Возлюбленная демона

– Я не вижу как. – Слабо, но это все, чем она могла управлять. Настал абсолютный конец, она не могла смотреть правде в глаза.

– Вещи и слова могут не иметь значения, – сказал он. – Все сводится к любви. Я люблю тебя, Мария, глубоко и истинно. Я уверен в этом. Но не знаю, любишь ли ты меня достаточно, чтобы рискнуть.

Разбитое сердце было бы достаточным доказательством, не так ли? Разбитого сердца не видно.

– Что за слова, что за вещи? – прошептала она пересохшими губами.

– Туманные слова и легкомысленные вещи. Это любовь ведет подсчет. Подойди ко мне, Мария, и поговорим о любви, и возможно, мы будем бороться вместе. Иначе в этом ведь нет никакого смысла? И что бы ни случилось, я уеду завтра, если ты не попросишь, чтобы я остался.

Он вышел из комнаты: худощавый, гибкий, красивый. Ее красивый, любимый молодой демон, которого она не должна хотеть вообще, но хотела больше, чем дышать. Она выдержала, уставившись на цветы и подавляя крик: «Какие слова? Какие вещи?»

Она еще сильнее ухватилась за стул. Нельзя давать слабину. Истина есть истина. Слова не могли стереть разницу в годах. И нет вещи, способной сделать ее матку плодородной.

Но она повернулась и побежала наверх. Игнорируя Харриетт, ждущую в гостиной, она пронеслась по коридору и распахнула дверь его комнаты.

– Что за слова? Какие вещи? – выкрикнула она. – Почему ты так поступаешь? Невозможно изменить то, что есть!

Он быстро закрыл дверь, затем запер ее.

– Почему? Потому что я – Демон Вандеймен, конечно, и ты – моя последняя несчастная надежда. Ты любишь меня, Мария? Или только во мне горит этот огонь?

Она смотрела на него, сражаясь, сражаясь…

– Я люблю тебя, Ван. Но разве ты не видишь, что…

Он подхватил ее на руки и понес к кровати. Она смягчилась, но продолжала восклицать:

– Нет, Ван. Я не передумаю!

Не смотря ни на что, она была готова, готова отдаться неистовому шторму, который хотя бы ненадолго покончит с реальностью.

Но он осторожно уложил ее на кровать и сел около нее.

– Это не часть сражения. Позволь мне любить тебя, Мария, один последний раз. Скажи мне, что ты хочешь сегодня ночью.

Ты, немедленно – горячий, твердый и быстрый. Но это будет последний раз, поэтому она сказала:

– Покажи мне нежную любовь, которую ты однажды обещал. И не обращай внимания, если я заплачу.

Он улыбнулся и начал раздевать ее, лаская каждую обнажающуюся часть прикосновением и поцелуем так, что каждый дюйм ее тела чувствовал, что ему поклоняются. Вожделение пробудилось, и зажегся огонь, но нежность окутывала ее так, что она могла только лежать и смотреть, пока он снимал свою одежду, чтобы присоединиться к ней, кожа к коже, в постели.

Она боялась, что не получится, что она останется с мягкой дрожью желания, разочарует его, но он вел ее с нежностью, почитанием, в медленном, сладком крещендо рая, о существовании которого она и не подозревала…

Она расплакалась, хоть и не знала почему, расплакалась от души в его объятиях, рядом с дьяволом на его голой груди, потому что нежность, которую она почувствовала, проникала в душу глубже, чем сильная страсть, и мысль о его потере была подобна окончательно разбитому сердцу.

Он погладил ее волосы, казалось, зная, что это были слезы, которым нужно позволить упасть.

– Скажи снова, что ты любишь меня, Мария. Пожалуйста.

Теперь это невозможно отрицать. Она сглотнула.

– Я люблю тебя, Ван. Но это ничего не меняет.

Он опрокинул ее на спину и улыбнулся ей блаженной улыбкой, которая заставила ее захотеть снова расплакаться, но горько.

– Не пытайся отрицать факты, пожалуйста, – попросила она. – Когда я вышла замуж за Селестина, уже почти залежавшейся на полке старой девой, ты был нескладным школьником!

Он покачал головой.

– Давай сначала посмотрим на вещи.

Глава 10

Он встал с кровати, взял кожаную папку со стола и вернулся, чтобы сесть около нее.

Озадаченная и подозрительная, она помедлила, садясь рядом.

– Что это?

– Мои рисунки. – Он развязал шнуровку и открыл папку. – Ты – ценитель? Надеюсь, что нет. – Он начал переворачивать листки бумаги, чтобы показать ей грубые наброски армейских лагерей и различных зданий. Сносно, но ничего особенного.

И что это сделает с их разницей в возрасте?

Когда он перевернул листы, она потянулась, чтобы остановить его.

– Это же майор Хоукинвилл.

Это был быстрый набросок, изображающий человека без камзола за столом, заваленным бумагами, но Ван отлично ухватил его характер.

– Перед Ватерлоо. Это был организационный кошмар. – Он просмотрел еще несколько листов. – А это Кон.

Она увидела мужчину с сильными чертами и короткими темными волосами, стоящего в классической позе солдата, смотрящего вдаль, длинный плащ скрывал большую часть его формы. Он почти походил на статую.

– Он выглядит усталым, – сказала она. – После сражения?

– Перед Ватерлоо. Он не хотел быть там. Никто из нас, конечно, не хотел, но он особенно. Он оставил армию в 1814, и отсутствовал почти год. Кон уже привык жить в свете солнца и вернулся, чтобы присоединиться к нам в тенях. Я думаю, он все еще находится в тенях, а я не попытался ему помочь.

Он листал дальше и показал ей ряд рисунков мальчиков и мужчин. Некоторые были быстрыми набросками, другие хорошо проработанными карандашными портретами. Все имели свои индивидуальности. Непрофессионально, нет, но нарисовано квалифицированным любителем, который уловил настроения его товарищей по оружию.

Она остановила его, чтобы прочитать надписи и обнаружила, что написаны были не полные имена. Джер, Бадахос [30], прочитала она. Дон, Талавера [31]. Похолодев, она осознала, что он записывал сражения, в которых они погибли.

Один из рисунков был подписан просто Хилиард.

– Он не умер?

– От дизентерии в грязной деревне. Мы даже не знали ее названия. Мы потеряли больше людей от болезней, чем в сражениях.

Она взяла папку и быстро просмотрела ее, видя имя и место на каждом рисунке.

– Ты рисовал только умерших?

– В то время они были еще живы. – Прежде, чем она успела спросить, он добавил. – Вообще, я отдавал рисунки натурщикам. Это те, кто умер раньше, чем у меня появилась такая возможность. Я задавался вопросом, хотели ли бы родственники забрать их. Они не очень удачные.

– Достаточно удачные, – сказала она, уставившись на последний рисунок.

Дэр, Ватерлоо.

Было очень много рисунков с надписью Ватерлоо, но этот набросок бросился ей в глаза, потому что она узнала вытянутое лицо и веселую улыбку.

– Он выглядит готовым к большому приключению, – сказала она, касаясь бумаги. – Думаю, его мать хотела бы забрать эскиз. У них нет современного портрета.

– Ты знала его?

– Он мой дальний родственник. – Она провела пальцем по его улыбке. – Он выглядит таким счастливым.

Он поднял бумагу и изучил ее.

– Сводил нас с ума. Все мы знали, что это был ад, но Дэр рассматривал все как приключение. Он был другом Кона. Часть компании из Харроу [32], которые называют себя Компанией Плутов. Он был одним из восторженных добровольцев, над которыми мы насмехались, но мы не могли насмехаться над Дэром. По крайней мере, он понимал, что не знал ничего вокруг.

Все рисунки встревожили ее, но портрет Дэра в особенности.

Он и Ван одного возраста. Ван мог так легко умереть. Поэтому он показывал их ей?

– Почему ты хотел, чтобы я увидела их? Они ничего не меняют.

– Разве нет? – Он просмотрел листы и вытащил один, не слишком отличающийся от других, кроме того, что был немного более неуклюжим. Эскиз жилистого, седого человека, который выглядел циничным, но добрым.

[30] Бадахо́с (исп. Badajoz) – город в Испании, автономное сообщество Эстремадура, центр одноимённой провинции. История Бадахоса связана с одним из самых кровавых эпизодов эпохи наполеоновских войн. В 1812 году объединенные войска Великобритании и Португалии под командованием герцога Веллингтона осадили город и захватили его ценой огромных потерь. В ходе штурма и предшествующих столкновений объединенные войска потеряли убитыми и ранеными около 4 800 военнослужащих.

[31] Талавéра-де-ла-Рéйна (исп. Talavera de la Reina) – город в центре Испании, в провинции Толедо. В 1809 году произошла Битва при Талавере между французскими войсками Наполеона и испанскими и английскими войсками. Французы понесли большие потери в этой ожесточенной битве, потеряв человек 7390 убитыми и ранеными. Испанцы потеряли около 1200 человек, а англичане – 5500 человек. Это было около 25 % британских сил по сравнению с лишь 18 % потерь французов. Многие из раненых с обеих сторон были сожжены заживо, когда сухая трава на поле боя загорелась.

[32] Школа Хэрроу или Харроу (англ. Harrow School) – одна из известнейших и старейших британских публичных школ для мальчиков, расположенная в ныне лондонском районе Хэрроу. Основана в 1571 году в годы правления королевы Елизаветы I, на средства богатого фермера Джона Лиона и в 1615 году открыта в небольшом местечке Хэрроу, в нескольких милях к северо-западу от Лондона.