Страница 100 из 169
«Как он прав! — обмирала внутренне Джой. — Он словно читает мои мысли!»
— По какому праву ты требуешь от меня ответа? — пыталась она противостоять на словах. — Кто ты такой, наконец?!
— Ты знаешь, — глухо отвечал он.
— Знаю, — тихо смирялась она, ибо была перед богом женой этого человека и совершила непростительный грех, дав обеты другому.
— Вот видишь!.. Что же ты сотворила с собой, Джозефина?
«Но разве ты не покинул меня? — хотела спросить она в свою очередь. — Разве не бросил, как старую тряпку, ради первой попавшейся?..»
И как тогда, в их мансарде на улице Кандотти, язык не повиновался Джой. Взметенные горестной вспышкой расхожие понятия «тряпка», «бросил» и то омерзительное, обидное, что вовсе не отлилось в слово, — все это было чужим, посторонним. Пошлость не смела касаться ее безмерной потери, пятнать грязью ее безжалостно раздавленную мечту. И немота, и подкативший к горлу прилив.
— Что ж ты молчишь, моя родненькая? — всхлипывал он у нее на груди. — Я же так любил тебя!
— Ты? Любил?!
— Если ты видела, что я ошибаюсь, то почему не остановила, почему не вернула меня?
— Почему?
— Да, почему?
— Разве можно хоть что-то вернуть? Или ты не переступил через меня мертвую?
— И ты поверила!
— Как не поверить своим глазам!
— Лучше бы выколола мои! Отчего ты не дождалась меня? Зачем так непоправимо поспешила?
— Я не знаю, как отвечать тебе! — прокричала она сквозь слезы, растопившие смерзшийся в горле ком. — Пожалей меня хоть немножко…
— А ты меня пожалела? Я вернулся и не нашел тебя в нашем доме… Ты думаешь, мне было легко?
— Бедненький…
— Это все, что ты можешь!
— Чего же ты хочешь, скажи?
— Пойдем домой.
— Но у нас с тобой нет больше дома.
— Если есть мы, значит, будет и крыша.
— Но я не одна… теперь, милый.
— Разве ты любишь его?
— Он мой лучший, единственный друг.
— Это только слова. Ты его никогда не любила.
— Что же нам делать, когда все так безнадежно запуталось?.. Ты ведь тоже женат, мой родной?
— Это теперь не имеет значения… Важно только одно: хочешь ли ты, чтоб мы опять были вместе?
— Разве можно зачеркнуть прожитые годы? Вернуться в прошлое, словно в оставленный дом? В нем живут чужие люди. Для нас не осталось там места.
— Наш дом ожидает нас, Джозефина.
— Какой дом, мой бедный Гвидо? Нашу квартирку под крышей заняли другие жильцы. Я видела их однажды.
— Где?
— У самых ворот. Они вышли гулять вместе с детишками.
— Значит, ты приходила на нашу улицу?
— И не раз.
— Я тоже часто приходил туда, надеясь увидеть тебя, Джозефина. И ждал на площади, сидя на ступеньках, где молодые художники рисуют портреты туристов.
— И я там сидела, знаешь, возле того вазона с померанцем, но ни разу не повстречала тебя… Как ты не побоялся прийти сюда, прямо в палатку, мой Гвидо?
— Я знал, что твой муж оставил тебя.
— Он скоро вернется, самое позднее на третий день.
— Не обманывай себя: он никогда не вернется. Дай мне руку, и я уведу тебя отсюда, потому что одна ты погибнешь. Ты не можешь остаться одна, Джозефина.
— Куда ты тянешь меня? Пусти! Мне страшно…
— В наш дом, дорогая, где я так долго томился в одиночестве, поджидая тебя… Но ты не узнала его.
— Ты говоришь о «доме образов»?
— Не знаю, что это значит.
— Но так назвал Томазо амарантовое палаццо, где я нашла… Это правда, что ты ждал меня там, Гвидо?
— Я знал, что ты вернешься в наш дом, Джозефина.
Утром Джой отыскала шерпа, успевшего опустошить четыре деревяшки чанга.
— Я собираюсь проведать тот дом, мистер Темба. Мне надоело целыми днями ждать и томиться от безделья. Хочу немного проветриться.
— Возьмете яков, мадам?
— Предпочитаю оставить их на ваше попечение. Когда вернется мистер Валенти, скажете, где я, договорились?
— Но я не ожидаю мистера Валенти, мадам, я обязан ждать мистера Смита. — Анг Темба включил дисплей времени на калькуляторе. — Еще четыре дня, мадам. На пятое утро я свободен.
— Это все равно, ведь они ушли вместе… Словом, вы знаете, где меня найти.
— Понятно, мадам. При любых обстоятельствах я зайду за вами на обратном пути. Прикажете принести седло?
— Будьте настолько любезны, мистер Темба, — кивнула Джой, погладив подошедшего пегого мула. — А я пойду собираться.
Она сумела выехать часов около десяти и к полудню пересекла границу пустыни, где негде было укрыться и переждать зной. Безоблачное небо и отраженный от покрытого марганцевым загаром щебня жесткий металлический свет сыграли с неопытной наездницей привычную шутку. Несмотря на широкополый «стетсон» и солнцезащитные очки, темнеющие с увеличением освещенности, она еле держалась в седле. Отяжелевшие веки неудержимо слипались, в висках и затылке ощущалась свинцовая ломота.
Заметив одинокую фигуру, отбрасывавшую густую длинную тень, Джой сперва подумала, что это ей только кажется. Зажмурив измученные глаза, она подождала, пока немного померкнут багровые пляшущие круги, и осторожно приоткрыла трепещущие ресницы. Тень не исчезла. Подхлестнув мула, Джой вскоре поравнялась с изможденной старухой, бредущей неведомо куда по раскаленному камню.
Придержав повод, она хотела было о чем-то спросить убогую странницу, но так и не сообразила о чем. Голова гудела, как надтреснутый колокол, и сознание заволакивал вязкий туман. Проехав мимо и почти позабыв о встрече, Джой вдруг резко натянула поводья. Тупой пулей ударила в сердце и мозг убийственная догадка.
Джой поняла, кого неосознанно напомнила ей оборванка в разодранной синей блузе и вытертых джинсах. Это была она сама и в своей же одежде, но разом постаревшая лет на пятьдесят или сорок.
Как та мегера в одной из ячеек безысходного колеса человеческих мук, она тащилась на неведомую живодерню, уподобясь потерявшему всякую память скоту.
Джой долго смотрела вслед уходящему будущему.
«Томазо! Любимый, единственный, — шепнула сквозь сомкнутые губы. — Сколь многое ты приоткрыл для меня… Жаль только, поздно. Прости».
Не только разумом — всем существом своим она поняла страшную истину: в этой долине не было смерти для тех, кто боялся умереть.
Обследовав систему гротов, Макдональд убедился, что попал в ловушку. С обычным при ясной погоде усилением снеготаяния вода в реке поднялась и залила нижние галереи. Теперь, чтобы одолеть встречный напор и добраться до входа, требовался по меньшей мере моторный бот, а не резиновая галоша. При известном усилии выбраться из пещеры можно было только по потолку, подобно мухе или какой-нибудь ящерице. Макдональд зажег факел и придирчиво осмотрел сочащийся влагой сталактитовый свод. Работа предстояла немалая. Чтобы надежно забить скальные крюки, необходимо было расчистить хрупкие карстовые натеки. И все это должен совершить Макдональд своими собственными руками. После случая с резиновой лодкой не следовало полагаться на «игру ума». Одно дело нарисовать в голове алмаз — чистое вещество с простой структурой, другое — тот же синтетический каучук, точной формулы которого не помнил даже дипломированный химик Смит. Ткани, канаты и прочие полимерные материалы, прочность которых роковым образом зависела от ничтожных дефектов структуры, отпадали поэтому напрочь. Вспомнив случай с веслом, Макдональд вынужден был отвергнуть и сплавы. Он едва ли знал достаточно хорошо их кристаллическое строение и элементарный состав. Получалось, что в помощь себе ему нельзя было построить не то что машины, но даже простейший аппарат вроде дельтаплана или, допустим, воздушного шара, которому можно без опаски доверить собственную жизнь. Ведь как там ни мудри, а между тонущей лодкой и стремительно падающим стратостатом есть некоторая разница. Особенно жаль было расстаться с идеей дельтаплана. Но Макдональд, хоть убей, не мог припомнить ни единого параметра. Даже угла атаки он не знал, хоть и склонялся к ста десяти градусам. Ничего мало-мальски стоящего на таких основах, разумеется, не создашь. От мысли воспользоваться выходом, ведущим к площадке, с тем чтобы перемахнуть затем через хребет, пришлось отказаться.