Уж лучше бы вор! А бомж кто? Никто! Я пятнадцать лет по помойкам скитаюсь, в подвалах живу! Клифт вот этот, – он рванул полу пиджака, – и тот с помойки! Сейчас, слава богу, такие вещи выбрасывают – хоть к английскому послу! Хочешь такого мужа? Приполз, думаешь, потому что тебя вспомнил? Подыхать приполз, чтоб было кому стакан воды подать! – Он усмехнулся. – А получается как в анекдоте: пить-то и не хочется! Я не человек, понимаешь ты? Нас даже милиция не берет, какой от нас толк?
Терепаев подтвердил:
– Это точно. Чего вас брать, вымираете естественным путем. На вас и отчетности нет, записать некуда. Но вопрос не в этом, вопрос в другом: тот ли он человек, за кого себя выдает?
– Я же говорю... – начала Липкина.
– Слова – не доказательства.
– Смотря какие! – Мария Антоновна взяла Терепаева за руку и отвела его в сторону. И что-то зашептала ему на ухо.
Тот слушал, посмеиваясь, и заключил:
– Да... Такого про себя ни один мужик не расскажет! Никому! Ладно, закрыто дело. Украденное, получается, не украдено, а других претензий не имеется. Только беспокоите зря!
И он уехал.
Он уехал, но люди не разошлись: очень уж охота было посмотреть, что будет дальше.
Нестеров выдвинулся вперед, повернулся ко всем и сказал негромко, но внушительно:
– Вот что... Вы меня извините, конечно, но мне кажется, всем надо отсюда уйти. Вы это и сами понимаете, да? А то неловко как-то...
И его послушались, как ни странно. Может, всего лишь потому, что без его слов все понимали, что неловко, но себе в этом не признавались. А вот слова сказаны – и сразу получается, что ты зевака и неделикатный человек, перед соседями в таком свете выглядеть не хочется.
Все разошлись, Константин и Липкина остались вдвоем. Он сел на лавку, словно разом обессилел, вытер пот со лба.
– Обиделся? – спросила Липкина.
– На что?
– Ну, как же. Получается, я от тебя отреклась.
– Ты же объяснила. Явился муж и тут же что-то украл. Позорище.
– Вот именно. Учитывая, что я про тебя все эти тридцать лет рассказывала так, что ты был для всех ангел просто. Скажут: врала учительница. Вся репутация насмарку. А у меня, может, кроме репутации, ничего больше и нет... А ты-то сам зачем отказываться начал? Придумал: вместе сидели, умер... Зачем?
– Тебя жалко стало. Говоришь же: репутация. А какая тут репутация, если я бомж действительно? Пусть уж лучше все думают – чужой человек, жулик, обманом к тебе втерся. А я обманом и так всю жизнь жил.
– Ладно. Пошли, – сказала Липкина.
– Куда?
– Обедать, куда ж еще?
Она пошла в дом, а Константин направился в сарай. Он достал спрятанный сверток, развернул его. В нем оказались документы. Константин раскрыл паспорт – старый, потрепанный. Там была его фотография давнишней давности. И надпись на первой странице: КОСЕНКО ВИКТОР ЕФИМОВИЧ.
Он раскрыл и другой паспорт, тоже неновый, и фотография тоже старая. Там значилось: ЛИПКИН КОНСТАНТИН БОРИСОВИЧ.
Посидев и подумав, Константин сунул оба паспорта в карман и торопливо пошел из сарая. Пробрался огородом – к берегу. К подвесному мосту.
Торопливо шел по качающимся доскам. На середине остановился, достал один из паспортов, порвал его в клочки и кинул в воду.
Какой, мы не знаем.
И пошел обратно к селу.
Но, дойдя до берега, резко развернулся и еще быстрее пошел прочь; мост так и мотало из стороны в сторону.
А Липкина, стоя на крыльце, видела это.
Но не окликнула, не стала догонять. Просто молча смотрела, о чем-то думала.
О чем, мы не знаем.
Глава 9
Факт из жизни не доказан
Ваучер окончательно решил продать дом. Он ведь для этого сюда и вернулся.
Дом на отшибе, над оврагом, участок довольно запущен и кое-как огорожен, но сам дом, хоть и старый, выглядит неплохо: большой, крепкий.
Ваучер полдня ходил с рулеткой и вымерял параметры своих владений, записывая цифры на клочке бумаги. Осмотрел, обстукал и ощупал дом и изнутри. Остался доволен. И пошел обрадовать Нестерова:
– Всё, Александр. Решил я.
– Решили так решили, очень хорошо.
– Согласен, значит?
– Почему нет?
– Ты хоть осмотри сначала.
– Да я видел.
– Так дела не делают! – рассердился Ваучер. – Я вот тут записал: сколько участок, сколько в доме площадь, из чего сделанный. А ты потом скажешь, что наврал.
– Но ведь не наврали же?
– Не наврал. А ты всё равно проверь. Тебе всё-таки не капусты кочан, тебе дом с участком предлагают!
Что ж, Нестеров пошел посмотреть.
Ваучер водил его по участку, показывал записи в тетради и совал в руки рулетку, чтобы Нестеров проверил. Тот отказывался.
– А дом! – говорил Ваучер, подводя к дому. – Сруб – бревна одно к одному, обшит досками, как видишь. Крыша, врать не буду, двадцать лет назад перекрыта, но ее еще двадцать лет крыть не надо. Отец мой дом ставил, а я потом достраивал. Я ж и плотничал, и столярничал, и крыши крыл. Чего только не умел!
– А почему уехали?
– А чего тут было делать? Я и раньше не очень тут жил. Заработки маленькие, кругозора никакого. По стройкам ездил. Там всё просто: сделал – получи. И зарабатывал, между прочим, столько, сколько тут никому не снилось!
– Семью обеспечивали?
– Сразу три! – похвастался Ваучер. – Нет, не сразу, конечно. Три раза официально был женатый, один раз так. Детей трое, один уже умереть успел от пьянства. Только они отца не признают. Племянник зато у меня золотой. Большой человек стал в городе, у него там в престижном месте коттедж огромный. Я при нем и живу. Помогаю по хозяйству. Сторожу, когда в отъезде. Он меня домовым зовет. Я сержусь, конечно, но не обижаюсь. Эх, Александр, а когда я сюда после заработков приезжал!.. Я им такой праздник устраивал! Мужиков всех по неделе поил, а баб... Тоже поступал с ними соответственно. Любили меня женщины, Саша, чего уж правду скрывать! До сих пор некоторые не замужем, потому что меня ждали. Двадцать лет дом еще без ремонта простоит, а потом подремонтировать – и еще хоть сто! Сруб лиственничный, что ты хочешь, во всей Анисовке ни у кого такого нет. Давай я тебе вот тут доску оторву, а ты посмотришь!
Ваучер взялся за гвоздодер, похожий на ломик.
Нестеров отговаривал:
– Зачем, я верю!
– Затем, что обманывать людей не люблю! Меня всю жизнь обманывали, а я – никогда!
Ваучер умело оторвал одну из досок, чтобы показать бревна за обшивкой. Постучал по бревну.
– Слыхал? Аж звенит! Ты попробуй! Нет, ты попробуй, попробуй!
Нестеров взял гвоздодер и постучал по бревну, после чего Ваучер аккуратно приколотил доску на место.
– Теперь дом внутри смотрим! – скомандовал он. Пошли смотреть дом внутри, хотя Нестерову это было не очень интересно.
Нестерову это было неинтересно, но он видел, что старику хочется похвастаться. Впрочем, внутри дом, пожалуй, выглядел неказистей, чем снаружи: очень уж всё скудно, голо, неухоженно.
– Вещи вы в город перевезли? – спросил Нестеров.
– Зачем? Что было, то и оставил. Племянник не велел везти: не нужна, говорит, твоя деревенская мебель!.. Маловато, конечно. Зарабатывал-то я ничего, но, сам понимаешь... Вино. Бабы обратно. Потом болезни начались, пролечил шут знает сколько. Ну? Берешь?