Страница 3 из 13
— На табак нет.
— Это хорошо. Плохо, что ты психиатрию совсем не знаешь.
Дима поднялся, мысленно ругая себя за то, что сорвался в такую даль. И почему это заведующий интенсивной терапией решил, что ему подойдет психиатрия? Сам Дима об этой специальности никогда даже не думал.
— Я, наверное, пойду…
Старый Лев рявкнул:
— Сядь!
Дима молча сел на свое место. Преображенов вытащил из пачки очередную тонкую сигарету, снова прикурил.
— А мне вот интересно, вот такая с тобой приключилась история… — Он прикрыл глаза и помахал возле рта мягкой, толстой лапой, прогоняя дым, — вот если не в психиатрию, то тогда куда тебе еще можно податься? На какую работу?
— В диагностику, — сказал Дима.
Он уже заранее выяснил, что если психиатрия не подойдет, то еще можно пойти поучиться на врача УЗИ, или на рентгенолога, или, на худой конец, на эндокринолога. Проблема была в том, что никакая из этих специальностей, включая, впрочем, и психиатрию, совершенно Диму не интересовала.
— Ну да, — сказал Александр Борисович. — Я сразу не сообразил. Ладно. Пиши заявление о приеме на работу, оформляйся в отделе кадров — и вперед! В семнадцатое отделение. Пока на год. Там у нас работает одна очень умная дама. Альфия Ахадовна Левашова. Думаю, ей не помешает помощник. Она-то тебя всему и научит.
Дима опешил, настолько неожиданным показалось ему это внезапное завершение разговора, но только спросил:
— Она одна работает на все отделение? Сколько же у нее коек?
— Шестьдесят, — пожал плечами Александр Борисович. — На три ставки. Знаю, что в хирургии так не бывает. А у нас бывает. Но ты из-за ставок не волнуйся. Альфия с тобой поделится. Я ей позвоню. Иди пока, оформляйся.
И когда Дима, не понимая, благодарить ему главного врача или, наоборот, отказаться от его предложения, с растерянным видом пошел к двери, его догнал последний вопрос Старого Льва.
— А ты вообще где живешь?
— На Соколе.
— Дима не очень-то понимал, зачем это нужно знать главному врачу.
— У метро «Сокол»? На Ленинградском проспекте?
— Ну да.
— Один или с родителями?
— Пока с родителями.
— Далековато тебе будет на работу каждый день добираться. Как будешь ездить? На электричке? Или своя машина имеется?
— Машины у меня нет.
— А сейчас на чем приехал?
— На больничном автобусе.
— А-а, значит, знаешь, что такой существует, — удовлетворенно хмыкнул Преображенов.
— Я в Интернете нашел информацию, когда читал о вашей больнице.
В глазах Преображенова засветились хитрые огоньки.
— А там не написано, что этот автобус — наш больничный раритет? Знаешь, как он называется?
— Не знаю, он очень старый. Марку даже не разглядеть.
— Да я не про марку. При чем тут марка? Этот автобус лично я сохранил. Еще двадцать лет назад, когда больницу принимал. Не позволил ему на запчасти развалиться. Просто так, ради памяти. Можно было новый купить, но ведь я на нем еще студентом сюда ездил…
Диме сразу вспомнилась дикая жара, продавленное автобусное кресло, медленно движущийся за окном подмосковный пейзаж и синие глаза незнакомки в странной близости от его лица: «Красная Шапочка уходит ровно в восемь. Опаздывать ни-з-зя-а-а!»
Преображенов явно ждал от Димы какой-то реакции, но Дима молчал. На лице главного врача отразилось разочарование, он вяло махнул Диме своей мягкой лапой:
— Ладно, иди.
И вдруг Дима, сам не зная почему, точь-в-точь повторил услышанные от дамы слова, будто это был пароль, приобщавший его к членству в таинственной секте:
— «Красная Шапочка уходит ровно в восемь. Опаздывать низ-зя-а-а!»
И главный врач взглянул на него помолодевшими глазами:
— Постой. У меня в общежитии для медсестер комната освободилась. Прямо на территории больницы. Я так понимаю, дома тебе делать все равно нечего, а если здесь поселишься, я тебе ставку дежуранта подкину. И опыт будешь скорее нарабатывать, и дежурить сможешь прямо на дому. Согласен?
— Спасибо. — Дима даже растерялся от такого щедрого предложения.
— Так согласен?
— Конечно, согласен.
Как ни неожиданно это все свалилось ему на голову, Сурин решил: чем черт не шутит, все равно две ставки лучше, чем одна. И своя комната при больнице ему тоже совсем не помешает.
Альфия
Помахивая сумкой, Альфия легко пошла в направлении своего кабинета. Дима встал. Альфия на него даже не взглянула, хотя он голову мог бы дать на отсечение, что видела она превосходно.
Неизвестно откуда в холле снова материализовалась Сова.
— Ну вот чего, Владимир Михайлович, дверь настежь растворили! Сквозняк! — сказала она загорелому тяжеловесу Картошке, как окрестил его Дима. Картошка все еще стоял в проеме двери и смотрел вслед Альфие, пока та не скрылась в своем кабинете.
— Ой, Нинель, уймись! — цыкнула мимоходом в ее сторону Альфия.
Сова умерила недовольство, но ворчать не перестала.
— Я уж за обедом скоро буду больных посылать, а вас все нет! К тому же люди вас тут дожидаются! — Она выразительно кивнула в сторону Димы, решительно подошла к Картошке и стала выпихивать его на лестницу.
— И-эх, кобели! На работе-то надо работать!
— Что это такое? Хватит меня щекотать! — Картошка шутя ухватился обеими руками за дверной косяк. — При такой жаре, наоборот, помещение нужно как можно чаще проветривать! А то у вас тут задохнуться можно. Мышами воняет, как в склепе могильном! — Картошка изловчился и ущипнул Сову за живот.
— Всегда найдете, что хорошее на прощание сказать! — Сова с силой вытолкнула Картошку наружу и захлопнула за ним дверь.
Дима наблюдал за их играми с растерянной улыбкой. Сова проскользнула в кабинет заведующей и о чем-то жарко заговорила.
— Ну, хватит меня воспитывать. — Альфия появилась в холле уже в белоснежном наглаженном халате. — Кто же тут меня дожидается? — В глазах ее, будто пламя газовой горелки, переливался огонь. Она даже виду не подала, что помнит их совместную поездку в автобусе.
— По странному совпадению — я, — сказал Дима внезапно охрипшим голосом и сделал шаг навстречу.
И тут пустынный холл разом наполнился звуками. Как крышка диковинной табакерки, распахнулось окошко в торцевой двери, и чья-то кудрявая физиономия с по-клоунски нарумяненными щеками высунулась из него и заверещала:
— Дежурные с кастрюлями на выход! За обедо-о-м!
И уже раскрылась сама внутренняя дверь, выпуская больных. В холл выкатились четыре тетки в разноцветных одеждах — в цветастых халатах, в разношенных трениках, в дешевых кофтах с растянутыми рукавами. Две передних несли на весу, боком, будто барабаны, огромные пустые кастрюли и в такт хлопали крышками. Вторая пара, группа сопровождения, обмахивалась ситцевыми наволочками, приспособленными вместо мешков для переноски хлеба.
— У-ух, какая жара этим летом! — томно протянула одна из дам, скосив на Диму веселые голубые глаза. Он оторопело отпрянул назад.
— Не приставай к мужчине, Хохлакова! — строго велела Альфия. — Это твой новый доктор.
«Значит, главный врач Альфие уже позвонил», — подумал Сурин.
— Ура! Какой хорошенький! — сказала Хохлакова и со счастливым видом до самой входной двери все оглядывалась на Диму, прицокивая огромным языком, не помещавшимся во рту.
И в этот момент торцовая дверь с окошком еще раз открылась и выпустила в холл новую больную. В узеньком сарафанчике, в черных кожаных тапочках, с двумя косичками на прямой пробор, прикрытых треугольником шелковой косынки, изящная девушка шла, ступая по-балетному, будто летела, слегка откинув назад руки. Глаза ее были широко раскрыты и глядели вперед, туда, где она видела что-то очень хорошее, доступное и понятное ей одной.
— Настя! Опять в мечтах? — окликнула девушку Альфия.
— Нет, Альфия Ахадовна. — Девушка будто запнулась на полном ходу. — Я в полном порядке. Иду за обедом. Вместе со всеми.
Дима при виде Насти замер.