Мирон сын Мирона

— Что Уард? — спросил Идвар.

— Растёт…

— Сколько я проболею?

— Месяц, может, два…

Идвар нахмурился. Час от часу нелегче, пока он будет столько болеть, можно не только войну начать, можно её уже выиграть, тем более, когда лето начнётся, самые хорошие дни для войны. Почему всё так не вовремя. И нормальных людей рядом нет, кому бы довериться, все дела на кого переложить.

Нельзя. Нельзя столько болеть. Только силы наберутся, и надо вставать. Нельзя оставлять всё так, будет война, а он лежит.

Идвар отвернулся к окну, замолчал, думая о своём. Аэлла ещё посидела немного и тихо ушла. Да, забот с болезнью у него меньше не стало, скорее, только прибавилось.

*

Аэлла долго молчала, разглядывая его сквозь прутья решётки, через полумрак темницы в подвале. Он не двигался, так и сидел боком, прижавшись спиной к каменной стене, подтянув к груди колени. Аэлла смотрела на него и пыталась увидеть его прежнего, того, каким знала ещё хотя бы год назад. Брат. Родной брат. Один отец, одна мать, общее детство.

Это война с Мирополем изменила их всех. Отца не стало, Айрил стал чужим, и она сама изменилась, теперь она по-другому смотрит на мир, на жизнь, и ценности у неё стали совсем другими. Может быть, это не Айрил ведёт себя неправильно, а она?.. Прошлым летом она сама хотела убить Его, зарезать ножом для фруктов, отомстить за отца… Чем она отличалась от Айрила в ту ночь? Да ничем. Только сейчас она совершенно не знала, что делать. Они дороги ей оба: и брат, и муж. Как сохранить их двоих? Как не дать им поубивать друг друга?

— Айрил? — она тихо позвала его, и он ответил, даже не повернув головы в её сторону:

— Это всё правда, что ты говорила? Ты — теперь его жена, ты — мать его ребёнка? Ты живёшь с ним вместе, под одной крышей, за одном столом ешь? — Он медленно повернул голову и из полумрака посмотрел ей в глаза. — Это всё — правда?

— Да, Айрил, всё так и есть. Я стала его женой в Мирополе, нас обвенчали там. Так захотел король, он нашёл мне мужа по своей воле. Но я… — она запнулась на миг, и быстро нашлась. — Я любила его ещё до этой свадьбы, ещё здесь…

— Он убил отца! — через зубы сухо перебил её Айрил, не принимая никаких оправданий. — Как можно было? Ты не могла… Как можно простить такое?

— Я не простила! Я помню! Я помню отца!

— Судя по тому, что делаешь, — вряд ли…

— Я люблю его, Айрил… — она прошептала, скривившись, как от боли, что мучила её. Она всё время должна вымаливать свою любовь у Бога, у чужих, у своих…

Айрил отвернулся, он не понимает её, он никогда её не поймёт. Он всё это время только мыслью о мести жил, как прорваться, как оказаться рядом, как достать ненавистного. О том, что есть у неё, он и мечтать не мог. Она так близко, и он доверяет ей. Но она никогда не сделает этого, и не потому, что женщина, а потому, что духом слаба, она никогда не решится…

Аэлла опять повторила чуть слышно:

— Я люблю его…

— Это не любовь — это слабость! — он резко дёрнул подбородком, нетерпеливо сверкнул глазами, толкнувшись, поднялся на ноги. Аэлла долго молчала, глядя на него. Конечно, она знала об этом, её никто не поймёт, тем более свои.

— Это удел женщин, Айрил, мужчины воюют, им нужны богатства, земли, слава, а женщины уходят в другие семьи, достаются победителям, и им рожают сыновей. Они забывают об отчем доме и живут теперь для другой цели… Мы никогда не поймём друг друга не потому, что кто-то один слаб, а другой сильнее, а потому что я — женщина, а ты — нет… Ты — воин, и тебе никогда не понять, почему я смогла полюбить того, кто убил отца, кто лишил мою землю её правителей…

— Уйди, пожалуйста! — он резко перебил её, дёрнув подбородком. — Я не хочу разговаривать…

— Почему? — она не нашлась, что ответить и просто задала вопрос, может быть, даже глупый.

Как он мог ответить ей на него? Что мог сказать? Разве мог он в двух словах рассказать ей о том, как жил всё это время, что пережил с последней их встречи. Казнь, когда родная река не приняла его, сломанная рука, не дающая покоя ни днём, ни ночью. Зиму он пережил в рыбацком посёлке, никем не узнанный, чужой, одинокий, живущий лишь одной мыслью — мыслью о мести. Найти и убить виновного во всём: в войне, в поражении, в смерти отца, в бесчестии сестры. Сколько скитался он по родной земле, думая лишь об одном, живя одним. И что? Что он мог сейчас ответить на вопрос “почему”? Почему он не понимает её? Почему не может понять её любовь? У них даже общий ребёнок! Да! Это и выбило его из колеи, он поверить не мог…

В конце концов, он сам виноват, надо было убить его сразу, не разговаривать с ним. Думал, а кто среди ночи помешать может?

Аэлла заговорила вдруг опять, видя, как он уходит:

— Мне сказали, что тебя казнили, я не могла поверить, я так и знала, что нет…

Он перебил её громкой усмешкой:

— Не верь всему тому, что тебе говорят.

— Это неправда?

Он обернулся и посмотрел на неё, и только тут Аэлла заметила синяки и ссадины на его лице, шее. Его же била охрана, как они вообще оставили его живым?

— А ты спроси у своего супруга, — Аэлла нахмурилась, и Айрил, заметив это, добавил:- Я же не убил его, да?

— Кто тебе сказал?

— Если бы я его убил, меня бы тоже уже либо убили, либо освободили, всё бы от тебя зависело, или от тех, кто рядом. А он меня не отпустит. Если живой, то не отпустит, — добавил через секунду с насмешкой вместе:- Иди, утешай супруга… Зализывайте раны.

Аэлла отвернулась, закрывая глаза, чувствуя, как стискиваются зубы. Если бы он знал его, знал, какой он добрый, как он умеет любить. Знал бы обстоятельства его рождения, знал о ненависти короля к нему, он бы, может, даже понял его, как это сделала она. Из врага он просто превратился бы в человека со всей своей болью и ненавистью, как любой другой человек.

— Чем я могу помочь тебе, Айрил? — она спросила перед уходом.

— Мне ничего не надо, — он буквально отрезал все её добрые начинания.

— Тёплый плащ, еду, чистую одежду, что?

— Дозу яда, чтоб лишить его удовольствия казнить меня второй раз. До свидания, сестрёнка.

Она ушла, и его слова всё звучали и звучали в её голове. Нет, она не позволит казнить его, теперь не позволит никому, и Идвару тоже.

К вечеру в тюремную камеру принесли чистую одежду, новый плащ, ужин — это всё, что могла пока сделать Аэлла для брата, но на этом останавливаться она не собиралась.

*

Охрана привела его в кабинет и осталась у двери. Идвар бегло оглядел его, заметив чистую одежду, поднялся из-за стола, оберегая руку, подвязанную к шее под тканью рубашки. Он только-только начал подниматься, пересилив болезненную усталость, потерю крови, правда, рука, конечно, болела ещё сильно, это всё от сломанной ключицы, от перебитых мышц на спине. Рана заставляла носить себя бережно, так аккуратно, как никогда. И, несмотря на всё, надо было заниматься делами, и самое главное дело — надвигающаяся война. Опасность, в первую очередь, по мнению Идвара, исходила от молодого князя. Эта война — его затея, он всё надеется вернуть обратно свои земли. Удивительно только, почему он сам пришёл сюда, убить соперника, неужели не мог найти другого исполнителя из своего окружения? Оно же, вероятно, у него есть, не иначе.

Айрил покрутил руки, и цепи на его запястьях звякнули, он спросил негромко:

— Это обязательно? Можно и без этого…

— Нет уж! Так спокойнее… — Идвар перебил его, но без раздражения, а всё равно вызвал этим громкую насмешку у Айрила.

— Вы меня боитесь?

Идвар не ответил на этот вопрос, спросил сам:

— Если я не ошибаюсь, тебя казнили в прошлом году, почему я снова вижу тебя?

Айрил долго молчал, и Идвар думал уже, что он не будет отвечать на его вопросы, всё это — бесполезное дело. Если всё идёт к войне, то он никогда не выдаст подельников. Но Айрил ответил вдруг, без уговоров, запугиваний и лишних вопросов:

— Я не утонул тогда, меня снесло течением, у Рейи сильное подводное течение…