Страница 36 из 45
— Не сказывал, я уверен! — горячо сказал Костя. — Ему было достаточно, что сама вещь у него! Может, он домогался свидания с Белавиным? Может, шантажировать его хотел?
— Может, он за это хотел ее бросить, а она его убила, боясь разоблачения! — грубо сказал советник. — А ты, молодой влюбленный дурачок, все ее выгораживаешь! Как бы там оно ни было, разберемся во всем, раз уж начали… Вот она, Бармалеева улица! Сворачиваем!
— Опоздали! — с горечью заключил Морокин. — Улетела птичка! И следы замела!
II
II
— Итак, Филат, — гулко и представительно велел пристав Станевич дворнику Феоктистову, робко жмущему заячий треух в больших крестьянских руках, — расскажи нам подробно, что было после того, как господин Лейхфельд двадцать первого февраля вечером велел тебе подняться в его квартиру и побыть там?
— Их светлость, девица Александра, изволили с револьвером забавляться, — торопливо выпалил дворник. — Целились то в печку, то в свечку, а когда я вошел, так, прости господи, в меня!
— И что ты сделал? — поинтересовался Леопольд Евграфович, подождав, пока Костя запишет слова дворника.
— Я им со всею почтительностью сказал, что занятие это вздорное и опасное! — прежней скороговоркой отвечал Феоктистов. — А они мне ответили, что, дескать, «все сама знаю, пистолет разряжен и бояться нечего». И даже курком пощелкали!
— И в каком барышня была настроении? — спросил дотошный пристав.
— Не могу знать! — угодливо отвечал дворник. — В барском, как обычно… Песни пела и смеялась сама над собою! Дурой себя изволили ругать!
— Надобно спросить ее, отчего это она за револьвер уже с вечера схватилась! — сказал унылый, точно в воду опущенный Розенберг. — Может, она думала, что это Евгений идет, и собиралась уже тогда с ним покончить?!
— Спрашивали уж! — отрицательно покачал головой пристав. — Чего попусту воду в ступе толочь?! Отлистни-ка, Кричевский, назад, на сорок девятую страницу! Вот, видите: «Намеревалась покончить с собой, да пистолет дважды дал осечку… Я разрядила барабан, чтобы заменить негодные патроны, да тут некстати появился дворник Филат, и это помешало мне привести свое намерение в исполнение…»
— Ну да! — раздраженно хмыкнул Розенберг. — С вечера хотела себя убить, да вот не смогла, а поутру никого не хотела убивать, да вот, поди ж ты, убила! Вздор один! Надобно еще спросить!
— Она отказывается идти на допрос! — сказал Станевич. — Ты, Филат, подпиши вот здесь и ступай! Все пока с тобою… Грамоте-то разумеешь? Ну тогда крест проставь, а господин Кричевский распишется.
— Как так отказывается? — изумился Розенберг, но становой пристав сделал ему глазами знак погодить, пока дворник выйдет из комнаты. — Как отказывается?! — прошептал снова Михаил Карлович, делая страшные глаза, едва Феоктистов, кланяясь, вышел задом вперед и закрыл за собою дверь. — Привести с городовыми! Немедля!
— Ссылается на нездоровье и на то, что уже все по многу раз повторила! — пожал плечами Станевич. — Большой нужды в еще одном ее допросе не вижу, а до экзекуций над женщинами я и вообще не охотник. Пускай себе сидит взаперти, коли ей так хочется! Коли ей наше общество немило!
— Возмутительно! — вскочил с кресел Розенберг, хлопая себя по ляжкам. — Преступники уже начинают нам диктовать, когда и как вести следствие! Вот так нравы! Куда мы катимся?! Да посмела бы она так сказать при покойном императоре Николае Павловиче! Вмиг была бы кнутами драна!
— Она дворянка, не забывайте… — рассеянно напомнил Станевич, с улыбкою в усах наблюдая, как бесится Михаил Карлович, прочитавший уже вторую статейку про себя в газетах.
— Это еще надо доказать-с!
— Гнедой моей овса дать! Овса хорошего, а не трухи гнилой!.. Я сам проверю! Добрый день, господа! — советник решительно, без стука вошел в комнату станового пристава, как в свой кабинет. — Как продвигается следствие?! Всех допросили?!
— Только что изволили закончить, Андрей Львович! — радушно поприветствовал его Станевич. — А что это с горлом у вас? Водицы изволили холодной испить?! Нынче надо быть осторожнее: не ровен час лихоманка какая прикинется! Давайте я вас чаем с травкою вылечу! Прошка! Самовар, быстро!
— Да уж… — усмехнулся Морокин, ощупывая посинелое горло с кровоподтеками. — Коли бы не ваш герой, — кивнул он Косте, — так уж меня бы ангелы небесные от всех хворей лечили! Потом он вам сам все расскажет! Кстати, я проверил ваши слова, Кричевский! Все сошлось: и ночные городовые на Фурштатской вас припомнили, и гусарского поручика вашего я нашел! В госпитале нашел! Они таки подрались в ту ночь, и улан ему руку прострелил! Охота людям забавляться! Тут не знаешь иной раз, как голову уберечь… В общем, дело о портфеле инженера полагаю закрытым. Еще один анекдот-с в мою коллекцию — в мемуары! Осталось нам разобраться с личностью этой загадочной особы… Для спокойствия души моей, как прокурорского товарища, да и для того, чтобы в суд дело подавать. Нельзя же судить неизвестно кого!
— Уф-ф… Спал сегодня всего два часа… Косточки ноют!
— Я буду работать у себя в кабинете!
— Чего это он? — удивился Морокин, раскладывая уже пухлое дело на коленях. — Да работай себе на здоровье! Мы тут тоже не баклуши бьем! Вот, господа, ответ из Твери по моему запросу касательно баронессы N! Пришел с утренним поездом. Как и ожидать следовало, такой особы в гостинице Гальяни за последние пять лет ни разу не проживало! Из Новгорода еще не поспела бумага, но полагаю, там будет то же самое! Кто же вы такая, девица Александра? — задумчиво промурлыкал он, пробегая глазами страницы дела, исписанные четким крупным Костиным почерком. — Не ехать же мне, на самом деле, в Шемаху для установления вашей личности? Хорошо там, тепло, да уж больно дорога скучная… Не терплю я дорожной скуки! Кстати, слыхали? Англичане изобрели механическую машинку, печатающую типографскими буквами! Скоро ваше ремесло писаря, Константин, отомрет!
— На мой век хватит! — шутливо отмахнулся Костя. — А что с шифром в письмах, Андрей Львович?
— С шифром… с шифром… — рассеянно повторил Морокин, листая дело. — С шифром, господа, все пустое, нету никакой тайнописи, а вот письма писаны одною рукой, это факт! Вот у меня заключение графолога — приобщите, Леопольд Евграфович, сделайте одолжение! В чем, знаете ли, прелесть службы в столице — любого эксперта легко сыскать! Ну где бы я взял графолога, скажем, в Костроме?! А раз у меня была нужда в эксперте по слоновьим болезням — так и тот отыскался! Яду в пулях тоже никакого, так что особых новостей нет…
— Ваше благородие, господин становой пристав! Там пришел с улицы один господин, сказывает, у него известия по делу княжны, девицы Александры! К вам его или же к господину Розенбергу в кабинет?