Страница 1 из 171
Николай Коротеев
ДЕРДЕШ-МЕРГЕН
Быль
Солнце, едва поднявшись над горами, розово освещало заснеженные пики Киргизского хребта. Стояла ранняя для Чуйской долины весна.
Задолго до условленного времени встречи с Исабаевым я вышел на балкон гостиничного номера «Пишпека», как в старину назывался этот город, теперь столица Киргизии, и смотрел вдоль двухкилометровой аллеи бульвара Дзержинского. Деревья еще не распустились, и серые ветви гигантов светились на чистой лазури неба.
Я уже многое узнал о человеке, который должен был прийти ко мне, и ждал его с нетерпением.
Абдылда Исабаевич родился в начале века. В шестнадцатом году, когда царские власти спровоцировали бегство части киргизов из Прииссыккулья за границу, он волею судеб оказался там, был продан в рабство, работал у мельника-уйгура несколько лет, бежал, вернулся на родину уже после Октября. Беспризорничал. И, как многих мальчишек того трудного и сурового времени, на ноги Абдылду поставил человек, работавший в милиции, Федор Кириллович Мартынов. Его Абдылда почитал и звал отцом. Потом и сам Абдылда стал работать в милиции, так что считает он себя потомственным милиционером. Более сорока лет Исабаев отдал службе, награжден орденами Красного Знамени и дважды Красной Звезды, медалями. Теперь он председатель совета ветеранов МВД.
За пять минут до назначенного времени я увидел высокую строгую фигуру Исабаева меж деревьев в аллее. Минута в минуту он постучал в дверь номера. Мы сели за стол. Нас ждал чай, и черный и зеленый, тогда я еще не знал вкусов Абдылды Исабаевича.
Я попросил его рассказать историю о Дердеш-мергене, столь поразившую меня. Его речь потекла вольно, непринужденно, безыскусно, как мне показалось.
— Этот самый Дердеш-мерген. Дердеш — его имя, а мерген — значит охотник, — без предисловий начал Исабаев. — Не просто охотник — великий охотник. Он был бедняк, работал кузнецом. Кузнец — очень нужный, уважаемый человек в аиле. За много верст ездили к нему. Сыновей имел двух, двойняшек к тому же. Но родились они, когда кузнеца украли: связанного, скрученного по рукам и ногам переправили через границу и заставили работать на банду басмачей. Пригрозили, что вырежут его семью. А Дердеш хорошо знал — сделать это бандитам ровным счетом ничего не стоит. Имелся у басмачей даже специальный человек, который с удовольствием выполнил бы такое поручение. И не по злобе на Дердеша, а по характеру. Крохотный такой человечишка, пристрастившийся к убийствам. Звали его Осман-Савай. Самые гнусные казни, самые подлые дела поручал ему главарь банды басмачей Джаныбек-казы. Казы — это судья, судьей был Джаныбек в царское время.
После революции собрал Джаныбек банду, самую грозную в Южной Киргизии. А когда изгнали басмачей из советской республики, Джаныбек-казы базировался в Кашгарии, в Западном Китае. Бывший казы, собрал там людей, бежавших от Советской власти, — кулаков-баев, торговцев, духовенство, недовольных и обманутых, сброд всякий.
Имелся у курбаши — предводителя банды, у этого самого Джаныбека, тайник, где держал он свои сокровища — все награбленное и захваченное в набегах. Складывались там и пришедшие в негодность японские и французские винтовки, которые продавали англичане. Плохо были обучены басмачи-джигиты у Джаныбека. С оружием обращались, будто с палками: очень быстро выходило оно из строя. Только казы не бросал его, берег. Знал — рано или поздно найдет он оружейника, который приведет винтовки в порядок. Не один кузнец перебывал у него, но были они, наверное, безрукими и безголовыми. А курбаши хотел иметь искусного мастера, чтоб тот все мог делать, чего ни захочет казы.
Пленные басмачи утверждали, что тайник Джаныбека находится не в Кашгарии, а на территории нашей республики. И мы пытались найти его. Окрестные горы облазили, скалы осмотрели, пещеры и пещерки ощупали, но никак не могли обнаружить ни оружия, ни сокровищ, ни продовольствия, которое в ту пору ценилось выше золота и драгоценных каменьев, дороже самой ценной сбруи и изукрашенных мастерами-умельцами седел. Мы, милиция, подумывали: уж не сказка ли этот тайник, не выдумка ли это самого Джаныбека, не желает ли он пустить нас по ложному следу... да и тамошние власти, кстати, обмануть. Похоже было, что и они искали клад: кому не хочется поживиться за счет ближнего, особенно если прячет он сокровища в чужом для него доме, потихоньку от самого хозяина.
Шло время. Мы уверились — существует тайник, и находится он на нашей, советской земле. Пленные показали — пятнадцать преданнейших джигитов своих велел зарубить Джаныбек, а именно они долгое время и стаскивали в секретную казну золото, драгоценности, продовольствие и оружие. И будто бы лишь четверо в многотысячной банде знали, где хранятся сокровища. Сам Джаныбек, старший сын курбаши, а третьего и четвертого и по имени никто не ведал.
В начале тридцатых годов приток в банду Джаныбека усилился. Оружия стало не хватать. Английские эмиссары, которыми кишмя кишел Западный Китай, в долг давать оружие не желали, требовали золото. Оно у Джаныбека было в тайнике. Вот достать его и послали Дердеш-мергена. Не одного, не в одиночку, а придали ему то ли в помощники, то ли для охраны того самого крошечного, похожего на обезьяну палача-джельдета, которого звали Осман-Савай. Наказ курбаши Джаныбека был строг. Самого джельдета к сокровищнице не подпускать и на пистолетный выстрел. Хорошо знал своего джельдета Джаныбек. Осман-Савай, узнав о сокровищнице, и деньги бы забрал, и Дердеш-мергена убил.
Сведения о том, что Дердеш-мерген и Осман-Савай перейдут нашу границу и пойдут к сокровищнице Джаныбек-казы в Джушалинском ущелье, мы опять-таки получили от пленных. Но скрываться Дердеш-мерген и Осман-Савай будут в Булелинском ущелье. Тянется ущелье километров на сорок, поросло тополями, выше елями. Но главной его особенностью являлся вход, узкая расселина шириной метров сорок. Поставь там один пулемет, так его огонь мог сдержать целую дивизию. Мышь не проскользнет незамеченной. И ясно стало, что вход в ущелье будет тщательно осмотрен и останется под постоянным наблюдением Дердеш-мергена до конца операции. Иными словами, любая наша попытка установить тайное наблюдение за посланцами Джаныбек-казы заранее обрекалась на провал. И иной дороги в это ущелье нет. Снежные горы, пропасти и скалы кругом. Много недель потратишь на их преодоление. И пройдешь ли живым — неизвестно.
Решили действовать в открытую. Днем и ночью патрули ездили по тропам в ущелье, наблюдали за склонами в бинокли, присматривались к поведению животных — диких козлов-теке, горных баранов-архаров. Но они не изменяли своим привычным путям, не выказывали никакого беспокойства, пугливости. И четверо снежных барсов-ирбисов ночной порой пересекали ущелье со склона на склон по своим привычным тропам, ступая след в след. Лишь очень тщательный осмотр следов на осыпях, по которым ступали ирбисы, позволял отметить их перемещения то на солнечный склон ущелья — кунгей, то на теневой — тескей.
Ничто, казалось, не нарушало обыденной жизни зверей. Походило — нет никого в ущелье. Не могли же архары, теке и барсы не почувствовать притаившихся людей, место их тайного пребывания. Даже ни одна пичуга не вскрикнула тревожно ночью. А ведь в сторожкую тишину вслушивались по пять пар очень внимательных, привычных ушей патрульных, жителей гор. Каждый из них был хорошим охотником и следопытом, знатоком повадок зверей и птиц. Но ничто ни днем, ни по ночам не нарушало от века заведенного порядка.
— Нет никого в ущелье! — в один голос твердили патрульные. — Нет никого! Или шайтан, дух какой-то, а не человек ухитряется там скрываться...
— Там Дердеш-мерген, — говорил я им. — Великий охотник!
— Охотник — это охотник, — отвечали мне. — Даже знай он язык зверей и птиц, они все равно учуют человека. Мы уже различаем морду каждого козерога, и они, наверное, узнают нас. Только ни в одном месте ущелья они не выказывают ни тревоги, ни осторожности. Нет там мергена, будь он самым великим охотником.