Зеркало любви

– Ну что ты говоришь! – подосадовала Маша. – Что ты говоришь! Это я не доказала ему своей любви.

– Машенька. – Лида потрясла подругу за руку. – Машенька, проснись, опомнись! Как это не доказала? Ты написала ему письмо, ты жертвовала репутацией. Ведь если переписка ваша откроется, то ты погибла. И он знает это, и все же сомневается. Да полно, любит ли он тебя?

– Любит! Я знаю, что любит! – крикнула Маша. – А вот ты, видно, завидуешь мне, раз так говоришь!

– О-о!… Вот уж до чего дошло. Ну раз так, то я, пожалуй, пойду. Думай тут, что хочешь, и страдай над своим письмом. Я тебе слова больше не скажу, – всерьез обиделась Лида.

– Ну прости… Это я сгоряча, – повинилась Маша.

– Сгоряча, не сгоряча… Я пойду, я совсем замерзла. – При этих словах Лида отвернулась от приятельницы и пошла к дому. – Достаточно я наслушалась на сегодня глупостей, – бормотала она себе под нос. – Хватит! Хочет с ума сходить да жизнь свою губить, так и пожалуйста… Вольному воля!

Подходя к дому, Лида заметила Никиту, который спешивался с коня у крыльца. Тут же она увидела и Михаила Федоровича, который только что вернулся с Дмитрием домой. А они с Машей и не заметили! Хозяин дома радостно приветствовал гостя, а Лида наблюдала их, притаившись за поворотом.

– Глупо будет мне позволить Маше так испортить все дело… Ах, какой жених князь Никита! – мечтательно прибавила она. – Везет же этой дурочке…

8

– Дорогой гость! – Михаил Федорович радостно обнял Никиту. – Вот радость-то! С чем пожаловали?

Никита ответил на приветствия Глебова, пожал руку Дмитрия и ответил:

– Если позволите, Михаил Федорович, я приехал повидаться с Марией Михайловной.

– Дело, дело говоришь! – обрадовался Глебов. – А я заметил, еще там, в доме губернатора, ты большой мастер! Расшевелил девицу разговорил! Вон она как сначала, все молчком, да молчком, а потом – нате вам – разошлась!

– Батюшка, – Дмитрий смутился этими отцовскими словами.

– А что? Никита Александрович почти что родня нам, чего стесняться?

Никита рассмеялся:

– Так вы уж нас и благословили?

– А как же, мой мальчик! Пройдем, пройдем в дом. Маша, верно, там.

– Добрый день, Михаил Федорович! – Лида решила, что настал подходящий момент и ей вступить в разговор.

– Лидия Петровна? Вы ли это? А отчего на улице? Холод-то какой! – Михаил Федорович с удовольствием приветствовал подругу своей дочери.

– Мы с Машенькой гуляли, – ответила ему, улыбнувшись, Лида.

– Это дельно. Не замерзли?

– Вовсе нет. Но я уже устала, а Маша еще в парке… Одна, – прибавила девушка.

– Вот вам и случай, Никита Александрович, – наклонился Глебов к князю, – ступайте в парк и побудьте немного… наедине с невестой.

– С удовольствием исполню ваше приказание, – ответил ему Никита тихо.

Лида улыбнулась и направилась к дому. За ней следом пошли оба Глебовы. Князь же направился в парк.

Он сразу увидел девушку. Та в глубокой задумчивости стояла совсем недалеко от дома. Никита Александрович направился к ней, но она не заметила его. И только когда он поприветствовал ее, вздрогнула и подняла голову.

– Вы? – изумилась Маша.

Только что она думала о нем! Нет, не о нем, конечно, об Алексее. Но где были мысли об Алексее, там были мысли и о его «сопернике».

– Вы позволите мне пройтись с вами? – спросил ее князь Никита.

– Я хотела уже вернуться, – начала было Машенька, но потом, вдруг передумав, сказала: – Впрочем, я не против продлить прогулку.

Молодые люди двинулись вдоль по парковой дорожке, обрамленной липами. Липы замечательно цвели в мае, издавая сильный медовый дух. Потом все лето их зелень радовала глаз, а осенью желтая листва устилала парковую аллею. Теперь же вокруг был снег, а липы стояли совершенно черные, с голыми ветвями. Весь их вид сегодня вызывал в девушке уныние. Виноваты, верно, были не липы, а ее настроение, но ей казалось, что это именно печальные деревья вызывают в ней такое дурное расположение духа.

– Прекрасная аллея, – заметил князь. – Верно, летом здесь чудесная тень.

– Да, здесь хорошо в жаркие дни, – ответила Маша.

– У вашего батюшки большой парк, – продолжал Никита. – А что там дальше?

– Здесь все сплошь обычные деревья… Папеньке нравится, когда все свободно, как в лесу, растет. Он уверяет, что это английский парк, – сказала Маша. – Но братец в прошлый свой приезд посетовал, и тогда папенька велел с другой стороны дома сделать ровные дорожки, куртины, постричь кусты… Все на французский манер… А вы как предпочитаете?

Никита Александрович пожал плечами:

– Я долго жил за границей и, признаться, мне всегда по душе были английские парки. Они близки природе, но вместе с тем в них все исключительно удачно продумано. Здесь же у нас все не парк, а сад. Отец предпочитает, чтобы ото всего была польза. Если уж держать у дома деревья, то пусть это непременно будут яблони или груши. У него, надо сказать, – прибавил князь, – прекрасный яблоневый сад здесь, в имении.

– Весною там, должно быть, прекрасно все цветет… Все белое…

– У вас будет возможность подробно осмотреть весной наш сад, – сказал Никита без всякого умысла.

При этих словах Маша резко остановилась и посмотрела на молодого человека.

– Отчего бы у меня появилась такая возможность? – с вызовом спросила она. – У меня нету и желания смотреть на ваш сад! – резко и почти грубо прибавила Маша, особо выделив слово «ваш».

Этот ответ должен был вызвать возмущение молодого человека и оттолкнуть его от Маши, но Никита даже не дрогнул. Он посмотрел Маше прямо в глаза и произнес:

– Нам надобно объясниться, Мария Михайловна.

– Не вижу надобности, – ответила Маша.

Она уже испугалась своих слов, но еще более ее поразил решительный вид князя и его прямое и откровенное заявление.

– Все же я должен вам сказать кое-что… Я люблю вас, и не буду более этого скрывать.

При этих словах Маша замерла. Она думала, что он начнет говорить о том, что они жених и невеста, что скоро их свадьба и он намерен все исполнить так, как желают его и ее отцы. Но он сказал… Он сказал…

– Я люблю вас, – повторил Никита. – Что бы мне еще прибавить? – сказал он вполголоса.

– Не говорите! – воскликнула Маша. – Молчите! Я не желаю этого слушать… Это… это…

– Что же? – Никита разозлился. На лице девушки он прочел и недоумение, и огорчение, и много разных чувств. Не увидел он только одного – любви или хотя бы симпатии. Он схватил Машу за руки и продолжил: – Почему вы не желаете слушать меня? Разве оттого, что вы меня ненавидите? Я причинил вам какое-нибудь зло?

Вид у него был такой непреклонный и суровый, он совершенно серьезно задавал ей эти вопросы и, видимо, ждал ответа. Маша чувствовала жар и крепость его рук, она даже испугалась немного и сказала:

– Нет, вы ничего дурного мне не сделали, вы даже спасли мне жизнь, но… Но, – она выдернула свои руки из его ладоней, – это не причина заставлять меня слушать здесь ваши… ваши…

– Что «мои»? Ну продолжайте же!

– Ваши глупости! – выкрикнула девушка.

– Глупости? – Он так разозлился, что даже на некоторое время растерялся и не знал, что сказать.

– Вы говорите глупости? – воскликнул он. – Что же глупого в том, что я сказал? В том, что я люблю вас? Или вы считаете себя настолько недостойной подобных чувств, – коварно прибавил он, – что кто бы в вас ни влюбился, тот уже и глуп?

– Что за вздор! Конечно, нет…

– Так, – внезапно успокоившись, сказал Никита. – Стало быть, кто другой в вас влюбится, так он и умник, а я, значит, нет… Интересно почему? – Он будто размышлял вслух. – Может, есть тому причина? – Он смотрел на нее и видел, как она заливается краской, как опускает глаза под его пристальным взглядом. – Может, кто-то уже влюблен в вас, а вы…

– Перестаньте… – шепнула Маша и закрыла лицо руками.

Ей было мучительно стыдно, что этот человек сейчас произнесет те слова, которые все сразу сделают явным.