Страница 5 из 172
С утра 31 октября Лайку готовили к посадке в спутник, протирали кожу разбавленным спиртом, места выхода электродов на холке снова смазали йодом. Вошел Королев в белом халате. Смотрел на собаку. Она спокойно лежала на белом столике, вытянув вперед передние лапки и подняв голову, похожая на остроносеньких собак с древних египетских барельефов. Королев осторожно почесал Лайку за ухом. Медики тревожно покосились, но ничего не сказали.
В середине дня Лайка заняла место в контейнере, а около часа ночи контейнер подняли на ракету. Медики не отходили от собаки ни на минуту. Стояла уже глубокая осень, и было холодно. К Лайке протянули шланг с теплым воздухом от наземного кондиционера. Потом шланг убрали: надо было закрывать люк. Правда, незадолго перед стартом Яздовскому удалось уговорить Королева разгерметизировать на минутку контейнер, и Серяпин попоил Лайку водой. Вода входила в пищу, но всем казалось, что собаке хочется пить. Просто попить обычной воды.
3 ноября второй спутник ушел в космос. Телеметрия сообщила, что перегрузки старта прижали собаку к лотку контейнера, но она не дергалась. Пульс и частота дыхания повысились в три раза, но электрокардиограммы не показывали никакой патологии в работе сердца. Потом все постепенно стало приходить в норму. В невесомости собака чувствовала себя нормально, медики отмечали “умеренную двигательную активность”. Радостный Яздовский уже докладывал Государственной комиссии: “Жива! Победа!”
А ведь и правда это была замечательная победа! Собака не просто осталась жива, когда ее подняли в космос, но жила в космосе целую неделю! В специальном “Отчете советской комиссии Международного геофизического года”, изданном в июле 1958 года, было сказано: “Этот эксперимент показал, что живой организм в течение недели, пока действовала установка по регенерации воздуха, хорошо переносил условия невесомости и другие особенности движения в космосе”.
Через три дня после старта второго спутника курсанту Оренбургского высшего военно-авиационного училища летчиков имени И.С.Полбина Юрию Гагарину вручили золотые парадные погоны лейтенанта ВВС. Он был совершенно счастлив, он праздновал в те дни свадьбу, он не думал ни о каком космосе…
ОТБОР
Весной 1956 года, воодушевленный успешными стартами собак на геофизических ракетах, Главный конструктор Сергей Павлович Королев на одном из совещаний предложил подумать об организации полета человека на геофизической ракете. Это было полной неожиданностью, все заволновались, а молодые врачи Александр Серяпин, Абрам Генин и Евгений Юганов даже написали заявление с просьбой послать их в стратосферу. Королев был слишком увлечен завершением работ над межконтинентальной ракетой, чтобы уделить этой своей идее много внимания, а когда огромная ракета полетела — и вовсе от нее отказался. Наверное, объяснить такое охлаждение можно еще и тем, что реактивная авиация уже осваивала стратосферу и полет туда не только не выявлял заведомых преимуществ ракетной техники, но даже несколько размывал и притушевывал эти преимущества, давал повод усомниться в них, что для Королева было уже совершенно недопустимо.
Некоторое время Сергей Павлович раздумывает над тем, не организовать ли полет человека на новой ракете по баллистической кривой (как сделают американцы в мае 1961 года), но вскоре и этот вариант представляется ему ущербным, половинчатым, и уже в мае 1958 года он рассматривает предложения проектного отдела Михаила Клавдиевича Тихонравова, давнего и верного своего соратника, о тяжелом спутнике для полета человека в космос. В июне Королев вместе с Тихонравовым составляет записку в правительство о перспективных работах. Она начинается фразой, тон которой нехарактерен для документов подобного рода: “Околосолнечное пространство должно быть освоено и в необходимой мере заселено человечеством”. В записке прямо указано: “…должны проводиться широкие исследования и разработки по обеспечению нормальных условий существования человека на всех этапах космического полета”. В ноябре на совете главных конструкторов принимается решение начать разработку спутника для человека, хотя М.К.Тихонравов, энергичнейший из его сотрудников — К.П.Феоктистов и другие инженеры, молодость которых позволяла называть проектный отдел “детским садом”, уже давно “прибрасывали” и “прикидывали” разные варианты. Наконец, в начале 1959 года под председательством академика М.В.Келдыша состоялось совещание, на котором вопрос о полете человека обсуждался уже вполне конкретно, вплоть до того: “А кому лететь?”
— Для такого дела, — сказал тогда Королев, — лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики реактивной истребительной авиации. Летчик-истребитель — это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер…
Большинство поддержало Сергея Павловича. Было решено поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам и врачебно-летным комиссиям, которые контролируют здоровье летчиков в частях ВВС.
Справедливости ради надо сказать, что в 50-е годы авиация и ракетная техника если и не конкурировали между собой, то относились друг к другу весьма пристрастно. Главком ВВС Павел Федорович Жигарев не поощрял увлечения своих медиков экспериментами с собаками на высотных ракетах Королева. Но сменивший его на этом посту в 1957 году Константин Андреевич Вершинин понял, что, как ни заняты ВВС своими летными заботами, к ракетным делам подключаться придется. “Космики” (хотя их так тогда не называли) выделились в самостоятельное подразделение во главе с профессором В.И.Яздовским. Ближайшими его сотрудниками были: Олег Георгиевич Газенко, Абрам Моисеевич Генин, Николай Николаевич Туровский и Евгений Анатольевич Карпов. Общими усилиями была подготовлена важная бумага: директива по отбору космонавтов. Активно принимал участие в этом генерал-полковник Филипп Александрович Агальцов, который, надо отдать ему должное, очень помог врачам в этой работе.
Медики понимали, что и по опыту, и по возрасту, и по физическим данным состав летчиков-истребителей в разных частях примерно одинаков, так что забираться для поисков кандидатов в космонавты за Урал, на Дальний Восток не имело смысла. Перед отъездом было большое совещание, на котором выступил Королев. Он изложил пожелания ракетчиков: возраст — примерно 30 лет (забегая вперед, скажу: Комарову было 33 года, Беляеву — 35), рост — не более 170 сантиметров (Шонин был выше), вес — до 70 килограммов.
— А главное, — с улыбкой сказал Королев, — пусть они не сдрейфят!
— Сколько вам нужно людей? — спросили медики.
— Много, — ответил Королев.
— Но американцы отобрали семь человек…
— Американцам отобрали семерых, а мне нужно много!
Это заявление было встречено с некоторым недоумением. Надо сказать, что уже после сформирования первого отряда космонавтов, когда они уже приступили к тренировкам, речь шла о подготовке человека для полета в космос, человека в единственном числе! Как рассказывали мне сами космонавты, лишь перед самым стартом Гагарина и им самим, и их наставникам стало ясно, что дело не ограничится одним полетом, что очень скоро действительно потребуется много космонавтов.
Итак, разделившись парами, медики разъехались на поиски кандидатов. В довольно сжатые сроки им требовалось найти несколько десятков абсолютно здоровых, относительно (насколько возраст им разрешал) опытных, дисциплинированных, не имеющих замечаний по службе, профессионально перспективных, молодых, невысоких и худеньких летчиков-истребителей. Врачи в частях, которые знали только, что идет какой-то отбор летчиков “спецназначения”, предложили приехавшим московским коллегам более трех тысяч (!) кандидатур. Москвичи засели. за пилотские медицинские книжки… Ограничения ракетчиков сразу дали большой отсев. Но не только на рост и вес обращали внимание. Частые бронхиты. Ангина. Предрасположенность к гастритам или колитам. Сдвиг ЭКГ. В обыденной жизни все это, конечно, вещи неприятные, но кто же обращает внимание на такие пустяки! Московские медики обращали и, увидев отклонения от “абсолютного здоровья” (идеал этот, как вы понимаете, столь же недостижим для врача, как абсолютный ноль для физика), тут же браковали.