Квартирный вопрос

   - Ты читаешь детские книжки?

   - Она не детская! - выкрикнула я, но тут же стушевалась. - Ну, или не совсем детская.

   Димка только головой покачал. Клюнул меня в щёку и отодвинулся.

   - Прекрати ерундой заниматься, тебе к выставке готовиться надо, а не гномиков рисовать.

   - Это не гномики, это тролли.

   - Есть разница?

   Я опустила глаза и промолчала.

   - Проводи меня, - попросил Калинин, и я отправилась вслед за ним в прихожую. Босая, постоянно стягивая халат на груди, и несчастная. - Не дуйся, - попросил Димка уже в дверях. - Ты же знаешь, что я прав. - И видимо стараясь загладить свою резкость, притянул к себе и страстно поцеловал. У меня, если честно, от волнения и неожиданности, даже колени подогнулись. - Люблю тебя, - шепнул он напоследок и скрылся за дверью. А я продолжала стоять и ловить ртом горячий воздух.

   В течение следующей недели Димка, как мог, меня успокаивал, а скорее попросту отговаривался пустыми фразами, всякий раз, когда я заводила разговор о Москве. Меня это беспокоило, а он беспечно отмахивался и раз за разом со смехом спрашивал:

   - Так поедешь со мной?

   Довёл меня практически до истерики. Я уже не знала, что и думать. Но ясно было одно - эта затея крепко-накрепко застряла в его голове и так просто он не отступится. А у меня никак не получалось донести до него всю бредовость его идеи. Ну, куда он поедет и зачем? С чего вдруг его на приключения потянуло? Чего не хватает? От всех этих мыслей настроение было хуже некуда.

   А Димка всё твердил:

   - Поедешь?

   - Да никуда я не поеду! - кричала я в ответ, а он лишь пренебрежительно усмехался.

   - Боишься?

   - Господи, как же я устала от всех этих разговоров, - уже тише проговорила я. - Дима, я не понимаю, откуда такая идея взялась? Да ещё так внезапно!

   - Да ничего не внезапно! Или ты думала, что я так всю жизнь и собираюсь здесь прожить? До Москвы всего ничего, а мы здесь... словно от жизни настоящей оторваны.

   - Что за глупости? - покачала я головой.

   - Ева, это шанс, понимаешь? И он мне не просто так достался. Я несколько лет лазейку искал, а теперь, когда она нашлась, ты меня отговариваешь?

   - Нет, не отговариваю, просто... А как же сын?

   - А что сын? Он с матерью остаётся. Что ты ищешь проблему там, где её нет?

   Я смотрела на него, видела, как подёргивается вена на его щеке, и всё равно не понимала. Несколько лет искал лазейку? И всё ради того, чтобы уехать?

   - Да не уехать! - окончательно разошёлся он, когда я всё-таки решилась спросить его напрямую. - А добиться чего-то большего! Большего, для нас с тобой!.. - Он так резко замолчал, что мне поневоле показалось, что он проглотил какое-то оскорбительное слово. В последний момент успел. Зато посмотрел так, что и договаривать не пришлось. Я обиделась. Димка тяжко вздохнул, будто я его своей непонятливостью и несговорчивостью жутко измотала. - Ева, пойми, здесь нам покоя не будет. Мы ведь думали с тобой, мечтали...

   - Но не о Москве, Дим. Я не хочу уезжать.

   Он резко отвернулся от меня.

   - Ну, вот что ты упрямишься?

   - Да потому что я не хочу уезжать! Мне и здесь хорошо!

   Димка обернулся и смерил меня пренебрежительным взглядом.

   - Тебе хорошо? А что у тебя хорошо? Вот скажи мне!.. Сидишь, как мышь, выглянуть боишься!

   - Дима!

   - Ну что Дима? - выкрикнул он в ответ, но тут же взял себя в руки и заговорил уже спокойнее. - Пойми, там у тебя есть шанс, мы можем попробовать.

   Я вытаращила на него глаза.

   - Ты о чём сейчас говоришь?

   Он стоял передо мной, смотрел сверху вниз и от этого я ещё больше занервничала. Ладони тут же повлажнели, и пришлось сжать руки в кулаки. Потом отчаянно замотала головой.

   - Нет, Дим, я не могу. Я не готова.

   - Я лучше знаю - готова ты или нет, - отрезал он. - Или ты собираешься всю жизнь ждать веления свыше и гномиков по углам рисовать?

   - Да это не гномики, я же тебе говорила, - забормотала я, понимая, что говорить об этом сейчас уж точно не стоит, но нервничала, вот и болтала, остановиться не могла.

   Калинин присел передо мной на корточки и положил ладони на мои колени.

   - Ева, ты готова, - сказал он, стараясь быть как можно более убедительным.

   - Дима, меня дядя не отпустит, - привела я последний аргумент, и Димка тут же вскочил, только глянул зло.

   - Ты думаешь, что говоришь? Как он может тебя не отпустить? Тебе что, десять лет?!

   - Не кричи, пожалуйста.

   - Не кричу, - отмахнулся он. Постоял немного в стороне, а потом снова вернулся ко мне. - Обещай, что подумаешь, - попросил Димка, беря меня за руку. - Это важно, Ева. Это наше с тобой будущее.

   Я только вздохнула.

   - Я не знаю, Дим. Я не знаю, как мне жить в Москве. Я её даже не люблю, вот честно!

   - О Господи, Ева, ну при чём тут это? Люблю, не люблю... Разве об этом надо думать? Неужели тебе не хочется, чтобы о тебе узнали? Чтобы твои картины висели в лучших галереях, чтобы их покупали?

   Я моргнула.

   - Ты говоришь такие вещи...

   - О которых ты никогда не думала? Нельзя быть такой скромной, дорогая. Ты талантлива, я тебе об этом не раз говорил. Если лениться не будешь, то у тебя всё получится. У нас получится. Мы с тобой уедем...

   Я встала, и отошла от него.

   - Ева...

   - Мне подумать надо! Я не могу решить всё за две минуты, Дим. Это слишком серьёзно. - Вот тут я растерялась. - Я никогда таких серьёзных решений сама не принимала.

   Он выразительно закатил глаза.

   Вот так мы и поговорили. Я окончательно расстроилась, все эти разговоры о переезде мне упорно не нравились, даже не смотря на то, что в случае моего согласия, всё то, о чём я так давно мечтала - сбывалось. Димка говорил о нашем - нашем с ним! - будущем, о том, что мы уедем, и не расстанемся больше. Правда, оставалось непонятным, как всё это будет. Как он решится, как я решусь, как потом в глаза смотреть буду людям... Хотя, какая разница, как смотреть, если мы уедем?

   Я настолько потерялась во всех этих размышлениях, что почувствовала настоятельную потребность с кем-то это обсудить. А разговаривать о таких важных вещах надо с дядей. Можно, конечно, и с Сонькой, но с ней больше на "поболтать", посплетничать, совета попросить, а принимать решение надо с дядей. Правда, каждый раз, пытаясь представить его реакцию, вся гусиной кожей покрывалась, но лучше рассказать ему самой, чем дожидаться пока до него дойдут слухи о том, что Калинин решил покинуть наш гостеприимный город.

   Предчувствуя тяжёлый разговор, я на следующий день встала пораньше, напекла пирогов (всем ведь известно, что сообщать мужчинам плохие новости лучше предварительно их хорошенько накормив), котлет нажарила, сложила всё в кастрюльки и отправилась к дяде. В его офисе по телефону ответил незнакомый голос, отнюдь не Сонькин, и сообщил, что "Борис Владимирович соизволили отправиться обедать домой". Куда соизволил отправиться его секретарь, я спрашивать не стала, решив, что это покажется совсем уж странным.

   ДядьБорина машина и правда оказалась на стоянке перед его домом, я этому порадовалась, достала с заднего сидения большой пакет с кастрюльками, они иногда весело брякали, когда я случайно задевала пакет ногой. Я старалась идти аккуратно, потому что звук выходил хоть и весёлый, но крайне неловкий.

   Дверь мне никто открыть не пожелал. Я немного потомилась, а потом достала из сумки ключи.

   - Дядь Борь, ты дома? Это я!

   Ответом мне послужила тишина. Я головой покрутила, ещё несколько секунд прислушивалась, надеясь услышать отклик, не дождалась, и ловко переступила через его ботинки, как всегда брошенные посреди прихожей. Мне даже не нужно было включать свет и видеть их, я просто знала, что они там, именно на этом месте. Если дядя входит домой, то обувь оставляет прямо тут же, одна из привычек закоренелого холостяка, которые уже много лет не меняются. Я пыталась приучить его убирать обувь, ставить на коврик под вешалкой, даже полку специальную купила, в которую он теперь с удовольствием суёт старые газеты, даже просто отодвигать ботинки ногой в сторону, чтобы другие люди не спотыкались, но он все мои призывы игнорировал. Как валялись ботинки посреди прихожей, так и валяются.