Страница 7 из 62
Аларик долго сидел в Галерее Скорбей, прежде чем к нему пришел капеллан Дурендин.
— Юстикар, — сказал Дурендин, — великие магистры говорили со мной о Хаэронее. Твоя вера подверглась суровому испытанию.
— Да, это так, — ответил Аларик. Он сидел на капители рухнувшей колонны — символе былого великолепия галереи.
— Славный денек, — заметил Дурендин, указывая на величественное небо Титана, в котором парил одинокий диск Сатурна в окружении колец. — Я посижу с тобой немножко, если ты не против.
Галерея Скорбей располагалась прямо под открытым небом, атмосфера удерживалась в ней невидимыми электромагнитными полями, и Аларик, придя в это место, с его обветшалой красотой, словно предстал перед взором великого ока галактики. Император был частью его, вечно испытывая души каждого из своих слуг. Под этим взглядом Аларик чувствовал себя нагим и беззащитным.
— Я думаю, дело не только в Хаэронее, есть еще что-то.
— И поэтому ты пришел сюда, — просто ответил Дурендин, — чтобы побыть наедине со своими мыслями, вдали от обрядов над оружием и боевых гимнов, и раз уж вышло, что рядом оказался капеллан, с которым ты можешь поделиться своими мыслями, так тому и быть.
Аларик улыбнулся:
— Вы очень проницательны, капеллан.
— Просто Императору угодно использовать меня именно таким образом, — ответил Дурендин.
Космодесантником мог стать лишь неординарный человек, но чтобы стать капелланом, нужно было быть исключительной личностью. Капеллан Серых Рыцарей был удивительным человеком, и в ордене было очень мало таких, как он. Он призван был духовно окормлять воинов, сражающихся с наиболее ужасным противником. Его паства вглядывалась в варп и слушала нашептывания демонов, и все же, благодаря ему и тем, кто был до него, ни один Серый Рыцарь ни разу не поддался искушению врага.
— Хаэронея — часть этого, безусловно, но это тревожило меня и прежде, с тех пор, когда Лигейя…
Инквизитор Лигейя была самым храбрым человеком из всех, когда-либо встреченных Алариком. В память о ней на его личной геральдической эмблеме появилась лучистая звезда. Из-за козней демон-принца Гаргатулота она лишилась рассудка, но сохранила неоскверненной достаточную часть разума, чтобы передать Аларику знания, необходимые для победы над демоном. Из-за безумия Ордо Маллеус обрек ее на смерть.
— Люди, подобные инквизитору Лигейе, всегда будут погибать, — сказал Дурендин. — Так было до Великого крестового похода, так будет и когда нас с тобой не станет. Главное — помнить, что это жертвы во благо всего человечества. Ты считаешь, она погибла напрасно?
— Нет, капеллан, вовсе нет.
— Значит, эта галактика кажется тебе слишком жестокой?
— Вы же знаете, что, не будь я способен выдержать то, что порой приходится видеть, меня вообще не избрали бы даже для подготовки, — ответил Аларик резче, чем следовало. — Просто у меня такое чувство, что… что нам так много еще нужно сделать, и я имею в виду не сражения. Я знаю, что сражениям не будет конца, но наша борьба — это гораздо больше, чем встречать демонов огнем и мечом. Я увидел проблески… реальностей, стоящих за всем этим. Не могу выкинуть из головы слова Разрушителя. Гаргатулот сплетал воедино пространство и время, чтобы породить события, позволившие ему вернуться, и мы были частью этого. Разумеется, я буду сражаться до конца своих дней, но враг — это не только тела, которые надо уничтожать. Это идея, быть может, это даже часть нас самих. Мне хотелось бы понять ее, но я знаю, что никто не может понять Хаос, не подвергнувшись порче.
— Значит, ты не думаешь, что наша борьба напрасна?
— Нет, капеллан. Как это возможно, если я видел последствия демонической порчи? Но наши сражения — лишь половина битвы, и я не уверен, возможна ли победа в другой половине…
Дурендин опустил взгляд на свои руки в латных перчатках. Он сам был не чужд боя, и его доспехи из голубовато-серого сплава с черной отделкой — знак капеллана — служили не только для парада.
— Эти руки, — сказал он, — сражались, когда тебя, юстикар, еще не было на свете, и я ни на миг не усомнился, что это и есть истинная и праведная цель всякого человеческого существа. Однако верно и то, что ты говоришь. Демоны — лишь одно из проявлений врага, и их жестокость — лишь одно из оружий варпа. Инквизиция борется с кознями Хаоса, так же как мы боремся с его солдатами. Ты не согласен?
— Скольких инквизиторов мы потеряли? — отозвался Аларик. — Хоть и не следовало бы об этом говорить, Валинов был далеко не единственным ренегатом в священных ордосах, и он так долго таился от нас. Сколько еще еретиков носят инсигнию инквизитора? Сколько их в крепости на Энцеладе? Сколько отдают приказы Серым Рыцарям? Я знаю, что это не нашего ума дело, думать — работа инквизиторов, но как мы можем доверять им, если они столь глубоко погружаются в изучение порчи?
Дурендин вздохнул. Он был стар, и порой, как сейчас, Аларик видел на нем тень прожитых лет.
— Я проводил Серых Рыцарей через бесчисленные испытания духа, которые насылал на них Хаос. Ты не первый усомнившийся, Аларик, и уж точно не первый, у кого мелькают мысли о тщете усилий Инквизиции.
— Они не тщетны, — возразил Аларик, — но я чувствую, что потерплю поражение, если не буду делать больше. Демон — это симптом, а не болезнь. Я хочу быть частью лечения.
— Я чувствовал то же, что и ты, — отозвался Дурендин. — Беседовал со своими боевыми братьями, и с великими магистрами, и с самыми учеными инквизиторами. Ни у кого из них не было ответа. В конце концов я отыскал ответ сам.
— Какой?
— Ты сам найдешь его. Я слышал, ты направляешься к Оку Ужаса.
— Да, когда мое отделение получит подкрепление.
— Хорошо. Это и есть твой ответ. Злодеяния Врага внутри Ока безграничны, и лишь люди, подобные нам, могут остановить его. Подумай об этом. В миг сомнений Император посылает тебя в самое кровавое из сражений Империума. Это не случайное совпадение. Отдайся всецело этим битвам. Узри демона и безжалостно убей его. Стань свидетелем поражения и бегства сил Хаоса. Одержи эти победы и погрузись в них с головой. Пусть победа заслонит все остальное. Ощути ее триумф. И тогда сомнения исчезнут.
— Вам помогло это?
— Помогло, юстикар. Враг совершил роковую ошибку, напав на нас. Люди, подобные тебе, накажут его за эту ошибку. Это я тебе обещаю, Аларик. В Оке Ужаса ты обретешь цельность.
— Благодарю, капеллан, — сказал Аларик. — Мне нужно вернуться к своему отделению. У нас два новичка, и перед отбытием мы должны помолиться вместе.
— Это хорошо, — отозвался Дурендин. — Твои люди скоро узрят Око, и их души нуждаются в наставлениях. — Капеллан взглянул на Сатурн, темно-синий, в полосках бурь. Под ним виднелась линия горизонта Титана, неровная зубчатая полоска тьмы. Весь Титан был превращен в единую сложную крепость, поверхность спутника рассекли глубокие каньоны и склепы, но многие части этой крепости, подобно Галерее Скорбей, разрушились и были почти заброшены. — Я немного поразмышляю здесь. Примерно через час заход Сатурна. Это зрелище способствует размышлениям.
— Тогда до скорой встречи, капеллан.
— До встречи, юстикар.
Аларик поднялся. Путь вниз, через полуразрушенную крепость за галереей, неблизкий, и у него будет достаточно времени подумать над советом капеллана.
— Юстикар? — окликнул Дурендин.
— Да?
— Ты не умер.
— Рад это слышать.
— Хотя тебе может так показаться, когда очнешься.
— Наш разговор окончился не так.
Дурендин улыбнулся:
— Да, не так, но ведь я же на самом деле не здесь. Наверно, я где-то там, в Оке. Возможно, я даже уже мертв. Важно, что ты жив и можешь что-то сделать даже в той ситуации, в которой оказался.
— И что же дальше? — спросил Аларик.
— На это я ответить не могу, Аларик. В конце концов, я ведь даже не здесь. Однако мне сдается, что твое положение не из лучших.
Галерея Скорбей взорвалась болью.