Страница 48 из 71
Из Керчи через Новороссийск, морем на подводной лодке, доставившей боеприпасы, прибыл дивизионный комиссар Чухнов Иван Филиппович. Обычно жизнерадостный, а в сложных ситуациях решительный, спокойный и вдумчивый, Чухнов выглядел как-то непривычно расстроенным, хотя всячески скрывал свое состояние. Он сообщил, что в Керчи находится Мехлис, начальник Главного политического управления, личный представитель Ставки Верховного командования.
– Войск и техники там много, особенно танков, в том числе и тяжелых КВ. По всему видно, что идет подготовка к большому наступлению трех армий Крымского фронта, – и добавил, что штаб фронта похож «на растревоженный улей».
– А как восприняли наше предостережение, что по суммированным разведывательным данным немцы перебрасывают войска на Керченский полуостров и готовят удар? – спросил Ковтун, начальник оперативного отдела.
– Весьма недоверчиво!
И рассказал, что Мехлис только усмехнулся:
– У Манштейна силенок не хватит! По всем показателям мы их превосходим, – и уверенно добавил: – В начале мая фронт перейдет в решительное наступление, и Крым будет освобожден. В скором времени мы с вами встретимся в Симферополе!
Чухнов привез приказ командующего Крымским фронтом, в котором Приморской армии была поставлена задача: «Стойко оборонять Севастополь, сковывая силы противника, не давая ему уводить их к Керчи, и в то же время быть готовыми перейти в наступление. Если враг начнет отходить, то преследовать его незамедлительно!»
– Мехлис передал устное указание: держать одну дивизию, а лучше и две, в резерве для будущих наступательных действий.
– А где взять их, если каждый батальон у нас на счету? – сказал начальник штаба.
– А как там ведут себя немцы? – спросил Петров.
– На фронте сейчас ничего особенного, кажется, не происходит, – ответил Чухнов, – но на город сильные налеты авиации. Сам чуть не попал под бомбежку. У нас, в Севастополе, вроде потише.
Вечером, за ужином, в узком кругу открыли бутылку крымского вина, и Петров спросил напрямую:
– Выкладывай, что тебя взволновало в Керчи!
И Чухнов рассказал, что в штабе фронта душная и тревожная обстановка. Он находится в постоянном возбуждении, как растревоженный улей. Командиры дивизий, полков избегают посещать штаб, особенно попадаться на глаза Мехлису и генералу Чернову, который прибыл вместе с ним из Москвы. Им все не нравится, все не так, все в чем-то виноваты. Мехлис, имея высокие полномочия, скор на расправу, одних снимает с должностей, других понижает в звании.
– По его приказу расстреляны несколько командиров, полковников, в том числе и один генерал.
– Кто? – спросил Петров.
– Дашевич!
– Иван Федорович? – удивленно переспросил Крылов, начальник штаба армии.
– Да! Генерал-майор Дашевич, командир корпуса.
– Не может такого быть! – Иван Ефимович поставил стакан с вином на стол и отодвинул его. – Храбрый и умный генерал, его полки всегда отличались железной стойкостью и отвагой…
– За что? – спросил Крылов.
– За сдачу Феодосии, хотя его личной вины в том не было. Был приказ из штаба фронта, – бригадный комиссар тоже отодвинул свой стакан. – Расстреляли перед строем бойцов, которых он сам не раз поднимал в атаку…
В комнате повисла тягостная тишина.
Заалел рассвет 7 мая. Над морем и в долинах плавал туман, солнце еще не выглянуло из-за моря. На постах и в передовых линиях, одолевая дремоту, поеживались от утреней прохлады часовые и постовые, наблюдатели и дозорные, а бойцы досматривали сны, как одновременно по всему кольцу обороны от моря до моря, на все сектора обрушился град артиллерийских снарядов. Гигантская подкова, опоясывавшая Севастополь, в считанные секунды превратилась в огненную, потонув в громовом грохоте разрывов, окуталась темным, клокочущим дымом, из которого выплескивались огненные стрелы.
Доклады, поступавшие на КП армии, сообщали об одном и том же – о шквале артиллерийского огня. Интенсивнее всего обстреливались первый и четвертый сектора. Оттуда передавали:
– Такого огня еще не было!
А с КП противовоздушной обороны предупредили:
– К городу приближаются большие группы немецких самолетов, общее число – более сотни!
Бывали дни, когда в небе над Севастополем появлялось до полусотни штурмовиков и бомбардировщиков. А тут сразу вдвое больше!
Одновременно с артиллерийским шквалом в эти утренние часы на город устремились сотни бомбардировщиков, сбрасывая с неба смертоносный груз и засыпая кварталы Севастополя зажигательными бомбами. Неистово бомбили войсковые тылы, аэродромы, батареи ПВО и порт.
Солнце, выглянувшее из-за моря, не в силах было пробить лучами серую клубившуюся мглу, окутавшую город…
– Началось! – вслух и мысленно произносили десятки тысяч встревоженных людей, поднятых по тревоге, спешивших занять свои боевые места.
– Значит, началось! – вслух подумал Петров. – Манштейн все-таки решился!
Эта мысль принесла облегчение. Что новый штурм будет, Петрову давно стало ясно. Он был готов к нему и старался использовать каждый день затишья на укрепление обороны. Однако затягивающееся ожидание боя всегда томительно.
Из более подробных донесений Петрову стала вырисовываться картина начала штурма и открывался замысел врага. Немецкая артиллерия наносила огневой налет по передовым позициям, командным и наблюдательным пунктам соединений и частей, по батареям и укрепленным узлам. Определялось, судя по артиллерийскому удару, и главное направление – первый сектор, Балаклава, Ялтинское шоссе. Наши истребители и зенитчики, неся потери, сбили четырнадцать самолетов. Но рассеять, отогнать от города и порта всю воздушную армаду не могли.
За сильнейшим огневым налетом, длившимся тридцать минут, атак не последовало. Лишь на отдельных участках обороны гитлеровцы проявили активность. Это настораживало: немцы что-то хитрят, что-то замышляют. Неужели артиллерийский шквал был лишь подготовкой к основному этапу штурма?
Из Севастополя в штаб Крымского фронта пошла шифрованная радиотелеграмма:
«Немцы начинают новый штурм. Положение сложное».
Из Керчи пришла ответная радиотелеграмма за подписью Мехлиса и Козлова:
«Связывайте, удерживайте под Севастополем как можно больше войск. Выходим вам на помощь!»
В Керчи, в штабе фронта, Мехлис, довольный сложившимся положением дел под Севастополем, ходил по кабинету, потирая руки:
– Выдерживаем еще пару дней, пусть глубже увязнут, и – вперед!
Он, а за ним и Козлов, поставили свои размашистые подписи под приказом о начале наступления.
Утром 8 мая 1942 года связисты перехватили радиосообщения гитлеровцев, посланные из Восточного Крыма, из штаба корпуса в штаб 11‑й армии.
Оба немецких сообщения легли на стол командующего обороной Севастополя. Петров пробежал глазами строчки перехваченных радиотелеграмм. В первой сообщалось об удачном начале наступления. Во второй, что оборона советских войск на левом фланге Ак-Монайских позиций прорвана.
В то, что гитлеровцы начали наступление, Петров поверил, оно было вполне логично, не здесь, так там, но в то, что оборона наших войск легко и быстро ими прорвана, верилось с трудом.
– Я так и знал, что хитрая лиса Манштейн что-то задумал, неспроста же он устроил вчера шумную репетицию штурма. На нас снова наступать не решился, знал, что нарвется на крепкую оборону и встретит сильный отпор, а там, естественно, оборона организована хуже, войска нацелены не на оборону, а на наступление, – Иван Ефимович подошел к стене, стал внимательно рассматривать карту Керченского полуострова. – На левом фланге – 44‑я армия, крепкие дивизии, и немцы наверняка блефуют, преждевременно уверяя в успехе.
Но они не блефовали: немецкий танковый клин действительно прорвал оборону и вышел на оперативный простор, внося панику и страх в растерянные войска.
«Официальной информации об обстановке под Керчью мы не имели и на следующий день, – пишет дважды Герой Советского Союза Н.И. Крылов в мемуарах “Огненный бастион”. – В мою задачу не входит разбор трагических майских событий на Керченском полуострове, но их последствия отразилось на нас, оборонявших Севастополь.