Страница 82 из 169
Невдалеке от камня, где сумел укрыться от верной смерти американец — Аббас не делал различия между гяурами и всех их звал на один лад, — нашлась удобная пещера, а на широком галечном берегу валялись застрявшие ветки и даже целые стволы, так что можно было не опасаться за квартиру, отопление и свет.
Подстерегая очередного всадника или небольшой неохраняемый караван, не избалованный, привыкший к труду и лишениям пакистанец исправно молился, со вкусом ел и подолгу спал. Торопиться было некуда. Если его сочтут убитым в Синем ущелье, то можно будет припрятать товар и годика через два осторожно пустить в дело. Даже десятой доли хватит на всю оставшуюся жизнь.
Скуки Аббас не ведал и мог часами следить, как бежит, ворочая камнями, река, как закатывается солнце, похожее на разбухшую от крови пиявку, как парит на воздушных потоках, высматривая жертву, орел. Царственная птица ведь тоже не спешит камнем упасть на землю. Ее зорким глазам все открыто оттуда. Они не пропустят ни козла, ни сурка, ни даже маленькую полевку.
Аббасу из его убежища видна развилка пустынных дорог. Он вовсе не жаждет крови и, если представится случай примкнуть к добрым людям, предпочтет мир. Как-никак в горах лучше держаться кучкой. Слишком много случайностей подстерегает здесь одинокого бродягу. Гяур, которого неведомо зачем пощадило небо, этого не знал и чуть было не расстался с жизнью.
Аббас проследил сквозь оптический прицел весь его путь от камня до ворот крепости. Глупый человек зачем-то отрезал у мертвой лошади уши. Вспомнился рассказ отца о том, как охотились в старину за людьми, полакомившимися хотя бы однажды мясом улара. Уши таких бедолаг, поджаренные в арахисовом масле, считались верным лекарством от оспы. Китайский лекарь давал по восемь ланов серебра за штуку. Но теперь с оспой на земле, кажется, покончено, а лошадиные уши не годятся даже на амулеты. Если бы американец вздумал забрать мясо, пришлось бы его все-таки пристрелить, но он взял только седло, и Аббас, позволив ему уйти, поступил разумно и справедливо.
Остыло металлическое сияние над горной цепью, фиолетовая непроглядная мгла поглотила извивы дороги, погасли ледяные пики, и лишь клокочущая река, как выключенная люминесцентная трубка, еще давала знать о себе спорадическими неверными вспышками.
Аббас взял коврик и спустился к воде почтить молитвой аль-иша наступление ночи. Прибрежная галька уже мерцала звездными искорками. От несущегося потока, где взрывались и таяли в черном стекле буруны, веяло пронзительной свежестью и промозглой тоской.
Когда, пробормотав положенные стихи, Аббас совершал итидаль — выпрямление после заключительного поклона, за спиной у него вспыхнул фонарик. Стоя на коленях в световом эллипсе, разом погасившем звезды, и пену, и водяную летящую пыль, он так и застыл с поднятыми руками.
— Встань, — прозвучала негромкая команда.
Аббас поднялся вместе с лучом.
— Руки за голову. Повернись.
Теперь фонарик бил прямо в глаза. Аббаса внимательно разглядывали из темноты.
— Зачем ты стрелял в меня? — последовал после продолжительного молчания нежданный вопрос. — Ведь это ты убил мою лошадь?
Пакистанец лишь вздрогнул и облизнул пересохшие губы.
— Это вышло случайно, не так ли? — последовал новый вопрос.
— Да, сэр, — с трудом ворочая языком, подтвердил контрабандист. — Я целился в вас, сэр.
— Почему же ты не довел дело до конца? — В спокойном, уверенном голосе проскользнула насмешливая и даже как будто дружелюбная нотка. — Отвечай, не бойся…
— Не знаю, сэр, — подумав, честно признался Аббас.
— Ведь тебе была нужна только лошадь, не правда ли? Охота за мной не входила в твои намерения?
— Нет, сэр, не входила… Я бы мог убить вас, сэр, когда вы снимали седло или потом, на дороге, но не сделал этого.
— И напрасно. Теперь бы тебе ие пришлось стоять вот так, ожидая решения своей судьбы.
— Ваша правда, сэр.
— Ей-богу, ты мне нравишься, парень. У меня такое впечатление, что мы еще можем с тобой подружиться. Как полагаешь?
— Хотелось бы, сэр.
— Можешь опустить руки… Кто ты?
— Меня зовут Аббас Рахман, сэр.
— Как оказался здесь?
— Отбился от каравана.
— От какого?
— Торгового, сэр. Я был охранником.
— Как это случилось?
— Сошла лавина. Я чудом уцелел, сэр.
— Ах, лавина! — В голосе допрашивающего прозвучала насмешка. — И в каком же месте она сошла?
— На подходе к Синему ущелью, — через силу выдавил из себя Аббас, интуитивно прозревая, что ложь не принесет ему пользы.
— Какие товары везли купцы?
— Разные, сэр… Я не интересуюсь чужими делами.
— Значит, героин ты прихватил на собственный страх и риск? — Пластиковый мешочек тяжело шлепнулся под ноги контрабандиста.
Аббас вздрогнул и подобрался, готовясь к прыжку из светового круга, но голос властно пресек этот еще неосознанный, почти инстинктивный порыв.
— Стоять на месте! — последовало суровое предупреждение. — Не то заработаешь пулю.
— Слушаюсь, сэр. — Аббас успокаивающе поднял руки. — Я не сделаю ничего плохого.
— Вижу, что с тобой можно иметь дело. — Голос коварного гяура, успевшего, как видно, обшарить пещеру, снова стал дружелюбным. — Расскажи мне все, как есть, и тогда мы подумаем, как жить дальше.
— Это не мое. — Аббас осторожно тронул ногой мешочек. — Я взял по ошибке чужой груз.
— Меня не интересуют наркотики. И вообще, я не из полиции, можешь не опасаться.
— Ах так, сэр…
— Итак, что же на самом деле случилось в Синем ущелье?
Аббас помолчал, собираясь с мыслями, затем обстоятельно и абсолютно правдиво рассказал о засаде и обо всех последовавших после перестрелки событиях. Благо их было не так уж и много.
— Теперь вернемся к началу, — внимательно выслушав контрабандиста, предложил человек с фонарем. — Зачем тебе понадобилась лошадь?
— Зачем вообще человеку лошадь? — пожал плечами Аббас. — Я хотел поскорее вернуться домой.
— Приятно убедиться, что наши планы совпадают… У меня к вам деловое предложение, мистер Рахман, — уважительно обратился незнакомец. — Не хотите ли поступить ко мне на службу, чтобы, совершив маленькое путешествие, вернуться в цивилизованный мир?
— О таком я не смел даже мечтать! — Аббас задохнулся от радости и, молитвенно вскинув руки, упал на колени. — Готов быть вашим верным рабом, сэр.
— Зачем же рабом? Будете выполнять привычную работу. И хотя вы, как я мог убедиться, не нуждаетесь в деньгах, точнее, перестанете в них нуждаться, когда, так сказать, реализуете продукцию, я готов достойно оценить ваши услуги… Скажем, две тысячи долларов. Устраивает?
— Да вознаградит вас аллах!
— Отлично! С этой минуты вы у меня на службе, мистер Рахман. Можете встать или, если угодно, оставайтесь сидеть. Я вам верю… Завтра сюда подойдет небольшой караван, к которому мы оба присоединимся. Чтобы все сошло гладко и не возникло ненужных расспросов, я подготовил для вас небольшую легенду. Надеюсь, вы знаете, что это такое?
— Конечно, сэр. Раз уж я занимался такими делами…
— Поскольку мне понравилась ваша идея насчет лавины, то я беру ее за основу. С той лишь разницей, что оба мы альпинисты и работаем в одной экспедиции, исследующей подходы к Сияма Таре. Устраивает такой вариант?
— Вполне, сэр. Как прикажете, сэр.
— К вашему сведению, меня зовут Чарльз Макдональд, и вы не ошибетесь, если станете называть меня по имени. Договорились?
— Как пожелаете, мистер Макдональд.
— Тогда поживее скатывайте свой коврик, и поспешим подняться в вашу обитель. От реки тянет ледяной сыростью, и будет куда приятнее, если оставшиеся детали мы спокойно отработаем у костра.
Ночь пролетела в трогательном согласии. Аббас не уставал подбрасывать в огонь можжевельник, и благовонный тяжелый дым, пронизанный жгучими искорками, низко стлался над остывшей землей.
Перед самым рассветом Макдональд, проверяя новообретенного помощника, позволил себе забыться. Поплотнее закутавшись в одеяло, он незаметно достал вальтер и притворился спящим. Уронив голову на грудь, зорко следил сквозь неплотно прикрытые веки за сменой теней, напряженно ловил каждый звук.