Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 71

«Грузия» везла долгожданное пополнение – маршевые батальоны и пятьсот тонн снарядов, не считая других важных грузов.

Петров вместе с начальником штаба Крыловым из штольни, в которой находился штаб армии, поднялся на вершину крутого холма. Сверху открывался вид на город и бухту. В предрассветных сумерках город тонул в черном дыму, сквозь который прорвались яркие всплески огненных языков. На стороне Северной бухты с обоих берегов не смолкала артиллерийская канонада, и торопливые всплески выстрелов на короткие мгновения озаряли, выхватывали из темноты силуэты полуразрушенных зданий, кроны деревьев, мачты затонувших кораблей…

– Идет! – не скрывая радости, произнес Николай Иванович. – Уже миновала Константиновский равелин!

Иван Ефимович тоже увидел знакомый высокий многопалубный силуэт судна. «Грузия» вошла в Южную бухту в сопровождении военных кораблей и под охранением истребителей, которые кружили над транспортом, отгоняя прилетевших немецких коршунов. Командующий, затаив дыхание, следил за приближавшимся транспортом. С северного берега Северной бухты стали палить пушки, и вокруг «Грузии» начали вздыматься водяные фонтаны от разрывов снарядов и бомб. Вражеские летчики, как осы над медом, кружили и сыпали бомбы.

В порту уже начали поднимать дымовую завесу, чтобы прикрыть разгрузку транспорта, когда один из юнкерсов, прорвавшись через барраж наших «ястребков», круживших над рейдом, хищно спикировал на «Грузию». Две крупные бомбы попали в цель…На корабле вспыхнул пожар, пламя озарило Южную бухту, и красавица «Грузия» огромным ярким костром стала быстро уходить под воду…

Гибель корабля всегда трагична, тем более, когда гибель происходит почти у берега, когда позади остались сотни миль опасного морского пути и причал совсем близко. Петров и Крылов стояли рядом, один молча закусил губу, а второй сжал кулаки. В Севастополе, осажденном и горящем городе, среди тысяч смертей подобные случаи неизбежны, и в то же время оба воспринимали гибель корабля с щемящей болью в сердце, ибо то была не обычная смерть транспорта, а гибель надежды… Никогда прежде Севастополь не нуждался в поддержке с Большой земли, как в эти дни!

Большинство бойцов маршевых батальонов, уже находившихся на палубе, спаслись вплавь, добрались до берега. А пятьсот тонн долгожданных снарядов, уже распределенных заранее, расписанных по артиллерийским полкам, и многое другое, насущное, необходимое, пошло на дно.

Невосполнимой была и потеря самого транспорта, третьего корабля за двое суток. На подходе к берегам Крыма в море немецкие бомбардировщики обнаружили, разбомбили и потопили крупный транспорт, который вез тысячи тонн солярки и бензина. Эта же участь постигла и эсминец «Свободный».

– Товарищ генерал!

Петров обернулся. К ним по тропе поднимался дежурный офицер штаба.

– Получена телефонограмма из флагманского КП!

– Читай!

– Командующему, члену Военного Совета и начальнику штаба срочно прибыть на флагманский КП!

Член Военного Совета армии находился на передовой, у генерала Новикова, в первом секторе. Там румыны и немцы устроили психическую атаку. После бомбежки и долгой артиллерийской канонады, под грохот барабанов пошли в атаку. В полный рост длинные шеренги горных стрелков, одетых в светло-зеленые мундиры, как морские волны, накатывались на окопы и укрепления полка Рубцова, видимо, вполне уверенные, что артиллерийский налет и бомбежка смели и уничтожили все живое…Но шквальный огонь моряков и пограничников спутал и разметал стройные шеренги…

– Надо ехать, – сказал Петров.





Солнце, вынырнув из-за горизонта моря, осветило начало нового летнего дня, очередного дня жестокого сражения. Штабная потрепанная машина, в которой ехали Петров и Круглов, с трудом продвигалась по улицам, засыпанным обломками разрушенных зданий, многочисленных, больших и малых ям и воронок от разорвавшихся снарядов и бомб. Груды камней громоздились на месте старинных проспектов. Густым серым туманом стлался удушливый едкий дым. И жара. Казалось, что не столько южное солнце, а горящие здания, пламя пожарищ раскалили землю, накалили воздух. Нет больше различий между передним краем и тылом. На улицы города падают снаряды и бомбы.

Флагманский командный пункт был надежно укрыт и защищен, но он не имел запасного выхода в город из штольни. Никто не предполагал, что и этот берег Южной бухты окажется под обстрелом. Петров и Крылов последнюю сотню метров одолевали короткими перебежками и ползком. Войдя в штольню, оба грустно переглянулись, отряхнулись.

После улиц города, окутанных смрадом удушливого дыма, где все тонуло в грохоте взрывов, свисте осколков, гуле и надсадном вое моторов пикировавших бомбардировщиков, оглушила невероятная тишина подземных помещений флагманского командного пункта. Чистота, порядок, как на корабле. Ярко светили электрические лампочки под потолком. Чинно, неторопливо, но сноровисто и деловито двигались по штольне чистенькие, в отглаженной черной форме флотские офицеры штаба, отдавая генералам положенные приветствия. Штаб флота работал, как хорошо отлаженный механизм.

Адмирал Октябрьский, чем-то раздраженный, нервно ходил по кабинету, диктуя очередной приказ. Увидев вошедших Петрова и Крылова, кивком головы поприветствовал их и жестом руки указал на стулья у стола.

– Присаживайтесь, – и повернулся к молодому капитан-лейтенанту, заканчивая слова приказа.

На широком столе оперативная карта Севастополя, испещренная красными и черными знаками, стрелами, и морская карта с нанесенными на ней особыми знаками. Закончив диктовать, адмирал подошел к столу.

– Положение хреновое, и что на рассвете в бухте фрицы затопили «Грузию», надеюсь, вам известно, – в голосе Октябрьского чувствовалось сдерживаемое раздражение, – и я вызвал вас, чтобы поставить в известность. Не могу я каждые два дня терять по три корабля! Не могу! Прав не имею! Я принял решение, что отныне надводные транспортные корабли в Севастополь ходить не будут! Не будут! Баста! Для питания Севастополя флот будет использовать только одни подводные лодки!

– Только подводные лодки? – Петров и Крылов недоуменно переглянулись, понимая, какая новая трудность нависает над полками и дивизиями.

– Да! Подводные лодки! – Своим приказным тоном адмирал как бы подчеркивал, что именно он является здесь главным начальником и СОРа – Севастопольского оборонительного района, и Черноморского флота, потому ему и решать. – Будут задействованы все исправные подводные лодки. И перевозить они будут кроме снарядов только пищевые концентраты, сухари и медикаменты!

Иван Ефимович почувствовал, как жар полыхнул по его щекам и шее, нагревая их изнутри. Такое решение адмирала ставит армию в еще более тяжелое положение, и, естественно, все будущие неудачи сваливает на его, Петрова, плечи. Мучительно было сознавать, что героически сражавшуюся пехоту не в состоянии поддержать наша артиллерия. Орудий много, а со снарядами стало совсем туго. На каждую пушку считанные единицы. Зенитных почти не осталось, а тяжелых снарядов в запасе ни одного. Петрову хотелось ответить самоуверенному и, конечно, достойному морскому начальнику, старшему по должности и по годам, но нужных и острых слов не находилось, и Иван Ефимович беспомощно развел руками.

– Но этого будет явно недостаточно! Я имею в виду в первую очередь снабжение снарядами.

И Петров стал, загибая пальцы на руках, перечислять батареи, которые не отступили, которые погибли только по той причине, что у них кончились снаряды, и артиллеристы защищали свои позиции, отбивались, как пехотинцы, держались до последнего. А краснофлотцы 8‑й бригады, когда закончились снаряды, а потом патроны и гранаты, удерживали высоту тем, что забрасывали крупными камнями гитлеровцев, пытавшихся штурмовать высоту.

– На 30‑й батарее, когда закончились снаряды, стреляли одним порохом, холостыми зарядами и выплески огня несли смерть тем, кто осмелился приблизиться к батарее.

– Сегодня утром из Новороссийска вышли лидер «Ташкент» и эсминец «Безупречный», – быстро произнес адмирал, останавливая перечисления Петрова. – Они доставят маршевое пополнение и снаряды, и, разгрузившись, этой же ночью должны под покровом темноты уходить обратно!