Страница 38 из 169
Анри вышел в холл. Трубка телефона уже лежала на рычаге. Мужчина в комбинезоне оглянулся, измерил Галея с ног до головы взглядом серых внимательных глаз. Изрядно поношенный костюм Галея и туфли, давно утратившие первоначальный блеск, видимо, произвели на него вполне определенное впечатление. На грубоватом, темном от загара лице мужчины не осталось и следа учтивости, той учтивости, которой оно было преисполнено во время разговора по телефону. Сунув руку в карман комбинезона, он вытащил пачку сигарет. Вспыхнул огонек зажигалки.
— Вы — Буардье? — спросил Галей.
— Да, я — Буардье. К вашим услугам, месье. — Он слегка поклонился. Чем могу быть полезен?
Галей отметил про себя, что садовник все же знал свое место в доме.
— Быть мне полезным вы пока не можете. Я просто хотел убедиться, что вы — садовник, а не кто-то другой, — сказал Галей, направляясь к лестнице. И пока он поднимался на второй этаж, запах сигаретного дыма, словно дразня, преследовал его.
В прихожей с гобеленами никого не было. Галей был несколько обескуражен: «А где Жермен?..» Он поймал себя на мысли, что ожидал увидеть девушку здесь; не встретив ее, ощутил досаду и внутренне смутился. Бросив взгляд на двери с инкрустацией, он спустился в холл. Решил осмотреть сад, что с трех сторон подступал к вилле.
Аккуратные дорожки в саду были тщательно посыпаны песком. В утреннем воздухе пахло цветами, было прохладно, легко дышалось. Пройдя мимо лужайки с теннисным кортом, Галей углублялся все дальше в заросли и вскоре наткнулся на высокий забор. Прочные, хорошо подогнанные дубовые доски потемнели от времени, покрылись мхом; сверху виднелась колючая проволока, от нее на заборе остались потеки ржавчины. Забор, наверное, возводили одновременно с виллой, он поднимался над землей крепким надежным щитом, прикрывавшим с тыла профессорский дом.
В сад почти не долетали звонки трамваев, визг тормозов и сигналы автомобилей. Городской шум растворялся и угасал по пути к району Вернад, не нарушая здешнего привычного уюта. Но спокойствие, царившее в этой аристократической части города, казалось зыбким и ненадежным. В тишине будто затаилась тревога. С той поры как город захлестнула лавина мышиных вражеских мундиров, Анри уже не верил тишине, более того — опасался ее, ощущая каждой клеточкой тела присутствие опасности. Он хорошо понимал, что спокойствие тихого уголка, в котором внезапно оказался, может оборваться в любой миг, как обрывается натянутая до предела струна.
Галей перешагнул через ручеек, умело обрамленный серым камнем, обошел колючие заросли вьющихся роз и едва не столкнулся с Буардье.
— Извините, месье, я вас разыскиваю, вы нужны профессору. — Садовник показал рукой за кусты сирени. — Вас ждут там, поспешите, месье. — На его загорелом лице нельзя было прочесть ничего, кроме казенно-притворной учтивости.
Пройдя по дорожке в глубь сада, Анри очутился на живописной полянке. Прямо перед ним, на низких пнях, заменявших стулья, сидели профессор Кадиус и молодой светловолосый человек с бородкой. Тот самый, который прошлой ночью так неожиданно появился в обгоревшей одежде в зале со стеклянным куполом.
На круглом столе, вкопанном в землю, стояли бутылки вина и фрукты в корзинке. Профессор наполнял высокие бокалы. Его рука на миг замерла, он пристально посмотрел на Галея.
— Извините, профессор, я не знал, что понадоблюсь вам в такую рань.
Выразительным жестом Кадиус указал на свободный пенек у стола, наполнил третий бокал.
— Вам приказано меня охранять, Галей, и об этом нельзя забывать. Если я нахожусь в саду, вам тоже надлежит быть рядом. Так ведь? Или вы предпочитаете сидеть где-то в кустах незамеченным? Вот так, по-человечески, за столом, все же лучше. И бокал старого бургундского не помешает. За что мы выпьем? — В словах Кадиуса можно было уловить и серьезные нотки, и усмешку, с чем при других обстоятельствах вряд ли смирился бы Галей. Но он промолчал, взял из рук профессора наполненный бокал.
Кадиус перевел взгляд на человека с бородкой.
— Мы выпьем за то, коллега Тронковский, чтобы, поймав жар-птицу, не выпускать ее из рук. За нашу жар-птицу!
Тронковский не притронулся к вину.
— Оставьте, профессор, — с акцентом произнес он. — Если жар-птица с зубами и когтями дракона, то лучше бы ей не появляться на свет.
— Вы слышите, Галей! — воскликнул Кадиус. — Месье Тронковский считает, что порой необходимо отступить от цели, даже если она уже достигнута ценой неимоверных усилий… Мой друг Ян, я вас не узнаю. Вы устали, нервы у вас явно не в порядке, вам необходим отдых, неделька настоящего безмятежного отдыха. Да, да! Ничем иным я не могу объяснить ваше чудовищное заявление.
Тронковский торопливо взял бокал, осушил до дна. Сказал:
— Закончим наш разговор потом.
Анри почувствовал себя лишним за столом, хотел подняться, но рука Кадиуса легла на его плечо. Анри ощутил, что профессор дрожит, но голос его был ровен и спокоен.
— Зачем откладывать на потом? Вы считаете, Ян, что месье Галей посторонний и при нем не следует ворошить наши дела? Святая наивность! Вчера наш уважаемый гость играл роль эдакого простецкого парня, которого вовсе не интересует, чем мы с вами здесь занимаемся. Не верьте, Ян. Подпольная организация не могла доверить нашу охрану человеку, который не имеет понятия о том, что происходит за стенами этого дома. — Профессор кивнул в сторону виллы и выразительно взглянул на Галея. — Не надо маскироваться, месье. Я почти уверен, что если хорошо покопаться в довоенных архивах института, к которому я также имел некоторое отношение, то в списках студентов того чудесного периода наверняка оказалось бы и ваше имя, дорогой Галей. Вы, конечно же, в какой-то степени осведомлены о характере исследований, проводимых в моей лаборатории. Мы работаем втайне от немецких властей, и вам это также известно. Однако ни вы, ни ваши товарищи по организации еще не знаете, какой сюрприз преподнес всем нам коллега Тронковский. Вы слышите? Месье Тронковский пришел к мысли, что мы с ним должны немедленно свернуть работу, уничтожить все, что хотя бы напоминало о ней, и на этом успокоиться. Одним словом, все ликвидировать и замести следы. Если вы, Ян, решили пошутить, то такие шутки неуместны… Слишком велика наша цель.
Тронковский исподлобья взглянул на Галея, зажал бородку в кулаке.
— Профессор, мне не до шуток. И я не расположен повторять свои аргументы сейчас. Но если вы настаиваете… Да, я больше чем убежден надо остановиться. Остановиться, пока не поздно. И все позабыть, все начисто вытравить из памяти, из мозга… Все! Это единственный выход.
— Все забыть — единственный выход! И это говорите вы, молодой физик, коему волей господней было начертано вложить частицу своего разума в раскрытие одной из величайших тайн природы! А знаете ли вы, что ученые всех континентов еще не прикоснулись к этой закрытой странице мироздания даже на уровне научных гипотез?
На щеках профессора появились красные пятна, он говорил совсем тихо, но казалось, вот-вот потеряет контроль над собой. Но это только казалось. Кадиус, видимо, вовремя нажал на внутренние тормоза, спохватился.
— Простите старика, Ян, разволновался… — миролюбиво сказал он. — А все же согласиться с вами не могу, да и не имею права. Проснитесь, юноша, оглянитесь вокруг. Присмотритесь, что происходит в несчастном мире! Варшава, ваш родной город, лежит в развалинах. Улицы моего города осквернены сапогом вандалов. Но если бы только сапог был самой страшной угрозой… Танки, самолеты, пушки Гитлера — еще не самое ужасное из того, что есть и что может быть. Танки можно остановить с помощью танков, против бомбовозов пускают истребители, пушки уничтожаются такими же пушками в артиллерийских дуэлях… Ну а если Гитлеру будет дана в руки сила расщепленного атома? Не только мне, вам тоже, Ян, хорошо известны имена: Гейзенберг, Вейцзекер, Гартек. В институте кайзера Вильгельма, в Гамбурге, в Берлине немецкие физики лихорадочно ведут ядерные исследования уже на уровне практического решения задачи. Не надейтесь, этих людей не остановит заявление Эйнштейна о невозможности высвобождения атомной энергии. Они уже доказали обратное и активно работают на департамент вооружения третьего рейха. Вот вам печальная действительность, мой друг. Нетрудно представить себе ее ужасающие последствия. Скажите мне, что в данный момент сможет противопоставить расчлененная Европа, да и все человечество, безжалостной фашистской военщине? Что? Не прячьте глаза, Ян Тронковский! Единственный реальный способ уничтожить фашистов в их зловонном гнезде — это наши с вами трокады, мое и ваше детище, плод нашей общей изнурительной работы.