Страница 32 из 86
— Пригласи его на террасу и подай нам холодного белого вина урожая того года, когда родился Сесострис.
Собек-Защитник мог бы пригласить Сехотепа в свой кабинет, но он предпочел допросить его у него дома, надеясь получить от него последние признания.
Собек не очень хорошо понимал этого тридцатилетнего мужчину с тонким лицом и глазами, в которых светился глубокий и быстрый ум. Поэтому вопросов было множество… Но его мучил и еще один вопрос: почему Хнум-Хотеп не подписал акта о невиновности? Здесь напрашивалось одно очень простое объяснение — тяжелое состояние перед смертью. Но в таком случае ему-то что делать?
Другая гипотеза состояла в том, что старый визирь мог, не веря в виновность Сехотепа, желать его привлечения к суду, чтобы там публично оправдать члена Дома царя.
Да, вариантов много, но как выйти из положения?
Собек молчал, поэтому первым заговорил Сехотеп:
— Как мне расценивать твою позицию: ты судья, допрашивающий виновного, которого заранее обрекли на приговор, или же у тебя существуют сомнения в моей виновности?
Смутившись, Собек стал ходить по комнате, не отвечая.
— Ну, по крайней мере, воспользуйся тем, что из окна открывается красивый вид, и полюбуйся городом, — посоветовал хозяин. — С этой террасы можно увидеть Белую стену фараона Менеса, объединившего Верхний и Нижний Египет, а также множество храмов, которые придают нашему городу неповторимое очарование.
Наконец Собек решился. Он подошел к Сехотепу и положил ему руку на плечо.
— Я посмотрю на городской пейзаж в следующий раз.
— Не лучше ли сейчас воспользоваться случаем? Может быть, другого не представится…
— Скажи откровенно: кто сейчас передо мной? Глава террористической организации Мемфиса, на чьей совести множество невинных смертей, или нет? Это единственный мой вопрос, и он самый трудный.
— Чтобы утвердить свое положение, новый визирь должен подать пример. Моя судьба предрешена, вот я и пользуюсь последними часами своей относительной свободы.
— Ты плохо меня знаешь, Сехотеп!
— Разве не ты посадил в тюрьму Икера, обвинив его в измене?
— Об этой ошибке я сожалею, но ее я уже исправил. А мои новые функции требуют от меня гораздо больше осторожности и максимума прозорливости.
Сехотеп протянул ему руки.
— Надень на меня наручники.
— Ты признаешь свою вину?
— Когда мне вынесут смертный приговор, ты должен будешь убить меня своими собственными руками, Собек. Потому что я откажусь покончить с собой и до последней секунды жизни буду утверждать, что я невиновен.
— Твоя позиция мне кажется уязвимой — разве ты позабыл о фактах?
— В отношении подтасовок и фальсификаций наши враги не имеют себе равных. И мы сами становимся их жертвами, подчиняясь жестким законам собственного аппарата судебной власти!
— Наши законы тебе кажутся несправедливыми?
— В любом законодательстве есть слабые места. Визирю и судьям следует компенсировать эти недостатки, высвобождая истину из сетей внешних совпадений.
— Но ты хотел меня убить, Сехотеп!
— Нет.
— Ты сам изготовил магические фигурки, которые должны были меня убить.
— Нет.
— После моей смерти ты собирался убить Великого царя.
— Нет.
— Все это время ты информировал своих сообщников о решениях фараона, что позволяло им уходить от стражи.
— Нет.
— Не кажется ли тебе, что твои ответы слишком коротки?
— Нет.
— Твой ум не позволит тебе уйти от справедливого наказания. Доказательства слишком весомы.
— Какие доказательства?
— Анонимное письмо смущает меня, признаюсь тебе. Но в нем есть все же определенная логика, и она согласуется с намерениями заговорщиков.
Сехотеп ограничился тем, что твердо и прямо посмотрел визирю в глаза.
Их пристальные, открытые и прямые взгляды встретились…
— Ты подписал документ, доказывающий твою причастность к попытке убийства, и то, что я выжил, ничего не меняет. Намерение — то же действие, и трибунал не выкажет никакого снисхождения. Поэтому лучше признаться и назвать мне имена своих сообщников.
— Мне очень жаль тебя разочаровывать, но я верен фараону и не совершал никаких преступлений.
— Как же ты объяснишь присутствие твоей подписи на документе, который должны были уничтожить магические фигурки?
— Сколько же раз тебе повторять? Враг использует прекрасного фальсификатора и хорошо осведомлен о всех членах Дома царя. Он рассчитывает нанести нам смертельный удар. И визирь не может позволить собой манипулировать.
Спокойствие Сехотепа поразило Собека-Защитника. Неужели у него действительно такой дар притворства?
— Но какой бы эффективной, — снова заговорил обвиняемый, — эта манипуляция ни была, может быть, именно она и является их ошибкой. Не забудь проследить за поведением всех в моем окружении. У одного из них может оказаться образец моего почерка.
— Включая твоих любовниц?
— Я дам тебе самый исчерпывающий список.
— Подозреваешь ли ты и кого-нибудь из чиновников?
— Это не мне, а визирю следует применять закон Маат и отстаивать истину, какими бы ни были последствия.
18
Четыре молодые акации и четыре льва были лишены силы, поддерживающей защиту Древа Жизни. Теперь остались только два главных препятствия — символ Абидоса и золото, покрывавшее ствол Древа Жизни. Но этот драгоценный металл, привезенный из Нубии и из страны Пунт, тут же утратит свою действенность, как только Провозвестник снимет покрывало с джеда и нарушит неприкосновенность ковчега.
Однако сделать это невозможно до тех пор, пока не убит новый Осирис, назначенный во время ритуалов, — Царский сын и Единственный друг фараона Икер. Молодой человек и не подозревал, что Провозвестник в течение долгих лет готовился убить его.
Давным-давно он выбрал этого одинокого мальчика, который так любил учиться, был безразличен к удовольствиям и готов перенести сотни испытаний, а также сумел сохранить строгость ума и пылкий энтузиазм юности. Провозвестник не ошибся. Уже много раз он испытывал Икера на прочность, посылая ему смерть, чтобы испытать его силу.
Но ничто и никто — ни злой человек, ни разбушевавшееся море, ни отъявленный бандит, ни мнимый стражник, ни заговор, ни какая иная разрушительная сила — не смогли уничтожить Икера. Напуганный, избитый, униженный, несправедливо обвиненный — он все равно поднимался и продолжал свой путь.
И этот путь вел в Абидос, святая святых вечной жизни.
А для него пещера смерти…
Правда, эта смерть требовала личного вмешательства Провозвестника и прямых союзников Сета. Покончив наконец с процессом воскрешения Осириса и разорвав все связи мира живых с миром потусторонним, они уничтожат будущее Египта и его дело. И как бы ни был храбр Сесострис, он этому помешать не в силах.
Монарх тоже не ошибся, выбрав Икера в качестве своего духовного сына и сделав его новым воплощением Осириса и будущим повелителем Великого таинства Абидоса. Возраст человека здесь роли не играет, лишь бы его сердце было способно к столь исключительной миссии. Безволосый, опорой которому служил долгий духовный опыт, принял Икера и теперь облегчит ему путь вперед.
Сесострис понимал всю опасность грозящих испытаний, но не мог и представить себе, какая стратегия крылась в душе Провозвестника, для которого Икер был одновременно и непримиримым врагом союзников Сета, и главным орудием в решающей схватке с фараоном и со всеми фараонами, вместе взятыми! Царь, созидая этого человека, как храм, думал о возведении магической стены, способной сдержать атаки сил зла. Но если Икер исчезнет, Абидос останется беззащитным, и тогда Провозвестник нанесет свой смертельный удар…
Закончив свои дела в храме, Провозвестник отправился позавтракать в компании с другими временными жрецами, которым так нравилось работать в Абидосе.
Он был приятен в общении, отзывчив, услужлив и пользовался прекрасной репутацией. Поговаривали, что Безволосый в скором времени предложит ему новую должность.