Страница 7 из 27
– Я буду ослеплен за нас обоих. – Искоса взглянув на него, она заметила, что его улыбающиеся глаза полны решимости. – Некоторая осторожность с вашей стороны, несомненно, придаст реалистичности, – добавил он. – В конце концов, вы слишком мудры, чтобы на самом деле выйти за меня замуж.
Она улыбнулась шутке, но та надавила на старую рану. Ее чувства слишком походили на сумасшедшее безрассудное влечение, которому она уступила в юности, достигнув высшей точки в отношениях с Морисом. Она питала слабость к смелым, красивым, опасным мужчинам, но она больше не была молодой и глупой. Неужели она ничему не научилась?
Прохладный воздух, коснувшийся спины, мгновенно заставил ее вздрогнуть, и она осознала, что он привел ее на небольшой балкон. Они все еще оставались в поле зрения, но это давало некоторую защиту от подслушивания. И должно было вызвать еще больше разговоров.
Хотя, какой смысл упираться? Она собиралась быть любимой темой развлечения общества в течение долгих шести недель. Это та цена, которую она заплатит, чтобы исправить несправедливость.
– Благодарю за то, что пришли, – сказала она, раскрывая веер и пристально вглядываясь в освещенный лампами сад внизу.
– Вы думали, что я откажусь платить свой долг?
Внезапный холод в его голосе заставил ее обернуться.
– Я не это имела в виду. Вы были… Нуждались…
– Мадам, вы купили меня – мое тело, ум, и большую часть души – на шесть недель. Я пойду, куда вы прикажете, буду говорить, как вы того пожелаете, действовать так, как вы меня проинструктируете, пока это не оскорбляет ту часть моей души, которую я сохранил.
Бог ты мой. Боль и раненная гордость. Она должна помнить, что, хотя война во многом заставила его повзрослеть, он все еще мог быть уязвим.
– Превосходно, – прохладно сказала она, возвращаясь к безопасному разглядыванию сада. – Вы хорошо играете свою роль, милорд, поэтому, пожалуйста, продолжайте действовать так, будто вы полны решимости завоевать меня. – Она оглянулась с тщательно обдуманной улыбкой. – Я сомневаюсь, что это заставит вас рисковать вашей бессмертной душой.
Мгновение в молчании они смотрели друг на друга, а потом она разрушила тишину, нервно болтая.
– Лампы в саду симпатичны, не правда ли? Интересно, есть ли способ исследовать его.
Ее правая рука в перчатке оперлась на железное ограждение, и он накрыл ее своей левой. Загорелая от стольких лет, проведенных на солнце и ветре, сильная, с выступающими сухожилиями и венами, с длинными пальцами, отмеченными легкими шрамами. Рука, выглядевшая старше, чем он был. Прекрасная рука, вероятно, предназначенная природой для более спокойных занятий, для музыки, искусства, нежной любви…
– Я знаю, что у меня мало надежды, – сказал он, обхватывая ее пальцы своими и поднимая ее руку, поворачивая ее к себе. – Бедный мужчина с обветшалым поместьем, и на восемь лет моложе вас.
– Правда…
Он положил ее руку между ними, выпрямился, в процессе развернувшись так, чтобы оградить ее от переполненной комнаты.
– Единственная причина, по которой вы бы обдумали мои притязания, это моя внешность и очарование. Бедная миссис Селестин, – добавил он с насмешливым блеском в глазах. – Вы оказываетесь перед необходимостью уступить внешнему облику и обаянию.
– Едва ли я бы оказалась первой вдовой, которая так поступит. Я уверена, что смогу сыграть свою роль. – Она вернула ему тот же самый колкий взгляд. – В конце концов, я не собираюсь на самом деле отдавать свою персону и свое состояние в ваши руки.
– Просто еще девять тысяч фунтов.
– Если вы будете вести себя прилично. – Она оглядела его сверху донизу. – По крайней мере, вы действительно хорошо выглядите и очаровательны, и хорошо себя чувствуете в обществе. Было бы невероятно удручающе выставлять себя дурой из-за непривлекательного прожигателя жизни.
Он успокоился, шрам, пересекающий его правую щеку, казался еще более резким и темным. Она немедленно вспомнила, как встретилась с ним в первый раз, как мужчина разоружил ее, и, конечно, как близко он подошел к причинению ей вреда.
Он уронил ее руку.
– Я могу стать непривлекательным в любое время, стоит вам только захотеть, миссис Селестин. Я посоветовал бы вам не давить на меня слишком сильно. Человек, готовый умереть, одинаково готов послать девять тысяч фунтов к дьяволу.
Небольшой балкон внезапно стал тюрьмой, Ван закрыл выход. Она отчаянно хотела отвести взгляд или попытаться отодвинуться в этом ограниченном пространстве. Однако, с ним как с животным, показать страх означает потерять контроль. Она взглянула в его злые глаза.
– А как же те одиннадцать тысяч, милорд? Вы должны услужить мне за них.
Его ноздри раздулись, и внезапно она увидела в нем жеребца. Молодого, великолепного, оскорбленного жеребца, готового стать порочным. Святые небеса, кем она себя вообразила, пытаясь собрать нечто вдребезги расколотое и насквозь пронизанное трещинами?
– Сожалею, – быстро сказала она. – Я неосмотрительно выразилась. Я выбрала вас потому, что вы – джентльмен.
– Но зачем вам выбирать кого-то, миссис Селестин? Какова цель этой экстравагантной шарады?
Она надеялась отложить этот разговор до тех пор, пока не придумает объяснение получше, но ясно, что сейчас придется хоть что-то рассказать. С большим усилием, она беспечно заговорила.
– Расточительность одного человека, есть прихоть для другого, лорд Вандеймен. Я намереваюсь насладиться сезоном, но меня преследуют охотники за приданым. Вы – моя защита от них, и все.
Должно быть, она подала все правильно, увидев, что его напряженность едва уловимо, но уменьшилась.
– Вы должно быть очень, очень богаты.
– Так и есть.
– Тогда, конечно, я полностью к вашим услугам. Повелевайте мной, дорогая леди.
Шокирующе, но все пожелания, пришедшие ей на ум, были неприличными. Она вернулась к тому, что сказала ранее.
– Поступайте так, как если бы вы полны решимости вымести из моей головы все здравомыслие и завлечь в свою походную кровать.
Мгновение он смотрел на нее, затем поднял левую руку и положил на ее обнаженное плечо. Теплая. Шероховатая от военных упражнений.
Нет, не упражнений. От настоящей, смертоносной войны. Сколько смертей видели эти внимательные голубые глаза? Сколько причинили его изящные руки? Сколько пережито страданий, во время сражений и после? Она не теряла никого важного, кроме уже полузабытого младшего братика, и Мориса, который умер далеко, за многие мили от дома, на охоте, и его смерть не опечалила ее по-настоящему.
Они называли этого человека Демоном. Ужасное клеймо для благородного солдата и героя, но она могла думать только о том, насколько близко он должно быть знаком со смертью. Неудивительно, что, казалось, ему безразлично, выстрелит она в него или нет. Вероятно, он вообще ни о чем не заботился, оказавшись слишком глубоко раненным, чтобы измениться.
Он собирался поцеловать ее здесь, на виду у всех? Она должна остановить его, но ее словно парализовало.
Слегка помедлив, Ван погладил ее обнаженное плечо, по ее спине прошла легкая дрожь, а он, задержав руку, коснулся свободных локонов. Он мог приводить в порядок завиток или отгонять насекомое. Он играл им всего мгновение, пристально глядя ей в глаза, а затем опустил руку.
Страх все еще владел ею, но внутри росло что-то худшее. Жажда.
В его внезапной улыбке вспыхнуло торжество.
Ох.
Она глубоко вдохнула. Он собирался сделать то, за что она заплатила, но, в то же самое время, ради своей гордости он собирался попытаться обольстить ее. Неудивительно, хотя этого она вновь не ожидала.
И, конечно, она не ожидала, что это будет так ужасно возможно.
Какая-то частичка ее вопила: «Почему нет? Почему нет? Ты можешь быть с ним вместе сегодня ночью!» Внутри у нее все сжалось от этой мысли.
Она часто лежала в тишине ночи, вспоминая ощущение тела мужчины на ней, в ней. Она не желала возвращения Мориса, но воспоминания об интимной близости всегда оставляли ей ощущение боли и пустоты.