Мирон сын Мирона

Он шёл, осторожно поддерживая левую руку под локоть. “Наверное, от падения сместились кости. Нужен будет врач… Какой врач? Надо сначала выбраться отсюда…” Он почему-то думал, что сможет выбраться, что уже почти выбрался. Из оврага поднялся вверх по склону, крутому не меньше, чем тот, с которого упал. Каждый шаг через себя, через силу. Трава выше колена, хлестала белыми макушками по лицу, по глазам. Идвар шёл, склонившись вперёд, а, когда поднялся наверх оврага, поднял голову, опешил, от растерянности даже дыхание перехватило, и нижняя челюсть отвисла. Прямо перед ним верхом на коне сидел арбалетчик в чёрном плаще. Идвар переборол удивление с трудом, мельком огляделся — за оврагом начиналась равнина, поросшая травой. Его и догонять не надо было, надо было лишь подождать его здесь. Всё просто…

Он перевёл глаза на арбалет, направленный в грудь. “Опять арбалет?.. О, Боже… Всё… Неужели всё… Аэлла, милая, прости меня… Я хотел вернуться, видит Бог…”

Идвар отстранился назад, упираясь ногами в склон оврага, поднял голову, уставившись в лицо всадника. Он показался ему знакомым, может, когда-то он в армии у Идвара служил, ещё в бытность Мироном, кто знает…

— Ну… — прошептал он, словно торопился умереть. Всадник вдруг убрал арбалет, опуская руку вниз, прошептал тоже в ответ:

— Уходите, господин Мирон… Уходите пока я не передумал… Ну! — повысил голос.

Идвар попятился, не сводя взгляда с лица говорившего, что это значит? Он отпускает его? Почему? Хочет убить в спину? Он повернётся, а тот выстрелит ему в спину, как Дорру?.. Так?

Он опять попятился, ещё ниже опустился по склону оврага, шелестя травой.

— Уходите! — всадник опять повысил голос, и Идвар дёрнулся от внезапного окрика, споткнулся и опять покатился вниз, тихо вскрикнув от неожиданности.

Упал внизу ничком, животом между кочками, промокая до нитки, правая часть лица ухнула в жидкую грязь. Он попытался оторвать голову от земли и тут же услышал, как сработала пружина арбалета. “Всё!” — мелькнуло в голове в единый миг. Но чёрная стрела вошла в землю в двух пальцах от головы, и сердце Идвара оборвалось, как натянутая струна. “Убьёт!” Но всадник развернул коня и поехал прочь через равнину. Там, за этой равниной проходила дорога, делающая поворот в виде петли, и там его ждали товарищи по отряду.

Идвар оторвал голову, не сводя взгляда со стрелы, подтянулся, зажав эту стрелу в кулаке, перевернулся чуть на спину, чтоб не захлебнуться грязью. Сил вставать больше не было, он растерял их, борясь за жизнь… Как же он устал, как устал за этот бесконечный день.

*

Только глубокой ночью Идвар, насквозь мокрый, нашёл в себе силы подняться и пойти куда-то. В голове всё помутилось от пережитого. Надо было что-то делать, что-то предпринимать. Каким-то путём надо было добраться до Райрона. “Господи… Там же война скоро будет, а я здесь… И кто знает об этом? Кто сообщит, что я живой?..”

Он медленно шёл обратно через овраг, бережно поддерживая больную руку под локоть. Каждый шаг давался с усилием, но голова была занята другим, совсем о другом он думал сейчас. Как выбраться? Как попасть в Райрон? Будут ли его ещё искать? Как остановить короля?.. Скорее всего, он объявит войну Райрону и приведёт армию туда, и, возможно, захочет убить Аэллу и Уарда. А там никого… Там только советник Ниард, он не сможет дать отпор, да и не будет, скорее всего. Он же мирополец, он не посмеет ослушаться короля… Он же думал, что вернётся быстро, да и никто помыслить не мог, что может быть война с Мирополем…

Мокрая одежда липла к телу, была холодной, а шёл Идвар не так быстро, чтобы согреть и высушить её на себе. Гудели комары, лезли в лицо, на руки. Болела ключица, каждый вздох ощущался, болела голова, и нога не давала идти свободно. Отчаяние и безнадёжность охватывали душу. Король убил всех. Убил потому что ненавидел его одного, и только по великой случайности остался жив он сам. Впору было умереть от тоски, от жалости к самому себе, но он продолжал жить, дышать, чувствовал боль и даже шёл куда-то.

Ночью в лесу было темно, луна только-только высвечивала силуэты деревьев, и Идвар через лес шёл просто, куда глядели глаза, как в голове его сохранился ориентир. Хотел выйти к тому месту, где должен был быть привал, где погибли его ребята, проверить, может, кто-то остался жив.

Выбрался он, когда луна уже сделала большой шаг, вышел на поляну, преодолев высокие колючие кусты шиповника, царапая лицо, руки. Здесь, у дороги было посветлее, он видел на земле тела убитых, и вдруг заметил движение в стороне.

Кто-то был там! Кто-то живой…

Идвар как можно тише преодолел поляну, подобравшись к дереву, сжимал грязными пальцами арбалетную стрелу, это было его единственное оружие.

Человек в плаще сидел на земле, перекапывая брошенные вещи, когда-то они принадлежали группе телохранителей — пояса, сумки, плащи.

Идвар сглотнул, чувствуя, как от холода дрожат пальцы рук, нижняя челюсть, каждый звук казался необычайно громким, но человек занимался мародёрством и ничего не слышал. Идвар подошёл со спины, занося стрелу. Убить сразу или сначала посмотреть, кто это?

Прошептал громко, но голос не слушался его, оказался каким-то сиплым, недостаточно сильным:

— Стой… Руки подними…

Незнакомец выронил что-то от неожиданности, вздёргивая руки, быстро обернулся, но чуть не упал и опёрся на левую ладонь о землю, но вторую руку всё ещё держал вскинутой. Заговорил быстро:

— Не убивайте меня, пожалуйста… Я не виноват…

Идвар медленно опустил руку со стрелой вниз, всматриваясь в лицо говорившего, шепнул:

— Киран?.. Это ты?.. Живой?.. — а сам от слабости опустился на землю там, где стоял, сел на подогнутую ногу, прижал запястье к переносице и зарыдал, почти без слёз, одними сухими рыданиями боли и отчаяния. Из всех телохранителей ему оставили лишь бестолкового парня, да и то по случайности, а он был рад и ему, хоть этому знакомому лицу. “Господи, Боже мой… Что это… Что это со мной… Я разбит… уничтожен вконец… Король заставил меня плакать уже второй раз только за этот день… Какой я Мирон?.. Какой я герцог? Я хуже этого мальчишки… Прав он, как прав… Я слабак… И эти слёзы только подтверждение его словам…”

А Киран засуетился возле него, не зная, что делать, как успокоить, что сделать такого, чтобы остановить слёзы герцога.

— Господин… Господин, я… Ну что вы? Это же я… Не бойтесь… Это я…

Он подумал, глупый, что Идвар плачет от страха, нет, просто скопилось всё вдруг, вот, сейчас вот. Смерти эти нелепые, ладно бы в бою, с врагом один на один, нет же, подло, в спину. Ребята такие молодые… Да, и убийцы кто — люди самого короля, отца для всех, кто не знает тайны рождения Идвара… Послал людей убить своего сына вместе с его людьми… Кто поверит, если скажешь? И никого живого… не оставили, кроме вот этого вот…

От слабости, от ночного холода лесного, от боли душевной Идвара трясло этими слезами. Киран закрывал его плащом, пытаясь укутать, старался забрать стрелу, разжать грязные пальцы, но Идвар не отпускал её, вцепился мёртвой хваткой, продолжал трястись лихорадочной уже бесслёзной тряской.

— Всё… Всё, успокойтесь, нам надо уходить… Нам нельзя здесь оставаться, утром кто-нибудь выйдет сюда, нас могут найти, и хорошо, если эти люди не вернутся… Здесь опасно… Нам надо вернуться в город… здесь же недалеко…

— Нет! — резко перебил Идвар сквозь зубы, через бьющую его лихорадку. — Нам нельзя в Мирополь, только… только в Райрон… только в… — договорить не смог, его колотило ознобом.

— Хорошо, мы пойдём в Райрон… — Киран помог Идвару подняться на ноги, потащил вперёд, буквально неся на себе. Шептал по дороге:- Всё будет хорошо, господин… Всё будет хорошо…

Дорога была долгой и медленной, идти быстро они не могли. Идвар всё время молчал, да и думал, собственно, тоже ни о чём, отстранился от всего, словно спал на ходу, с открытыми глазами. Его по-прежнему трясло в ознобе и, видимо, начался жар. Что было дальше, Идвар абсолютно не помнил.