Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 72



Канарис прошелся по кабинету раз, другой. Невысокий, худощавый, даже несколько щуплый, в элегантном штатском костюме он скорее походил на педантичного учителя гимназии, чем на главу могущественной военной организации. Ему было около шестидесяти, но по виду адмирал выглядел значительно моложе своих лет, был подвижен, энергичен и уверенно смотрел в будущее. До сегодняшнего дня, во всяком случае. Можно сказать, что и половины ошеломляющих военных побед вооруженных сил Германии над странами Европы не было бы, если б не старания сотрудников абвера, тайных и полутайных, обеспечивавших эти самые победы своими сверхсекретными сведениями, иногда стоившими целых армий и государств.

А сегодня произошло нечто невероятное.

Утром, как обычно, заквакала «лягушка» – специальный зеленый телефон особой прямой линии, установленный только у самых высоких должностных лиц Германской империи.

В трубке послышался ровный, ничего не предвещающий, чуть глуховатый голос личного адъютанта Гитлера.

– Фюрер ждет вас ровно в десять тридцать.

– Передайте фюреру, что я, как всегда, буду точен, – привычно ответил адмирал, ежедневно ждавший этого звонка, прежде чем отправиться в рейхсканцелярию с обычным докладом.

Захватив нужные бумаги, сложив их в папку, Канарис вышел из кабинета и направился к выходу, не обращая внимания на вытянутых и застывших вдоль коридора сотрудников разведки и рослых охранников.

Берлин, залитый летним солнцем, по его мнению, выглядел в эти утренние часы прекрасно. Пышная зелень делала нарядным каждое здание, каждую улицу. Адмирал подумал о том, как сейчас хорошо на его вилле в Плахтензее, где находилась и вилла его обворожительного друга, постоянного партнера по теннису и тайного конкурента Гейдриха – некогда младшего сослуживца по кайзеровскому флоту, а нынче метившего в кресло самого рейхсфюрера Гиммлера, человека амбициозного и не скрывающего своих честолюбивых устремлений, стремящегося подчинить себе все тайные службы страны, в том числе и абвер.

Впрочем, сильнее, чем Гейдриха, адмирал опасался начальника шестого отдела службы безопасности СС Вальтера Шелленберга, который был, кажется, единственным человеком в Главном управлении имперской безопасности, открыто предпочитавшим, как и адмирал, модный штатский костюм черной эсэсовской форме. Но на этом пристрастии к элегантным костюмам их сходство и заканчивалось. Шелленберг был молод, ему еще не было и сорока. Круглолицый, холеный, с аккуратным пробором в сверкающих темных волосах, с ослепительной белозубой улыбкой, он скорее походил на популярного киноактера, преуспевающего дельца, чем на могущественного руководителя, возглавляющего политическую иностранную разведку и контрразведку. И все же Канарис понимал, что у них много общего с Шелленбергом. Оба они больны гипертрофированным честолюбием, жаждой власти, но тем не менее стараются на выпячиваться, держатся в тени, потому что намного умнее и хитрее всех тех, кому служат, кому пока подчиняются.

На помпезной Вильгельмштрассе, не доезжая полсотни метров до ворот рейхсканцелярии, адмирал вышел из машины. Далее следовало двигаться только пешком, под перекрестными взглядами многочисленной охраны службы безопасности.

Проходя мимо деревянной величественной ограды, Канарис невольно улыбнулся. Еще совсем недавно, до войны с Россией, здесь возвышалась великолепная решетка и массивные ворота, специально кованные, на старинный лад, из меди. И решетку и ворота установили сразу же, как только было закончено строительство нового здания имперской канцелярии. Но в первый же день войны с Россией власти обратились к народу с призывом сдать для нужд фронта все имеющиеся излишки цветных металлов. Сам фюрер подал пример гражданам рейха, сделал широкий жест. Он демонстративно повелел снять новую медную ограду и ворота и передать их в общий фонд. Об этом «патриотическом» поступке, естественно, тут же раструбили по радио и расписали в газетах. Вместо медных решеток и ворот были изготовлены точно такие же деревянные.

Но Канарис хорошо знал, что «пожертвование» фюрера носило чисто символический характер, решетку и ворота не переплавили, их надежно припрятали, и в скором времени, – а война с Россией, как думали многие, в том числе и хорошо осведомленный глава абвера, продлиться несколько месяцев, не больше, – в шумные победные дни «вдруг» обнаружат, что медная кованная решетка и ворота «случайно» уцелели на каком-нибудь складе цветного металла, и их торжественно водрузят на прежнее место.

В приемной фюрера Канарис насторожился. Здесь почему-то уже находился рейхсфюрер Гиммлер, похожий на крысу, и Шелленберг, успевший, как тут же отметил адмирал, переодеться в черную эсэсовскую форму. Гиммлер, поправив на носу пенсне, растянул губы в своей змеиной улыбке и протянул всегда потную ладонь.

– Рад, как всегда, приветствовать вас, дорогой адмирал!

Присутствие в приемной фюрера этих двух высших должностных лиц имперской службы безопасности сразу же насторожило Канариса. Он догадывался, что где-то произошло что-то неординарное, о чем он пока еще не осведомлен. Для руководителя разведки это означало, что он внезапно очутился на краю пропасти, на грани катастрофы...





– Фюрер ждет вас, господа, – произнес ровным бесстрастным и в то же время величественным голосом подтянутый и лощеный генерал, личный адъютант Гитлера.

Все трое прошли в распахнутые двери. Канарис уступил дорогу Гиммлеру, а Шелленберг – адмиралу.

В громадном кабинете фюрера каждый, кто в него входил, невольно ощущал себя мелкой сошкой, песчинкой в громадном мире.

Все трое приблизились к массивному письменному столу. Со стены куда-то в пространство взирал царственный Фридрих II.

На столе лежала крупномасштабная карта восточной части России с нанесенным на ней положением германских войск. Судя по карте, уже взят и Коленёк. Канарис знал, что передовые танковые группы ворвались в Смоленск и сейчас идет битва за этот крупный русский город, который еще Наполеон называл ключами Москвы. Штабисты же, еще до окончания битвы за город, как отметил адмирал, уже поспешили пометить его покоренным.

Гитлер, уперевшись ладонями в стол, нахохлившись, не поднимая головы, словно не замечая вошедших, рассматривал карту. Канарис чутьем старого разведчика отметил, что фюрер, несмотря на большие успехи на Восточном фронте, чем-то раздражен, и неприязнь его возникла из-за чего-то, что произошло именно там, в далекой отсюда России. Гитлер продолжал молчать. Прядь волос упала на лоб, рот плотно сжат, словно фюрер сдерживал раздражение, но углы губ мелко и судорожно подрагивали.

Вошедшие застыли, не решаясь первыми нарушить молчание.

Так прошло несколько томительных минут.

Наконец, словно бы нехотя, Гитлер поднял голову, и тусклые глаза его с расширенными зрачками устремились куда-то мимо них, в мировую пустоту. Потом, как будто бы в глазах вспыхнули лампочки, словно что-то внутри вождя включилось, рождая энергию. В глазах запрыгали огни, а землистое лицо стало еще темнее.

– Как понимать это? – фюрер выразительно постучал костяшками пальцев по месту на карте, где синим карандашом был обведен русский город Орша. – Как понимать, спрашиваю вас?

Схватив из кожаной папки листы, он негодующе швырнул их в лица вошедшим. Листы, словно снежные хлопья, обдав холодом, мягко опустились на лакированный узорный пол.

– Вчера мне сообщили о новых русских танках! С ними, оказывается, не может бороться наша противотанковая артиллерия! Эти танки как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки седьмой пехотной дивизии, беспрепятственно достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия! Я представляю, какое моральное состояние может возникнуть у наших доблестных пехотинцев! У них же, чего доброго, может появиться обыкновенная танкобоязнь! И все по вашей милости, потому что ваши хваленые разведчики даже не узрели, что русские у них под носом создали новые танки!

Канарис понимал, что камни летели, главным образом, в его огород. Фюрер бил по его ведомству и попутно наотмашь хлестал политическую разведку Шелленберга, занимавшуюся и промышленным шпионажем. Впрочем, точных сведений о том, что происходит за стенами Кремля, ни Канарис, ни Шелленберг никогда не получали. О планах и намерениях советских руководителей они часто судили на основании отрывочных сведений, добытых их агентами на Западе.