Ангелы тьмы

— Это правда, — уступил Санис. — Я пройду испытание, простите, что я струсил.

— Слишком поздно менять решение, ты не можешь отказаться, а потом согласиться, — ответил Борей. — Остаток твоей жизни будет наполнен страданиями и болью, и твое возвращение принесет гибель семье. Хотя ты пал и не преодолел преграду, ты был избран, и я окажу тебе честь. Я избавлю тебя и твою семью от унижений, которые неизбежно приносит отказ.

Борей протянул руку в перчатке и обхватил шею мальчика. Даже сейчас юноша приоткрыл рот, чтобы возразить, но капеллан повернул запястье, и позвоночник Саниса легонько щелкнул. Борей бережно поднял обмякшее тело и с уважением положил его поверх кучи костей. Потом шагнул назад и склонил голову.

— Пусть твоя душа сохранится от порчи и возродится, чтобы снова служить Императору, — произнес он, стоя на коленях и положив ладонь на грудь мальчика. — Мы скажем твоему народу правду: ты умер во время испытания и храбро принял смерть. Это скроет твой позор.

Борей повернулся на каблуках и вышел из секретной камеры, просигналив, чтобы свет был погашен. Выбравшись наружу, он нажал на потайной переключатель, дверь вернулась на место, никаких следов не осталось. Капеллан-дознаватель обернулся к последнему юноше и указал ему на плиту. Претендент не знал, что произошло в соседней комнате, и выглядел теперь более уверенным.

— Ты отдаешь себя суду Темных Ангелов? — спросил Борей.

Мальчик улыбнулся и кивнул.

Сквозь бронированное окно «Громового ястреба» Варсин с удивлением наблюдал, как надвигается звездолет Темных Ангелов, зависший на орбите Писцины V. Остроносый и гладкий, с мощными двигателями, «Клинок Калибана» походил на космического хищника. Это и был космический хищник, ударное судно, один из самых быстроходных кораблей в секторе, который построили, чтобы патрулировать как разведанные, так и неизученные звездные системы и оперативно реагировать на любую ситуацию. Корабль к тому же обладал достаточной огневой мощью, чтобы уничтожить любой объект такого же размера.

Для судна, способного двигаться сквозь варп, он все равно считался небольшим, достигал полукилометра в длину и теоретически мог вместить половину роты Космического Десанта, однако в основном служил флоту «глазами и ушами», сопровождая и поддерживая более крупные крейсера и огромные боевые баржи.

Целую треть длины звездолета занимали мощные плазменные двигатели и реакторы для их разгона, почти все остальное место — огневые позиции, сканеры и пусковые отсеки. В передней части бронированный нос пронизывали темные отверстия торпедных аппаратов. Корабли сблизились, звезды словно на миг потускнели, это объяснялось рассеянием лучей синего и фиолетового света при прохождении сквозь пустотные щиты.

Второй из претендентов, Бейас, сидел, привязанный к креслу и принудительно успокоенный. Попав на орбиту Писцины V, он испытал такое сокрушительное потрясение, что принялся яростно вопить и рыдать, отказываясь верить своим глазам. Это было обычным делом, претенденты из диких миров часто страдали от сильнейшего культурного шока, и Нестор ввел мальчика в состояние нарколепсии. Если тот не опомнится в скором времени, то окажется бесполезен в качестве рекрута и тогда попадет в руки техножрецов, которые сотрут память о травме и ради пользы ордена превратят мальчика в сервитора.

«Громовой ястреб» вошел в тень корабля и продолжил свой путь к посадочному отсеку. Как только снаружи стемнело, Варсин, глаза которого широко раскрылись от волнения, отвернулся от иллюминатора. Интерьер «Громового ястреба» походил на нечто среднее между часовней и командной палубой, мерцающие экраны и рунические клавишные панели заполняли сводчатые арки, богато вышитые знамена покрывали обшивку до самого потолка. Космодесантники сняли шлемы и отправили ранцы на перезарядку от корабельных двигателей, в то время как броня работала на внутренних источниках питания. Все, кроме Гефеста, который находился в кабине пилота, молились со склоненной головой и, беззвучно шевеля губами, повторяли избранные основы веры, обращенные к Императору и примарху ордена Льву Эль'Джонсону. Мальчик ощутил общее подавленное настроение, сдержал волнение и занял место в задней части корабля, подальше от грозного Космического Десанта.

Вскоре в стыковочных портах «Громового ястреба» забрезжил свет, под звон прижимного устройства корабль благополучно попал внутрь «Клинка Калибана». Очнувшиеся от дум космодесантники поднялись, прикрепили ранцы, гидравлика зашипела, звякнули механизмы блокировки, оружие вошло в предназначенные для него разъемы. Космодесантники нагнулись за шлемами и синхронно взяли их под левую руку. Когда аппарель рухнула на настил, они цепочкой, один за другим, спустились в док. Техножрецы и сервиторы забегали туда-сюда, проверяя «Громовой ястреб», воздавая хвалу Богу-Машине за благополучное возвращение корабля и окропляя его освященным маслом из тяжелых кропильниц.

Космодесантники прошагали сквозь набежавшую толпу. Нестор, у которого правая рука оставалась свободной, тащил Бейаса под мышкой, Варсин торопился, чтобы шагать наравне с сопровождающими его гигантами.

— Тут не все такие, как вы, звездные воины? — поинтересовался он.

Взгляд мальчика метался туда-сюда, отмечая странные подробности со смесью удивления и страха. Он ткнул пальцем в сторону слуг, занятых в доке: обычных людей, которые изо дня в день выполняли сотни возложенных на них орденом дел в интересах своих хозяев-космодесантников.

— Нас очень немного, — ответил Нестор. К нему уже подбегала группа одетых в униформу работников. Апотекарий передал им находящегося в бессознательном состоянии Бейаса, и того сразу же унесли. — Говорят, что в Империуме больше миров, чем космодесантников. Ты прошел только первые испытания, а предстоит еще больше. Некоторые погибают, а те, кто не справился, но при том сохранил жизнь, позже прислуживают ордену разными способами.

— Еще испытания? — спросил Варсин. — Когда они будут? Как скоро я стану космодесантником и смогу сражаться за Императора?

— Экое нетерпение, — рассмеялся Завл. — Если ты все же справишься, чтобы стать космодесантником, понадобятся годы обучения и еще хирургия. Меня избрали в двенадцать лет, и только к восемнадцати я получил свой черный панцирь.

— Что это такое, твоя броня? — спросил Варсин.

— И да, и нет, — отозвался Нестор. — Многие годы уйдут на изучение звезд и миров, всего, что находится за облаками, чтобы ты действительно понял, что с тобой будет. Мои братья апотекарии изменят твое тело, делая его таким же крепким, как наши тела. Твои новые легкие смогут дышать ядом, второе сердце станет качать кровь в пылу сражения, несмотря на самые тяжелые раны. Мы дадим тебе драгоценное геносемя Льва, и его величие потечет по твоим жилам и войдет в твои кости. Ты перестанешь чувствовать боль и будешь силен как десять обычных людей, сможешь видеть в темноте так же отчетливо, как в разгар дня, и услышишь дыхание убийцы среди рева бури. Наконец, ты получишь черный панцирь, который объединит твое тело с броней, и станешь носить его как вторую кожу.

Мальчик онемел, он не имел даже начатков знаний о генной терапии или имплантации, хотя именно эти операции ему предстояли. По мнению Варсина, тут присутствовала магия, созданная могуществом заоблачного Императора, которая не подлежала ни пониманию, ни обсуждению.

— Не только твое тело превратится в живое оружие Императора, — добавил Борей. — Твой разум тоже обучат. Ты узнаешь катехизис ненависти, боевые молитвы ордена и гимны Льву. Ты должен научиться использовать новые органы, которые начнут расти внутри тела, должен контролировать гнев и понимать, когда перед тобой чужак, мутант или еретик. Как растут мышцы, так же будет расти и сила твоего духа, подобно всем космодесантникам, ты больше не испытаешь страха, не ощутишь ни сострадания, ни милосердия, ибо слабый и подлый враг может их использовать.

Произнесенные Бореем слова не нашли отклика в его собственном сердце. Последствия разговоров с Астеляном до сих пор причиняли боль. Капеллан учил других подавлять именно те чувства, которыми сам грешил: страх перед собственной силой, сомнения в личной лояльности и мотивах, сострадание и милосердие к тем, кого орден поклялся уничтожить еще десять тысяч лет назад. Предательские мысли терзали разум, будто загноившаяся открытая рана.