Летом сорок первого

Немецкие самолеты, так и не разобравшись в обстановке, не поняв, где свои, где чужие, улетели в ту сторону, откуда появились.

Силы защитников моста таяли, а немцы все наседали и наседали. Положение становилось все более безнадежным. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало захватить мост, который, видимо, был им крайне необходим для переброски войск к фронту. На штурм шли новые и новые танки, волнами двигались солдаты.

– Переправу наводят! – сообщил Силиков.

– Где?

– Ниже по течению.

Закомолдин посмотрел туда, куда указывал Силиков, и увидел, как с противоположного берега отчаливали три большие резиновые лодки, в которых находились немцы. Надо дать знать Неклюдову, он-то ближе к ним, начавшим переправу. И как бы читая мысли лейтенанта, из окопа, с фланга, длинными очередями хлестнул пулемет. По его ровному таканью Закомолдин узнал «почерк» Ляхоновича. Живой, значит, пулеметчик из Бреста! Пули веером легли возле правой лодки, поднимая фонтанчики брызг. А потом попали и в надувную лодку. Она странно, как проколотая футбольная камера, быстро стала терять свои округлые формы, опадать и оседать в воду. Солдаты соскакивали в реку и, подняв над головой автоматы, плыли в разные стороны. Одни назад к берегу. Другие вперед. А в это же самое время вдали, еще ниже по течению, в зоне недосягаемости для пулеметного огня, от берега отчалили сразу четыре крупные надувные лодки, в каждой из которых находилось по десятку солдат. Им никто не мог помешать переправиться через реку. Закомолдин, скрежеща зубами, навел на лодки прицельное устройство и дважды пульнул из пушки. Снаряды подняли высокие фонтаны воды, перевернули одну лодку.

– Черт побери! – ругнулся Закомолдин, понимая, что зря тратит последние снаряды на такую далекую цель, когда тут, под боком, на той стороне ждут его огня, его поддержки.

Когда Сергей взглянул на танк Вакулина, то сердце его сжалось от боли и сострадания. В танк один за другим угодили три снаряда, и он, дергаясь от разрывов, печально задымил. И этот дым, набиравший силу, черный и густой, сносимый легким ветерком назад, к мосту, словно дымовая завеса, укрывал защитников переправы.

Закомолдин облегченно вздохнул, когда из танка выскочил боец и перебежками, падая и вставая, бросился по настилу моста к своим. Одежда горела на нем. В руках он держал гранату. Лейтенант узнал артиллериста и облегченно вздохнул: жив, герой!

Сагетелян, тоже увидевший Вакулина, стал прикрывать его пулеметными очередями. Помогали ему своим огнем и бойцы из окопов. Но добежать до спасительных окопов Вакулину не удалось. На середине моста – то ли сраженный пулей, а может быть, и сознательно, зная, что именно там заложена взрывчатка и мост полит бензином, – артиллерист упал, и в тот же миг ярко взметнулось огненное пламя мгновенно вспыхнувшего горючего. Раздался оглушительный взрыв, и оба пролета моста, сорванные с опорного бетонного быка неведомой силой, вздыбились вверх и, рассыпаясь на куски и пылающие бревна, рухнули в реку...

Мост перестал существовать.

Из окопов, стреляя на ходу, выскакивали оставшиеся в живых бойцы Неклюдова и Шургалова и перебежками отходили к лесу, откуда бил и бил по врагам из пушки и пулемета еще живой танк Закомолдина.

Глава девятая

Конструктор Александр Сергеевич Попов прямо с вокзала, не заезжая домой, прибыл в институт. Он был доволен командировкой в Воронеж, где на заводе имени Коминтерна в срочном порядке начали выполнять важное правительственное задание: в предельно сжатые сроки приступили к производству ракетного вооружения по чертежам института. Война заставила наверстывать упущенное время.

В Воронеже отнеслись к заданию со всей ответственностью. Секретарь обкома ежедневно бывал на заводе и каждый вечер встречался с конструктором, внимательно выслушивал его заявки, просьбы, пожелания, к производству ракетных установок привлекли многие воронежские предприятия, распределив на них срочные заказы. Однако головным предприятием стал мощный завод имени Коминтерна. В самом крупном цеху его приступили к созданию поточной линии сборки установок.

Во главе с директором завода была создана руководящая группа из опытных конструкторов и технологов, знавших свое производство и его технические возможности. Работая над чертежами института, эта группа внесла много новшеств в конструкцию ракетной установки, стремясь упростить изготовление деталей и узлов. Попов без возражения, а скорее с радостью встретил предложение заводских умельцев заменить трудноизготавливаемые из полосовой стали «стволы» установки на обыкновенные двухтавровые балки. Те самые, которые применялись при строительстве зданий. Эти балки имелись в достаточном количестве да и производство их не составляло большого труда, оно давно отлажено. Так появились на установках «рельсы». А попутно были заново, с учетом простоты изготовления и серийного производства, разработаны и детально проработаны чертежи казенной части, крепление фермы, внесены изменения в поворотную раму, в механизмы вертикальной и горизонтальной наводки и многие другие «мелочи», которые так хорошо были видны практикам, людям завода, которым и предстояло в срочном порядке налаживать производство, еще невиданного нового ракетного оружия.

Москву Александр Сергеевич не узнал. Он отсутствовал чуть больше недели – выбыл в срочную командировку в первый же день войны, но за это время столица неузнаваемо изменилась. С улиц исчезло беспечное веселье, движения прохожих стали строже, люди – подтянутыми, да и самих москвичей значительно поубавилось. Лица людей все так же по-московски приветливы, но в них появилась новая черта всеобщей озабоченности и сосредоточенности, какая бывает в большой семье, когда нежданные неприятности не разбивают дружный коллектив, а сплачивают, мобилизуют каждого члена и всех вместе на преодоление беды общими усилиями.

Изменились и дома. В каждом окне на стеклах появились жирные белые полосы, наклеенные крест-на-крест. Попов знал, что эти бумажные наклейки являются мерами предосторожности, увеличивающими прочность стекол. При бомбежках и артиллерийских обстрелах, при возникновении взрывной волны стекла, естественно, не могут ее выдержать, но, рассыпавшись, они повиснут на этих полосках и принесут меньше вреда людям.

Жирные белые кресты на окнах как бы перечеркивали недавнее прошлое, спокойную мирную жизнь.

В проходной института знакомый пожилой охранник уже не улыбался, как раньше, в довоенные мирные дни, услужливо не распахивал двери. Теперь он был при оружии и, лишь тщательно проверив документы Попова, сличив фотографию с личностью, пропустил внутрь:

– Проходите, Александр Сергеевич!

Попов намеревался побывать у директора института, доложить о результатах командировки, о проделанной работе. Но в коридоре встретил главного инженера. Тот с неизменным портфелем куда-то торопился. Увидев Попова, он обрадовался:

– Мне вас, Александр Сергеевич, как раз не хватает! Жду вас со вчерашнего вечера! – взяв его под руку, увлек к выходу. – Едемте со мной.

– Помилуйте, Андрей Гаврилович! Мне ж сначала надо отчитаться о командировке, сдать документы, – Попов взглядом показал на свой портфель, в котором он привез копии чертежей с новинками и усовершенствованиями, внесенными в конструкцию ракетной установки на заводе имени Коминтерна.

– Очень хорошо, что они с вами, – обрадовался главный инженер. – Вы из дома? Я звонил на квартиру вашей жене и просил, как только вы появитесь, немедленно прибыть в институт.

– Я еще не был дома, – сказал Попов. – Поезд прибыл с опозданием, пропускали воинские эшелоны. Так что я прямо с вокзала в институт.

– Очень хорошо, – повторил главный инженер, и Попов не понял, что же «очень хорошо»: то, что не заезжал домой или что прибыл прямо с вокзала. – Машина нас ждет.

– Мне б к директору хоть на минутку.

– Его нет. Час назад он уехал в ГКО.