Страница 21 из 24
— Само собой? — эхом повторил Григорий.
Он встал, отошел в сторону и отвернулся от жены. Она увидела, как он стиснул за спиной руки.
— Но я не изменила тебе, и… я прогнала его…
Он молчал.
— Ну прости же меня… Я сделаю все, что ты пожелаешь… Хочешь, я… я уйду в монастырь? — робко сказала Катерина.
Она встала с постели и осторожно подошла к мужу. Кончиками пальцев она легко дотронулась до его стиснутых рук и прошептала:
— Я сделаю все, что ты пожелаешь… Все будет справедливо для меня. Если ты не сможешь меня простить, то монастырь…
— Монастырь! — закричал он и, обернувшись, схватил жену за плечи. — Монастырь? Что? Что ты говоришь? О чем толкуешь?
Катерина не вырывалась, хотя руки Григория так стиснули ее, что ей было невыносимо больно.
— Я ненавижу, ненавижу тебя! Лгунья! — затряс он ее. — И не думай, что тебе удастся скрыться, спрятаться от меня в монастыре для того, чтобы вечно грезить там о нем! Я не позволю! Ты!..
Григорий внезапно разжал руки, слегка оттолкнув Катерину от себя, а затем, размахнувшись, с силой ударил по лицу. Она не устояла на ногах и, вскрикнув, отлетела в сторону и упала на пол, ударившись головой об угол стола. Упав, она замерла и больше не двигалась. Григорий, тяжело дыша, смотрел на Катерину ожидая, когда же она пошевелится и что-нибудь скажет. Но прошло уже несколько минут, а жена не двигалась и не делала попытки подняться или застонать. Он медленно подошел и опустился на колени перед лежавшим на полу распростертым телом.
Катерина не дышала, а из-под головы ее натекло немного крови.
— Катя… — пробормотал он, обхватив ладонями ее голову и приподнимая ее немного вверх. — Катя…
Та молчала.
— Да что такое…
Григорий кинулся к столу, схватил лежавший на нем нож для бумаги и торопливо распорол шнуровку на корсете жены. При этом руку его что-то сильно кольнуло: это был простой яшмовый аграф, который она носила на груди. Не глядя, он сорвал аграф и машинально приколол его к своей одежде.
— Да что же ты не дышишь… — шептал он, — дыши…
Потом он схватил стакан с водой и облил лицо и грудь Катерины, но та оставалась все так же недвижима. Григорий наклонился как можно ниже к ее лицу и прислушался к дыханию, следя за ее ртом. Из губ жены не вырывалось ни единого стона, грудь ее не поднялась ни разу для того, чтобы вздохнуть, ни один волосок не шелохнулся на ней, полуоткрытые глаза замерли, уставившись в потолок. Она умерла…
Григорий попятился:
— Убил… Убил…
Некоторое время он стоял, не двигаясь над телом Катерины. Затем, приняв какое-то решение, впал в то странное состояние, которое он после не смог ни вспомнить, ни объяснить. Долентовский стащил с кровати тонкое бело покрывало и обернул им тело жены полностью, стерев заодно и небольшое пятно крови с полу.
Стояла глубокая ночь, в доме было тихо, дворовые спали по своим углам.
Григорий поднял тщательно укрытое тело на руки и тихо спустился вниз. Затем он вышел из дому и, обогнув его, зашел в сад. Там, у стены с малыми слюдяными оконцами, которая примыкала вплотную к саду, опустил тело Катерины на землю…
Через час он вернулся в дом, отправился в кабинет и заперся там…
19
— Так вот, значит, что ты прятала от меня? — перед Алексеем на столе стояла старая шкатулка с бумагами и миниатюрами. — Но, клянусь всеми святыми, я не могу понять, для чего следовало так хранить эту тайну? Ведь она… Ведь она ничего не стоит, да и тебя совсем не касается!
— Не знаю… — Катенька пожала плечами на эту мужнину тираду. — Я не могу этого объяснить… Она мне будто не велела… Но суди сам, — с жаром прибавила она, — если бы я тебе сказала про мои видения, про призрака…
— А что, призрак тебе больше не являлся?
— Нет, слава Богу! — она воскликнула это с непритворным облегчением.
— Катя, Катя!.. — тяжело вздохнул он и покачал головой. — Это же надо… Из такой ерунды…
— Ну прости меня, прости! — Катенька живо подошла к Алексею и прижалась к нему. — Я и сама не знаю, что это на меня нашло… Будто безумие!
— А Лопухин? Тоже безумие? — помимо воли спросил он.
— Ты же обещал, что мы не будем об этом говорить, — тихо сказала она.
Алексей промолчал.
— Я не знаю… Не знаю ничего… Затмение какое-то или… — Катенька, склонив голову, в смятении отстранилась от мужа.
— Или?.. — он улыбнулся и в порыве нежности рукой приласкал склоненную перед ним головку.
— Я не могу себя понять… И до сих пор бы так ничего не поняла, если бы тогда ты не… — она покраснела и, поднеся руку ко рту жестом крайнего смущения, рассмеялась.
— Да, я и впрямь верно поступил… — Алексей отвел смущавшуюся ладонь в сторону, открывая себе дорогу к желанным губам, и принялся целовать жену.
Через некоторое время он примолвил:
— В самом деле, оставим этот разговор… Довольно глупо вспоминать… Расскажи мне лучше, что ты прочла и чьи это портреты, — он указал на шкатулку.
Катенька охотно откликнулась на просьбу и ответила:
— Это портреты твоего предка Григория Долентовского и его жены Екатерины Николаевны. Их имена я узнала из записок. Ведь это дневник! Дневник этой самой Екатерины, понимаешь?..
— Подумать только, — пробормотал Алексей, взяв в руки миниатюры.
Его, так же, как в свое время и Катеньку, поразила красота женщины, изображенной на портрете, и безжалостное, какое-то тягостное выражение привлекательного лица мужчины.
— Ты знаешь что-нибудь о них? — спросила Катенька.
— Почти ничего… Сведения смутные. Жена Григория, как мне известно, скончалась что-то очень молодой. В округе даже поговаривали, что она не умерла, а бежала от мужа с… с любовником… — при этих словах Алексей покосился на жену и заметил, что та опять покраснела.
Но оба промолчали, и Долентовский продолжил:
— Так что ее судьба неизвестна. Сам Григорий Федорович тоже прожил недолго. Он ненамного пережил жену, если она действительно умерла. Во всяком случае, он скончался через несколько месяцев, после ее предполагаемого исчезновения или смерти. А что написано в дневнике? Ты его прочла?
— Да, прочла… Екатерина пишет о… о…
— О чем? Что там написано? Или ты не можешь сказать?
— Это… Я боюсь, что это огорчит тебя…
— Огорчит? — Алексей с улыбкой посмотрел на Катеньку. — Но почему?
Та вздохнула и, решившись, выпалила:
— Она пишет, что не очень любит мужа, или… Или совсем его не любит, а любит другого человека. Но она не изменяла! Вовсе нет! — внезапно воскликнула молодая женщина.
Долентовский внимательно посмотрел на жену, но перебивать и останавливать ее не стал. Она торопливо продолжила:
— Эта женщина подробно описала происходящее с нею, а потом… — Катерина подняла глаза на мужа. — Потом муж все узнал и последние записи касаются того, что… В общем, она боялась за жизнь любимого человека и за собственную жизнь, я полагаю.
— Когда точно это случилось? Там есть указания на время?
— Да. Все, что записано в ее дневнике, было написано в мае 1735 года. А последние записи относятся к июлю того же года.
— Именно в июле пошел слух, что от Долентовского сбежала жена.
— Что же там произошло? Какой ужас… — прошептала Катенька.
Невольно ей на ум пришла мысль, что она ведь оказалась почти в такой же ситуации и… И как поступил с нею ее муж, ее Алексей? Как он был великодушен, как он любит ее! И она любит его, без сомнения! А тот, другой Долентовский, Григорий… Неужели тот убил свою жену?
«И за что Алексей так добр ко мне? — подумала она. — Какая же я счастливица… А ведь все могло обернуться куда как хуже и страшнее!»
— Что с тобой? — услышала она голос мужа. — Ты побледнела…
Алексей поспешно подошел к ней и, обняв рукой за плечи, поддержал, так как Катенька уже покачнулась и чуть не упала в приливе какого-то страха.
— Ты что? А ну-ка сядь, — он бережно подвел жену к креслу и усадил ее в него. — Что с тобой?