Страница 74 из 75
Такое и вправду могло случиться, и поскольку я со страшной силой Пуштона ненавидел, то угрызениями совести не терзался. Как и тем, что Томми Смит скоро умрет. Но Томми мне нравился. Хотя сестра его — еще больше…
Нас погнали в конференц-зал, как я полагал, на расследование случая.
Майор Кларк выступил перед нами, проявил трогательную заботу о нервной системе наших родителей, порекомендовал не тревожить их попусту сообщением о трагическом происшествии. Надутый старый козел беспокоился, разумеется, о своем кармане, не хотел лишиться учеников.
К концу этой проповеди появился Дафф Райан, уселся так, чтобы видеть всех, включая и Кларка, но чаще и дольше всего сверлил взглядом меня. Этот шпик меня психом сделает!
В пятницу я проснулся и лежал, ожидая сигнала побудки, но не дождался. Так приятно лежать на простынях, под одеялом — и так неприятно слышать под окнами вопль дурацкой медяшки! Не дождавшись горна, я, наконец, различил плеск дождя. В дождь мы спали лишних полчаса. Подъем флага и утренняя зарядка отменялись.
Я устроился поудобнее и принялся размышлять. Все складывалось наилучшим образом. После казни Томми Смита для Райана терялся смысл его реабилитации. Он бы выглядел круглым дураком. Дождь — приятная штука. И к Мэри можно не ходить, пока Томми еще жив.
Так я думал, лежа в постели утром. Так нет ведь! В полвосьмого вечера приперся Дафф в дождевике и снова получил для меня освобождение.
— Мы с Рут собираемся к адвокату, посидишь с Мэри, — сообщил он мне, не интересуясь, насколько мне это приятно.
— Черт, — заикнулся было я. Но разве с ним поспоришь!
Рут уже ждала на крыльце переднего входа, тоже в дождевике. Лицо у нее похудело, осунулось. Она потрепала меня по плечу и пробормотала сквозь слезы:
— Ты добрый парень, Торп. Побудь с Мэри, она тебя любит.
— Во сколько казнь? — спросил я.
— В 10.30,— ответил Райан.
Я кивнул:
— Ладно.
Они уселись в машину Райана и уехали, а я направился к Мэри. Выглядела она ужасно, румянец исчез, физиономия как у призрака.
— Ох, Торп, сегодня его казнят, — ноющим голосом начала она.
— Теперь уж ничего не поделаешь, — развел я руками.
Она припала к моему плечу и заплакала. Я воспользовался случаем, обнял ее за талию, поцеловал в шею и уши. Она подняла на меня взгляд и сказала неожиданно твердо:
— Не надо.
Я еще никогда ее не целовал, но грех было не воспользоваться таким случаем. Она все плакала и плакала. Наконец, я не выдержал:
— Слушай, давай лучше чем-нибудь займись. Сделай сэндвич, давай сыграем во что-нибудь, послушаем радио. Что-нибудь! Я больше не могу.
Мы отправились в кухню. Дождь лил и лил, перешел в грозу. Опять меня знобило, хотя в комнате было тепло. Часы показывали десять минут девятого. Только десять минут девятого! Томми еще жить и жить, сколько можно!
— Торп, ты всегда будешь со мной? — плаксиво спросила Мэри.
— Конечно! — горячо заверил я, хотя в тот момент я бы с удовольствием вмазал ей по физиономии. Такого я к ней еще не ощущал и не понимал, что со мной творилось. Я полностью преобразился. Исчез юмор, исчез добрый настрой. С трудом заставлял я себя отрывать взгляд от циферблата настенных часов. Должно быть, так же в своей камере гипнотизирует часы и Томми. Я вспомнил отмененную из-за дождя зарядку и подумал, не вызовет ли дождь отсрочку казни.
Мы вернулись в гостиную, расселись по разным углам дивана. Мэри смотрела в никуда, я следил за дождем, страдал от него, ненавидел его, слушал тиканье часов.
Вдруг Мэри поднялась и решительным шагом направилась к пианино. Я раскрыл было рот, но промолчал. В конце концов, ее брата казнят. Имеет она право сделать хоть что-то по этому поводу?
И началось. Чертов свет с Божьих небес, «Вперед, Христово воинство!», а потом засюсюкала «Малая церковка в темном лесу». Уши у меня завяли, скрутились в трубочку, пальцы судорожно извивались. Наконец, я не выдержал, вскочил и заорал:
— Хватит! Хватит! Я с ума сойду!
Но она, похоже, вошла в транс. Лицо заледенело, руки автоматически шевелили пальцами. Я схватил ее за плечи, но — откуда у нее сила взялась! Я отступил и уставился в ее чуть согнутую над клавиатурой спину. Принялся грызть ногти. Что угодно, только не эти тупые, идиотские гимны! Звуки пианино и шум дождя сосали кровь мою.
Я принялся мерить шагами комнату, быстрей и быстрей. Схватил фарфоровую вазу, швырнул ее на пол:
— Хватит! Прекрати!!!
Она не обратила внимания на мой дикий вопль. Я снова уставился на ее спину, шею, затылок. Снова молотом колотилось сердце, кровь приливала к моему лицу…
Я пытался заставить себя подойти к ней, но не мог двинуться. Да и не нужно. Прокрался в сторону кухни, нашел нож, которым убил ее отца. Во всяком случае, такой же. С ножом вернулся в комнату. Снова заорал, приказал прекратить это безобразие. Никакой реакции. Я крыл ее матом. Она и этого не услышала. Что ж, преподам этой сучке последний урок. Замахнулся на нее ножом…
Откуда взялся Райан, я не понял. Видать, за диваном прятался, подонок. А я, полный лопух, не заметил. Да у меня и в мыслях не было, что Райан может быть здесь, ведь они же уехали к адвокату. Снова ловушка, но на этот раз я в нее угодил. И Мэри была с ним в сговоре, двуличная дрянь!
Он с легкостью вывернул у меня нож. Что может четырнадцатилетка против такого битюга!
— Почему ты убил отца Мэри?
— Потому что старый пес меня ненавидел. Он, видишь ли, считал, что Мэри слишком молода. Он ударил меня своей палкой! — тараторил я, тщетно пытаясь вывернуться. — Потому что мне это нравится. Ну и что? А что вы со мной сделаете? Я несовершеннолетний, меня вешать нельзя, меня надо воспитывать. И я убил Пуштона, выкинул его из окна. Нравится? — Я начал задыхаться. В сторонке Рут названивала в Сан-Квентин.
Мэри сидела на диване, закрыв лицо руками. Можно было подумать, что ей меня жаль. Восстановив дыхание, я продолжил хвастливым тоном:
— Я вернулся, когда Томми был в задней комнате. Старый хрен стоял ничего не слыша, глухой пень, и я воткнул в него простой кухонный нож, во как! Я сразу удрал. Но Пуштон, о, это совсем другое дело!
— Заткнись! — Райан грубо толкнул меня к пианино. — Хвастун паршивый. Но старика ты убил, это мы и хотели узнать.
Хвастун! Наглость какая!.. И вот я в колонии за убийство старика, папаши соседского семейства. А с Пуштоном — вы себе можете это представить? — никто мне не хочет верить. Потому что я еще слишком молод, что ли? Они дурные, эти взрослые. Полагают четырнадцатилетних пацанов ангелочками. Х-ха! Мне не верят даже товарищи по заключению, и это самое обидное. Гордость моя страдает.
В остальном все нормально. Жизнь здесь не слишком отличается от кларковского графика. Врачи донимают. Они полагают, что я пришил старого Смита в припадке неконтролируемого гнева. Да и пусть их. Даже лучше. Такой случай не считается слишком уж тяжелым. И поскольку ребенок не отвечает за то, что творит, в 21 меня выпустят. Может, и раньше папаша провернет как-нибудь.
Но вы-то обо мне всегда помнить будете, так? Потому что я выйду и подыщу себе кого-нибудь на новенького.
Примечания
1
Эпонж — разновидность небеленого китайского шелка.
(обратно)
2
«Том Коллинз» — коктейль из джина (или вермута) с лимоном или лаймом и сахаром, разбавляемый содовой.
(обратно)
3
Тагги (таг, тхаг) — «душитель», член религиозной секты в Индии, поклонявшейся богине смерти Кали.
(обратно)
4
Ассоциация всемирного парламента — всемирная ассоциация парламентариев, выступающих за мировое правительство. — Здесь и далее примеч. перев.
(обратно)
5
Бут, Джон Уилкес (1839–1865) — актер, застреливший президента Авраама Линкольна 14 апреля 1865 года.
(обратно)
6
Хамерлок — борцовский прием.
(обратно)
7