Страница 185 из 188
— Нет, лежи смирно. Тебе еще нельзя жить в полную силу. Скоро будет готов для тебя меховой костюм, а потом мы тебя покормим. Тебе даже нельзя будет кушать самой. Область Мрака не отпускает свои жертвы так просто.
— А где папа и Кэльвин? Они отправились назад за Чарльзом?
— Нет. Они едят и отдыхают. А мы стараемся поближе познакомиться с тобой и понять, как тебе лучше помочь.
— Почему здесь так темно? — спросила Мэг.
— Что такое темно? Мы не понимаем. Твой отец и Кэльвин тоже спрашивали об этом. Они сказали, что сейчас на нашей планете ночь и они ничего не видят. Они сказали, что наша атмосфера мутная и закрывает от нас звезды, и очень удивились, когда мы сказали, что знаем музыку и движение звезд намного лучше, чем на вашей Земле, где некоторые из вас часами сидят у особых приборов — кажется, телескопов — и изучают звезды. Мы не понимаем, что такое “видеть”.
— Ну, это когда можешь сказать, как выглядит что-нибудь, — растерянно попробовала объяснить Мэг.
— Мы не знаем, как выглядят вещи, но мы знаем, что они из себя представляют. Наверное, это очень примитивное свойство — видеть.
— Что вы! — воскликнула Мэг. — Это самый замечательный дар в мире!
— Какой странный должен быть ваш мир! — сказал Самый маленький. — А попробуй мне объяснить, что такое свет, без которого вам так трудно.
— Ну, мы без него ничего не видим, — сказала Мэг, осознав, что не в состоянии объяснить, что такое зрение, свет, темнота. Ведь жители этой планеты всегда были слепыми.
— Наверное, жизнь на вашей планете очень трудная. Ты мне расскажешь о ней потом, когда совсем выздоровеешь.
— Хорошо, — пообещала Мэг, но знала, что не сможет объяснить ни сейчас, ни потом, что значит видеть мир, потому что те, кто жил здесь, по-своему ощущали, знали и понимали его. И Мэг показалось, их восприятие мира намного совершеннее, чем у нее, родителей, Кэльвина и даже у Чарльза Уоллеса. — Чарльз Уоллес! — вдруг вспомнила она. — Они думают, как его спасти?! Мы же не знаем, что Сам делает с ним! Пожалуйста, помогите нам!!!
— Конечно, конечно, маленькая! Сейчас как раз все собрались, чтобы обсудить, как лучше вам помочь. До сих пор нам ни разу не доводилось говорить с пришельцами, вернувшимися с этой страшной планеты, поэтому, хотя твой папа винит во всем себя, мы поняли, что он уникальное создание, раз вырвался с Камазота, да еще вырвал вас. Но мальчик, я понимаю, необыкновенный мальчик, очень дорогой вам мальчик… Ах, маленькая, пойми: с ним не так все просто. Надо вернуться назад, на Камазот, снова пройти Область Мрака. Я не представляю себе, просто не представляю!
— Но папа бросил его, — сказала Мэг. — Значит, он должен его спасти! Он же не может просто взять и оставить Чарльза Уоллеса на этой страшной планете!
Внезапно Самый маленький заговорил сухо:
— Никто и не помышляет о том, что кого-то надо бросать. Мы так никогда не поступаем. Но мы знаем, что не всегда получается, как мы того хотим, а мы пока еще не решили, что надо делать. Тебе придется подождать, когда ты совсем окрепнешь. Ты должна расслабиться, почувствовать облегчение, выздороветь. А вот и одежка для тебя.
Мэг почувствовала, что ее поднимают и одевают во что-то мягкое и теплое.
— Не беспокойся о своем маленьком брате. — Музыкальные слова успокаивали. — Мы ни за что не отдадим его Самому.
Добрые слова и ощущение, что эта необычная няня будет к ней хорошо относиться, окутали Мэг покоем. Легко, словно мамин поцелуй, до щеки дотронулось щупальце.
— Мои малыши так давно выросли, — сказала няня. — А ты такая хрупкая и беззащитная. Я сейчас тебя накормлю. Ешь не спеша, спокойно.
К губам Мэг поднесли что-то очень вкусное. С каждым глотком к ней возвращались силы, и она вспомнила вдруг, что не ела с того самого ненастоящего обеда с индейкой на Камазоте.
— Сколько у вас длится ночь? — сквозь сон спросила Мэг. — Потом ведь будет день?
— Тише! В часы прохлады мы всегда спим. А когда ты встанешь, снова будет тепло, и мы возьмемся за наши дела. А теперь спи, предстоит сделать много дел.
— Как мне вас называть? — спросила Мэг.
— Сначала постарайся вообще не разговаривать. Лучше — думай. Вспоминай всех близких и их имена!
Пока Мэг вспоминала, необычная сиделка тихо мурлыкала ей в ухо:
— Нет, мама у тебя особенная, там одна и не теряет мужества; папа здесь с тобой, а она об этом ничего не знает. Я не могу называться ни приятельницей, ни учительницей, ни братом, ни сестрой. Вот уж странное слово “знакомая”! Смешное и не теплое… Тетя? Похоже. Пожалуй, это подойдет. Но какие странные мысли у тебя обо мне. Чудище? Это ужасно — назвать меня Чудищем! Существо! Это, пожалуй, подойдет. Тетя Существо.
— Тетя Существо, — пробормотала Мэг сквозь сон и рассмеялась. — Очень удачное имя, — сказала Мэг. — Спой мне что-нибудь, тетя Существо.
Если трудно было объяснить Существу, что такое зрение, то совсем невозможно было описать тетино пение. Мелодия была более прекрасная, чем даже на Уриеле. Она была более осязаема, чем нечто видимое и материальное. Она вселяла бодрость, уносила Мэг к далеким звездам. И вдруг Мэг поняла, что слова “темнота” и “свет” не так уж и важны, самое важное — эта мелодия.
Мэг не заметила, как музыка усыпила ее. Когда она проснулась, ночь уже ушла, и комнату наполнил тусклый серый свет.
Она чуть-чуть шевельнулась, и тетя Существо тут же склонилась к ней.
— Хорошо мы спали, дорогая? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — ответила Мэг. — Тетя Существо, а как называется ваша планета?
Тетя вздохнула:
— Ах, дорогая, мне очень трудно переложить это на язык, которым вы мыслите. Вы, кажется, называете планету, с которой прибыли, Камазот?
— Ну, это не наша планета. Просто мы там побывали.
— Тогда, я думаю, можешь называть нашу планету Иксчел, — предложила тетя Существо. — У нас с несчастным Камазотом одно солнце, но больше у нас с ними нет ничего общего.
— А вы боретесь против Мрака? — спросила Мэг.
— Конечно, — ответила тетя. — В этой борьбе нам нет ни минуты покоя. Но мы не одни, нам помогают.
— А кто?
— Это так трудно объяснить. И не потому, что ты маленькая. С твоими спутниками так же трудно установить контакт, как с тобой. Но все же попробую. Вот, пожалуй, понятия, близкие тебе: доброта, звезды, свет, любовь… Нет, не могу! Это не то, что вы видите, а то, что внутри каждого предмета. Потому что то, что вы видите, исчезает со временем, а то, что вы чувствуете, — вечно.
— Тетя Существо, а вы знаете миссис Что? — с неясной надеждой спросила Мэг.
— Миссис Что? — Тетя Существо задумалась. — Ах, девочка, ваш язык такой ограниченный и простой, что даже понять тебя очень трудно. — Она беспомощно взмахнула четырьмя щупальцами. — Может быть, ты хочешь увидеть папу и Кэльвина?
— Да, очень!
— Тогда пойдем. А мех надо снять, не то тебе скоро станет жарко.
Тетя Существо провела Мэг по длинным темным коридорам в большой зал с колоннами. Лучи света пробивались сверху через отверстия и скрещивались над громадным каменным столом. Вокруг на каменных скамьях сидели мистер Мюррей, Кэльвин и несколько больших Существ. Они были такими огромными, что их скамьи были велики даже для мистера Мюррея, а длинноногий Кэльвин болтал ногами, как Чарльз Уоллес. Зал был частично огражден сводчатыми арками, через которые можно было выйти на мощеные дорожки. Не было стен и крыши, поэтому, хотя свет был тусклым, у Мэг не было ощущения, что здесь сумрачно или сыро.
При виде Мэг мистер Мюррей соскочил со скамьи и нежно обнял ее.
— Они сказали нам, что ты поправилась, и мы ждали тебя.
Мэг сразу вспомнила о Чарльзе Уоллесе, и снова в ней поднялось разочарование в отце, таком сломленном и по-человечески немощном.
— Я здорова, — буркнула она, не глядя ни на отца, ни на Кэльвина.
Теперь она ждала помощи только от жителей планеты.
Все подождали, пока она уселась.
Первым заговорил мистер Мюррей: