Страница 112 из 132
«Я должен был выиграть тогда, — шепчет Аник, — у меня были хорошие карты, а он смухлевал… Это был мой верный выигрыш!..»
«Ты упустил его, — мурлыкает, прильнув к нему, змееволосая подружка, — но выиграл мою любовь. А потом — помнишь? — перед казнью ты отказался от причастия и исповеди. Ты покорил меня своей дерзостью, Аник! Ты останешься со мной, мы будем вечно наслаждаться… Целуй меня, целуй же…»
Аник глубоко вдыхает; рука его соскальзывает с талии на бедро красавицы, затем взлетает, собирая пальцы в кулак, — и обрушивается на лицо под вуалью.
Музыка обрывается, танцоры замирают, а змееволосая отлетает, нелепо растопырив руки и ломая каблучки; не крик, не визг — глухой рев издает она, и змеи на голове встают дыбом.
«Рычи, тварь! Пошла ты в яму со своей любовью! Я должен был выиграть!..»
Голос, раздающийся в ответ, уже не принадлежит красавице — подземный, яростный, он зарождается в глотке ненасытного монстра и выплескивается жирными плевками кипящей тухлой крови:
«Взять его. Рвать на куски».
«Да восторжествует правосудие!» — поддерживает хозяйку воплем судья Левен, а эсэсовцы дружно вскидывают ладони «Зиг хайль!»
Судья хочет воскликнуть еще что-то бодрящее, но замолкает, подавившись пулей, вылетевшей из маузера.
Сбивая встречных с ног, Аник несется к выходу, пригибаясь и петляя, потому что вслед гремят выстрелы.
Вестибюль. Кинувшись за ним гурьбой, мертвецы создают затор, поэтому с караульными эсэсманами Аник встречается лицом к лицу. Зря они на свои тарахтелки надеются — маузер отбрасывает одну за другой четыре гильзы, и путь свободен.
Со звоном разбивается от пуль большое зеркало, в котором Аник недавно разглядывал себя, — червонного валета, покорителя сердец. «Не к добру это», — машинально мелькает мыслишка.
На бегу Аник подхватывает с пола МП-40 и разряжает его в толпу преследователей, а потом бьет им швейцара по голове.
Однако хозяйка позаботилась и о наружной охране! Машины стерегут четверо рыцарей Гиммлера. И столько раз Аник нажимает на спуск.
Он бросается к «пирсу-эрроу» — «серебряная стрела», известная всему Сан-Сильверу машина судьи Левена — и берет с места так резво, как может позволить двенадцатицилиндровый мотор.
В порт! Хоть нет гарантии, что у причала стоит что-то, готовое к отплытию. И неизвестно, удастся ли убедить капитана сразу отчалить.
Но навстречу из-за поворота выруливает гнусная армейская «лоханка»-Кс1Р — ветровое стекло снято, над покатым носом, поверх запасного колеса растопырил лапы пулемет. Приходится свернуть в невыгодную сторону, на север — и поживей, пули уже клюют «пирса» в корму.
Остается надеяться, что они расшибут сигнальные лампы, но не продырявят колеса. Отключить фары Аник не рискует — и сотни метров не проедешь, как врежешься. Сан-Сильвер залит осязаемой, тяжелой тьмой тумана.
Натянув тетиву, маленький лучник на капоте указывает стрелой вперед.
Свет фар в движении таранит млечную завесу — туман клубится, будто дым, под напором ветра с моря, взмывает ввысь и ниспадает плоскими полотнищами, приоткрывая черные, зловещие картины города.
Сан-Сильвер мертв. Ни фонари, ни переливающиеся витрины, ни встречные авто, ни редкие силуэты прохожих не избавляют от впечатления, что это морок и иллюзия, овеществленный сон без пробуждения, загробные грезы покойников. Аник видит слепые остовы домов после бомбежки, разбитые машины и заманчиво одетых девушек на тротуарах, делающих призывные знаки. Вот на перекрестке пляшет, дергается сумасшедший, вот кто-то ползет, волоча перебитые ноги, а вон из окон вырвалось пламя пожара…
Все это нежить, марионетки; им кажется, что они дышат, говорят и ходят сами по себе, в то время как их направляет злая воля. Этот Сан-Сильвер — воплощение зла, декорация бесконечного спектакля, поставленного режиссером-разрушителем. Дьявол-кукловод не может зажечь солнце, вдохнуть жизнь — он заставляет трупы шевелиться и воображает, что создал особый мир ненависти и злодейства.
Любимчиков дьявола Аник уже видел. Его передергивает при мысли, что он мог остаться в ресторане, среди избранных.
Значит, и в темном царстве можно сказать «Нет!» и не плясать под дудку Сатаны!
Другое дело, что хозяину такая смелость не по нраву.
Мотоцикл с коляской выныривает наперерез из переулка; вильнув, Аник избегает столкновения, но пулеметчик в коляске посылает в бок «пирсу» очередь и сносит стекла с левой стороны. Ветер почти очистил путь от тумана; теперь можно выжать из машины все, на что она способна.
«Кюбельваген» и мотоциклисты остаются позади, впереди — шоссе на Марбург. Дорожка привычная — сколько контрабанды было сгружено и спрятано в прибрежных дюнах!..
До Марбурга около ста километров; если «пирс» не от кажет, то покроет это расстояние минут за сорок. Еще двадцать минут — до Шальморского залива или до Гидна, где есть порт. Но слуги дьявола вряд ли позволят разъезжат! так долго…
«Что, парень, — думал, ты выиграл? а черта с два. Чтоб угодить змееволосой, заплатить за угощение и развлечение, гости в лепешку расшибутся, но достанут хама, давшего в бубен хозяйке притона».
Опять-таки «пирс» не молоденький. У ресторана Аник видел послевоенные машины, эти быстроходней. Хорошо, если у хозяйки нет авиации. Даже старый лапчатый «Юнкерс-87» вобьет «пирс» в шоссе по самую крышу и пригладит, что осталось, пулеметами. О «мессершмиттах» лучше и не думать.
К порту его не пустили, до Гидна час езды. Шанс найти сейчас на берегу между Сан-Сильвером и Гидном лодку — нулевой. Остается судоходный канал, идущий от Шальморского залива на юг, до Вагеля — дальше по реке корабли уходят в море. Глядишь, на каком-то бьефе что-либо плавучее и попадется.
Но, не доехав до моста через Вагель, Аник в зеркале заднего обзора замечает точки-светлячки на шоссе.
Выходит, что его догонят раньше, чем он выйдет на дорогу вдоль канала.
Висячий мост на двух высоких П-образных опорах делится этими «П» на три части — от устоя до опоры метров семьдесят, затем пролетное строение, оно вдвое длинней, и семьдесят до устоя на противоположном берегу. Проезжая часть шириной метров восемь, с белой разделительной полосой. Под висячей 140-метровой фермой — пятнадцать метров пустоты и блики темной воды.
Резко затормозив на скорости и круто вывернув руль, Аник ставит «пирс» поперек дороги, метрах в тридцати от ближней опоры, после чего ломает ключ зажигания в замке. Пускай сдвигают «пирс» с пути вручную, если захотят. Пока они это не сделают, его и «кюбельваген» не объедет. А мотоциклы есть чем остановить.
Он оттягивает затвор маузера и заполняет магазин патронами из добытой Эрикой коробки.
«Интересно, сколько можно продержаться одному, имея сорок два заряда?..»
Бегом к опоре. Массивный столб квадратного сечения уходит вверх — оттуда льется ровный неживой свет и тянутся тени тросов подвески. Проезжая часть видна ясно, целиться будет легко. А вот подстрелить его, укрывшегося за столбом, — непросто.
Пока шум моторов приближается, есть время осмотреть обозначенный бакенами фарватер.
Сверху по реке ползет буксир с баржами, это понятно по огням. Вряд ли тягач дает больше десяти узлов — и под мостом пройдет не раньше, чем через четверть часа. Анику страстно хочется, чтобы река текла быстрее…
Моторы все ближе; рык их становится глуше: завидев «пирс», дьявольские гонщики сбросили скорость. Сейчас остановятся…
Как же!., «крайслер-империал» взревывает и толкает «пирс», сдвигая его наискось на пару метров.
«В водителя, в голову — раз, два».
«Крайслер» замирает. Кто-то пытается открыть дверцу, вытащить шофера — «Получай и ты!..»
По опоре лупят густым огнем; Аник жмурится, чувствуя, как прямо у лица пролетают горячие брызги и крошево. Ага, вот и «томпсон» застрекотал — янки и наци в едином строю, как трогательно!..
Лишь бы не привезли с собой огнемет…
Похоже, прикрывают штурмовой отряд. Этих нельзя подпускать близко.