Загадочный незнакомец

Но более всего удивляло девушку то, что жених ее так и не появился в Лукке со времени их приезда. Поначалу его отсутствие не казалось ей и ее матушке странным. Более того, княгиня Анна Александровна посчитала это хорошим признаком. Ее восхитила такая заботливость о собственных делах, ведь это говорило о том, что в семейной жизни ее Лиза не будет испытывать никаких лишений. Ибо какие же могут быть лишения у такого рачительного хозяина? Такой не потеряет ни копейки из собственных доходов.

Но вот уже дамам захотелось увидеть хозяина. Захотелось, чтобы князь, как и обещал, показал бы им город. Рассказал бы о собственной юности, проведенной здесь, выступил бы в роли чичероне [3] для них. И к тому же прошло слишком много времени в его отсутствие, и все дела князь Гвидо вполне мог успеть уладить к их приезду.

И все же ожидания не обманули обеих дам. Словно в ответ на их пожелания, князь Кавальканти прибыл в Лукку. Он, казалось, совсем не изменился, однако… В лице вдруг появилась необычайная болезненная бледность. Будто бы родная Италия, против всякого ожидания, лишила здоровья собственное дитя.

Гвидо — итальянец — должен был бы цвести под жарким, южным солнцем, но он, напротив, подобно какому-нибудь северянину, чах и бледнел в родном теплом климате. Он старался менее бывать на солнце, чрезвычайно редко выходил из дому и все свои прогулки совершал по большей части в темное время суток. Это все до чрезвычайности удивляло и Лизу, и ее маменьку.

Поселился жених не в собственном palazzo, которое он, как оказалось, отдал в полное распоряжение гостивших там дам. Жил князь в небольшой квартире, в доме, который принадлежал ему же. И больше у жениха и невесты не было возможности бывать наедине.

Да и, признаться, Лиза несколько подрастеряла собственную уверенность в том, что она желает стать женою этого человека. Нет, он все так же нравился ей, да и девушке было иной раз его даже жалко за ту бледность, что теперь покрывала его лицо, а ведь сама Лиза чувствовала себя много лучше. От ее болезни и следа не осталось, что так радовало Лизину маменьку. Изможденный вид князя будил в княжне истинно материнские чувства, и она стремилась сделать все возможное для того, чтобы оживить эти бледные ланиты. Но вот мысль о замужестве не вызывала в ней былой радости.

Трудно сказать, что более подействовало на нее. То ли то обстоятельство, что она редко видела жениха, то ли сама обстановка, в которую Лиза попала…

Италия была прекрасна, дворец князя — богат и удобен, но… Как же все это было не похоже на ту жизнь, к которой она привыкла, на те улицы, по которым она хаживала на родине, на тех людей, с которыми она водила дружбу.

В такие моменты Лиза вспоминала свое первое впечатление от palazzo Cavalcanti. Нет, решительно не могла она припомнить ничего похожего. Да и что там! В России так не строили.

«Вообразите себе, батюшка, — писала Лиза в письме, — что посередь улицы, каменной и жаркой, как и везде в Италии, где бы мы ни проезжали, стоит огромный особняк. Но он вовсе не таков, какие привыкли мы видеть в нашей Северной столице. В нем нет ни изящества, ни помпезности, ни, пожалуй, строгости, а только одна мрачность. То есть это ни тот имперский стиль, что нынче в моде, ни тот раковинный стиль (си-речь рокайль), о коем вы говорили мне, что он был моден в года вашей молодости, ни то, что было десятью-двадцатью годами ранее. И даже не та строгость, что царила в первые года в нашей столице и о чем сохранилось так много гравюр и описаний. И вовсе ничего схожего сие не имеет с тем, что есть в Москве. Хотя, быть может, некоторые церкви из тех, что находятся в Кремле, чем-то бы и напомнили palazzo князя. Так вот, почти совсем глухая высокая стена из камня возвышается над улицею. Наверху, то есть выше человеческого роста, в стене прорезаны малые оконца, забранные решеткою. Окон по счету не более шести. Конечно, отчасти сие напоминает прабабушкины терема, но лишь отчасти. Ибо камень не белен, не расписан, не украшен ничем. Лишь только наверху, под самою кровлею, что сразу и неприметно глазу, помещены небольшие кованые арочки во всю длину стены. Вот и все украшение. Словом, впечатление самое печальное и мрачное. Экономка, женщина виду мрачного, как и дом, в котором она служит, объяснила мне, что сие надобно для предохранения от небывалой жары, что так часта в их краях, да от нескромных взглядов с улицы. Вот Европа! Как часто нам твердили, что мы — дикие азиаты в сравнении с ними, что прадеды наши прятали жен и дочерей своих от нескромных взглядов посторонних, ровно гаремные владыки Востока. Но и европейцы, выходит, ни сколь не лучше. Переняли тако же от арабов привычку прятать своих дам и девиц. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь, но дворец сей производит именно такое впечатление. К тому же двор palazzo Князева окружен высокою оградою, за которой не видно совершенно внутреннего его устройства. Далее, войдя в высокие воротца, оказываешься на крыльце под крышею и будто в подобии сеней, только еще на улице. Затем попадаешь сразу во внутренний дворик, тенистый и каменный, как и все вокруг. Тут бьет малый фонтан. Окрест в куртинах растут цветы, довольны милые и ухоженные. Я ожидала, что на внутренней стене окон будет более, но нет. Более окон не случилось, однако те, что были, размером были более окон внешних. И у каждого окна две простые деревянные с замком ставни. Затем, идучи по лестнице вверх, входишь в сам лом. Внутри все из камня, только мебель деревянная. Но вся строгая, готическая, ничего мягкого. По стенам расставлены, представьте себе, сундуки, и преогромные. Я насчитала к тому же, кажется, четырех рыцарей, сиречь четыре рыцарских доспеха, выставленных навроде потешной охраны. Но по вечерам эти рыцари меня страшно пугают. В моей спальной, как и в матушкиной, огромная кровать под балдахином, который на ночь занавешивается. Также есть и довольно изящное бюро, и стулья a-la Louis XVI и — о чудо! — вольтеровское кресло! И ко всему тому такой же огромный сундук, как и в коридорах сего замка. Впрочем, описание мое затянулось изрядно, а главного я не сказала. Я довольна, и обо мне тут заботятся как и должно. Однако я счастлива тому, что мой жених хочет жить в России, и жду не дождусь, когда же я вернусь домой. Почтительно кланяюсь вам, папенька, и передаю поклон от маменьки.

Ваша любящая дочь

Елизавета Гавриловна».

Вот какое послание отправила княжна домой, но совершенно неизвестно, что подумал любящий папенька, прочтя его. А вот Елизавета Гавриловна, при составлении сего письма, передумала, и немало. И как же радовалась она, что вскорости уедет отсюда домой. Ибо хотя путешествие и открывает мир, но ничего приятнее родной сторонки быть не может.

К тому же жизнь вокруг дам будто бы изменилась. Местные жители по приезде князя Кавальканти более близко не подходили к дому, где жили Хованские, и Лиза замечала испуганный шепот за своей спиной, когда она с князем проходила по улицам. Поэтому княжна так ценила ту дружбу, что дарили ей молодые синьор и синьорина Виченца.

9

Вскоре князь Кавальканти вновь принужден был уехать на несколько дней по делам. Лиза, освоившаяся в чужом городе уже более чем превосходно, решила нанести визит Марии Виченца. Она в сопровождении служанки-итальянки довольно живо шла по улице, раскрыв над головою зонтик, ибо жара стояла почти нестерпимая.

Вдали блистало спокойное море, и Лиза видела тот дом, в котором теперь жил ее жених. Дом был окружен садом, и со слов князя Гвидо девушка знала, что там, кроме него, не живет никто более, хотя сам князь занимает нечто вроде одной квартиры, устроенной во втором этаже сего дома. Подивившись про себя такому обстоятельству (ибо непонятно, для чего устраивать в особняке квартиру?) Лиза неожиданно для себя решила свернуть и подойти ближе к загадочному жилищу.

Дом, как, впрочем, княжна и ожидала, с трех сторон был огорожен стеною в полтора ее роста, а с четвертой стороны нависал над обрывом, над самой морской гладью. Однако над стеною виднелись верхушки дерев, кровля дома и малые оконца под нею.

3

Чичероне — гид, или проводник.