Страница 126 из 188
— Двое каких-то… гауптман и переводчик…
Коршун бросил взгляд за ворота, где стояла грузовая машина с немецкими солдатами, нахмурился:
— Ты прикажи, чтобы дали корм моим лошадям, да присмотри…
Северин Романович понял, что его отстраняют от разговора, обиделся: он бы и сам не пошел, нужны ему их тайны! Но так, бесцеремонно…
Спустился с веранды, хлопнул в ладоши, подзывая Андрея, приказал:
— Заведи лошадей в конюшню, мешок с овсом возьми в кладовке, тот, уже начатый!
Увидев Коршуна, гауптман Либлинг широко улыбнулся и протянул ему руку, указал на место напротив себя. Впервые Либлинг обращается с ним, как с равным.
“Еще и не то будет, когда красные накрутят вам хвост”, — неожиданно подумал он и сам удивился: неужели он радуется победам Советской Армии? Нет и еще раз нет! Но эти важничающие немецкие свиньи!..
— Что случилось, герр гауптман? Такой срочный вызов!
— Ну что вы — вызов! — перебил его Либлинг. — Просто у меня не было другого выхода.
Коршун удобнее устроился в кресле: вот как запели, уважаемые! Бросил сухо:
— Я слушаю вас.
Гауптман разложил на столе карту.
— Вот здесь, — ткнул карандашом в хутор Безрадичи, — сегодня около часа ночи группа русских разведчиков форсировала Горынь. Они сняли наш патруль и углубились в лес. Наверно, двигаются сюда, — нарисовал стрелку. — Обойти ваше острожанское озеро Щедрое им будет трудно. На их пути еще одно озеро — Черное; между озерами приблизительно двадцать километров — зона болот, и только здесь, — Либлинг ткнул палец в карту, — остается проход. Дело очень серьезное. Мы думаем, что им удалось разведать — возможно, частично — систему наших оборонных сооружений. Но есть основания считать, что разведчики не успели связаться со своим командованием.
— Сколько их? — спросил Коршун.
— Четверо или пятеро.
Коршун потер тыльной стороной ладони чисто выбритый подбородок. Начал рассуждать вслух:
— От речки Горынь до Острожан шестьдесят километров. Они уже идут часов семь. По три километра в час — ведь чащоба, больше не сделают, так что до нашего озера еще остается сорок. Ну, тридцать пять… Сегодня днем будут отдыхать — вы же им передышки не давали, — в лучшем случае будут здесь завтра к рассвету, а вернее, в середине дня. Если, конечно, будут…
Гауптман одобрительно наклонил голову.
— Наши расчеты сходятся, — сказал. — И командование рассчитывает на вас, господин Коршун!
Впервые за все время их знакомства — а знакомы они более двух лет, с того времени как Кирилл Жмудь возглавил бандеровский отряд и установил контакты с абвером, — гауптман Либлинг назвал его господином.
Коршун посмотрел изучающе: не смеется ли над ним? Но гауптман был серьезен и даже доброжелателен, и Кирилл успокоился.
— Я помешал вам завтракать, господа! — сказал, повеселев. — Продолжайте! Да и я к вам с удовольствием присоединюсь.
— Но ведь эти разведчики… — попробовал возразить Либлинг.
— Никуда они не денутся! Мы все успеем, — прервал его Коршун самоуверенно. — По территории, занятой моими отрядами, им не пройти!
Это “моими отрядами” вырвалось у него невольно, и Коршун на миг смутился. Чтобы скрыть неловкость, высунулся в окно и крикнул:
— Северин, иди-ка сюда! Составь нам компанию!
— Иду! — отозвался из конюшни Северин Романович. — Иду. Куда только этот разбойник подевался? Андрей, где ты, сукин сын? Коней купать пора!
— Оставь своих коней… — недовольно сказал Кирилл. — И вели жарить яичницу, а то на столе все остыло.
Подстегнутый кнутом жеребец поднялся на дыбы, замутив воду.
— У-у, черт придурковатый! — захохотал Гришка, отскакивая. — Я тебя сейчас!.. — Он еще раз замахнулся кнутом, но Андрей перехватил руку.
— Не надо, это же зверь! Если его бить, совсем осатанеет! Гришка недовольно опустил кнут. Сплюнул сквозь зубы.
— Сам знаю, — процедил презрительно. — Не твое дело! Мой конь, что хочу, то и делаю!
Андрей насупился:
— Но спросят с меня! А ты только и знаешь, что отцу жаловаться. Что вчера говорил? Андрей, мол, коней заездит, ему что — не свои, хозяйские.
— А что, неправду сказал?
— Еще раз скажи, — пригрозил кулаком Андрей, — не посмотрю ни на что!
Григорий отступил, похлопал по воде ладонями.
— Ой-ой, не очень-то заносись!
Андрей угрожающе двинулся к нему, но Гришка голым пузом бросился на воду, обрызгав Вороного и Андрея, сказал примирительно:
— Разошелся! Я ведь так, не со зла…
— Смотри мне! Я ведь точно знаю, кто нашептывает отцу…
Не ожидая ответа, побежал, высоко поднимая колени и разбрызгивая воду. С разгону вскочил на Серка, распластался голым телом по спине коня, обхватил руками шею. Серко скосил на него большой синий глаз, фыркнул и пошел на глубину, довольно заржал, весело, задорно, будто бы озорным жеребенком.
Купая коней, Андрей время от времени поглядывал на берег: не появятся ли в конце улицы белые кобылы Демчуков? Еще вчера Филипп говорил, что утром поедут с отцом за дровами. Уже перевалило за полдень, а их все нет. А Филипп ему так нужен!
Хата Демчуков — вторая от озера, приземистая, с маленькими окошками, крытая полусгнившим тесом. Тес порос мхом, и Демчук иногда грустно шутит, что зеленый цвет крыши роднит его жилище с домом Жмудя.
Андрей видел, как между хатой и сараем мелькнул синий платок тети Катри, матери Филиппа, — наверно, побежала доить корову.
Он соскочил с Серка, лениво обрызгал коня водой. Любил купать лошадей, но сейчас было не до этого. Смотрел, как плещется в воде Гришка.
Счастливый Гришка: каждую осень отец отвозит его в город в школу. Когда еще была жива мать Андрея, Северин Романович поклялся, что выучит и племянника; мать плакала перед смертью, просила брата Северина, а он сказал, что слово его твердое.
Мать отписала Северину Романовичу все их добро. Правда, добра того было — хата, корова да свинья, но дядька не выполнил пока своего обещания. В первую же осень, собираясь отвозить Гришку в школу, сказал Андрею:
— Не выходит в этот раз. Я говорил там, — неопределенно махнул рукой, — но отказали. Вот разобьют немцы красных, тогда уже…
Андрей глядел на дядьку широко открытыми глазами и еще не верил.
— Вы же обещали матери… — начал, сжав кулаки. — Договорились, что за деньги от хаты…
— Какие там деньги — слезы! — скривился Северин Романович. — Тех денег тебе на подштанники не хватит. Подожди год, хлопец, за год ничего не сделается.
Прошел уже не год, а два, осенью Гришка снова поедет в город, а Андрей опять останется чистить навоз в коровнике да выслушивать упреки дядьки, что ест хлеб даром.
Разве даром? Кто коров пасет и за лошадьми ходит?
Андрей похлопал Серко по крупу. Любил коней, чуть ли не спал в конюшне — это, наверно, было единственное, что держало его у дядьки. А так — не маленький уже, четырнадцать скоро, подался бы сам в город. Там жила двоюродная сестра отца, мать говорила: душевная женщина, — и советовала обратиться к ней в случае нужды. Но было страшно двинуться одному в большой и голодный город; наслышался он от Северина Романовича, как живут городские, а у тетки Михайлины два рта, не хватало ей еще одного нахлебника…
Гришка что-то кричал ему, но Андрей не оборачивался. Тот подбежал, спросил:
— Коней в ночное погонишь сегодня?
Андрей глянул исподлобья: этот Гришка будто мысли его читает…
— Не знаю… Как распорядится твой отец… — ответил уклончиво.
— Скажи отцу, чтобы отпустил меня. Это совсем не входило в планы Андрея.
— После того как ты ходил с нами в ночное, мать сказала — кашлял. И велела больше не пускать.
— Ты вот что, — заговорщически подмигнул Гришка, — не вспоминай об этом. А я тебе дам противотанковую гранату. — Он погрузился в воду по шею, осторожно похлопал по воде ладонями и вдруг ударил так, что в воздух взлетел целый сноп брызг. — Хочешь, вместе будем рыбу глушить?
У Андрея загорелись глаза: и где этот черт только берет противотанковые гранаты?