Мирон сын Мирона

— Хорошо, я даю вам слово, что не попытаюсь убить себя.

— Я даю вам слово, что не убью вас, если подойдёт князь к Райрону…

— Не попытаетесь убить.

— Хорошо, я не попытаюсь убить вас. Даю слово.

Она согласно кивнула головой и вернулась к вышивке. Идвар постоял немного и пошёл к двери, княжна так и не оторвалась от работы.

*

С этого дня жизнь её стала полегче. Аэлла со служанкой выходила из комнаты, посещала библиотеку, могла расположиться в другой комнате, где было теплее и светлее, подолгу сидела на балконе, уставленном цветами, и смотрела на город и землю своих предков, которые она потеряла. Один раз она столкнулась с Мироном, но он прошёл, лишь поздоровавшись и почтительно склонив голову. На ужин он её больше не звал, ну и ладно, Аэлла не обижалась.

С балкона четвёртого этажа она видела, что город живёт прежней жизнью, торговля идёт как ни в чём не бывало, люди занимались своими делами, как и до прихода миропольцев. Это обижало её и одновременно успокаивало. Значит, люди живут, живут и работают, а что в этом плохого? Кто бы ни управлял Райроном, миропольский король или его ставленник в лице Мирона, Райронские ли князья, люди одинаково платили налоги, продавали товары, спешили на ярмарки, ловили рыбу и пасли скот. Если бы не развалины, так и город бы ничем не изменился. Разве сможет Айрил в таких условиях вернуть власть? Разве найдёт он здесь поддержку? Разве люди встанут на его сторону, если все бароны и рыцари уже поклялись служить королю Мирополя?

Она вздохнула. Служанка ушла в комнаты искать новый моток ниток; за спиной послышались шаги, и Аэлла обернулась, собираясь увидеть лицо Эл. Но рядом стоял Мирон.

— Вы?

— Здравствуйте, княжна, я давно вас не видел.

— Скажите ещё, что соскучились?

— Не хватает за ужином…

Она фыркнула, отворачиваясь. “Ну, признайся, признайся себе, что он нравится тебе, что ты, в самом деле, сама соскучилась по нему. Что вспоминала его лицо, его глаза… Ну же!”

— Вам нравится смотреть на город? — спросил он, и Аэлла повернула к нему голову, глянула вопросительно. — Вы часто приходите сюда, — она нахмурилась: “Откуда?” Мирон указал рукой выше, вверх, на шестой этаж главной башни замка. — Я вот там, часто вижу вас оттуда…

— Следите за мной?

— Почему сразу, слежу? Я верю вашему слову, думаю, отец воспитал вас правильно…

— Только не надо мне про отца! — она перебила поспешно. — В прошлый раз о нём вы отзывались не лестно…

— Я говорил правду, а против неё ничего другого не скажешь.

Она скривила губы:

— Вы такой правдолюб? Вас тоже воспитал таким ваш отец, или постаралась ваша матушка-королева?

Он несколько раз моргнул растерянно, отводя глаза.

— Моя мать умерла… очень рано, я даже не помню её… почти сразу, как родила меня…

— А мне было семь лет… Я свою помню…

— Так что мы с вами сироты, — он улыбнулся без насмешки и поглядел сверху на сидящую Аэллу, потом перевёл глаза на город. За городскими стенами угадывались далёкие холмы, поросшие лесом, вдаль уходила блестящая лента реки. По ней плыли гружёные баржи и лодки, терялись где-то вдали в ярком полуденном солнце.

— Сироты… — Аэлла усмехнулась, и вдруг резко спросила:- Что с моим отцом? — он долго не отвечал ей, княжна поднялась на ноги и глянула в упор. — Вы же любите правду? Скажите мне, что вы сделали с отцом?

— Он погиб, как герой… — глаза её расширились, в них, ставших вдруг в ярком свете голубыми, казалось, плескалось само небо, наполненное солнцем внезапных слёз. — Я приказал похоронить его с почестями в вашем фамильном склепе…

Губы её вдруг скривились, как у всякого перед тем, как заплакать.

— Ненавижу вас… — прошептала она, шагнула навстречу и упёрлась в его грудь, не обойти в узком проходе балкона. — Пустите…

Идвар сжал её локти, глядел в глаза.

— Возьмите себя в руки… Успокойтесь…

— Успокоиться? — она сузила глаза, зло сверкнула ими. — И вы ещё будете говорить мне… Сравнивать нас, как сирот, имея живого, здорового отца? Насмехаетесь?.. Пустите! — толкнула его ладонями в грудь, но Мирон только покачнулся и выстоял. — Ненавижу вас… — прошептала ему, светились глаза, уже наполненные слезами. — Отойдите! И не трогайте меня! — она резко вырвала руки и, наконец, разрыдавшись, оттолкнула Мирона с дороги, и бросилась с балкона в коридор, метнулась к себе, зажимая тыльной стороной ладони дрожащие от слёз губы.

Идвар проводил её глазами, встретил изумлённый взгляд служанки, стоявшей в коридоре. Так и так она узнала бы об этом. Так и так…

*

Два дня он не видел её, лишь на третий встретил служанку на лестнице и спросил о госпоже. “Первый день проплакала… Сейчас молчит…”

Идвар только покачал головой, давая понять, что слышал и понял.

Аэлла, в самом деле, проплакала целый день, пока не устала от слёз, пока они не закончились. Второй день пролежала, уткнувшись лицом в подушки, смотрела в пространство. Все эти дни она почти ничего не ела, только пила иногда, и снова ложилась. Засыпала, спала мало, беспокойно, опять начинала плакать.

Отец после смерти матери так и не женился второй раз, воспитанием дочери занимался сам, рукоделию и женским премудростям учили няньки и приставленные наставницы. Следили за манерами, этикетом, учили танцам и всему остальному. Отец всегда лично сам всё контролировал. Он воспитывал её в строгости, ограждал от всего, что могло познакомить с пагубными привычками, в добродетели и строгой морали. Дожив до двадцати лет, она практически не общалась с мужчинами, кроме отца и брата, она не испытала не то что детской любви, но даже привязанности к мальчикам или молодым людям. Всех её друзей, слуг, знакомых отец тщательно отбирал. Хотя характер ей, конечно, достался от него. Смелая, безрассудная, она часто сама спорила с отцом, а он только улыбался ей в глаза спокойно и терпеливо, говоря ей одно: “Ты — дочь моя, ты — княжна, вся страна на тебя смотрит…”

Что уж говорить, что она горевала, узнав о смерти его. Кто теперь позаботится о ней, кто будет сильным и смелым рядом? Где её папочка?.. Как могло это произойти?..

Теперь она стала полной сиротой, ни матери, ни отца, где-то Айрил запропастился, вся страна в руках миропольцев. “Вся страна на тебя смотрит…” А что она может сделать? За ней никого не осталось! Все бароны на сторону короля переметнулись, ни армии, ни денег…

Открылась дверь, Аэлла повернула голову, прижалась щекой к влажной подушке, Эл-то была тут, кто это ещё пришёл? Зашёл слуга, поставил на столик серебряное блюдо с яблоками.

— Что это? — она глянула снизу.

— От господина Мирона.

— Он что, издевается? — она оттолкнулась на руках, села на ложе. — Намеренно? — сомкнула дрожащие губы, чтобы не расплакаться. Слуга только пожал плечами и ушёл. Аэлла долго глядела на яблоки остановившимся взглядом, они сверкали на солнце, светились жёлтым, красным, синим от витража. Мытые, чистые, свежие. Что это? Смотрела и не видела. Поджала губы, чуть прищурила глаза. Упала на ложе на спину, долго лежала, глядя в потолок.

Надо было ей бежать из города, пока осада шла. Она не захотела оставлять Райрон, свой народ, в тылу отца это казалось ей предательством. А его уже тогда, может быть, не было в живых… Айрила рядом нет, может, он так же, как отец… Погиб… Кто похоронил его с почестями?.. Она, быть может, одна осталась из всех князей Райронских. Всем безразлично: люди живут, рыцари и бароны нашли нового господина. Одной ей покоя нет. Нет, и не будет.

Она решительно села, пригляделась к яблокам. Точно! Среди них она заметила блеск фруктового ножа. Он достаточно острый, маленький, но, если постараться, найти хороший момент, она сможет ударить в горло, никакие врачи не помогут, он истечёт кровью, пока кто-нибудь сумеет хоть что-то понять. Её убьют. Пусть. Зато она сделает то, что должна сделать.

— Эл! Моё платье… — она решительно вскинула подбородок. — И собери мне волосы…