Бомба для Гейдриха

Судето-немецкая партия была, разумеется, удобным инструментом гитлеровской политики и сослужила ей неоценимую службу. Характерно, что наблюдение и контроль над выполнением такого рода заданий были доверены самому надежному преторианцу гитлеровского двора — Гейдриху.

Решение Гитлера гласило: сокрушить республику любой ценой, а если потребуется, то и вооруженным вторжением. На этот случай секретная служба готовила несколько вариантов провокаций, которые должны были послужить непосредственным поводом для военных действий. Один из таких вариантов, например, предусматривал покушение на жизнь германского посла в Праге Эйзенлора, разумеется, без трагического исхода.

Гитлер, конечно, с большим удовольствием использовал бы другую возможность: расчленение республики без вооруженного вмешательства извне, поскольку Германия в то время — и это исторический факт, который особенно красноречиво подчеркивает капитулянтскую позицию правящих кругов Чехословакии, — не была достаточно подготовлена к войне. Германская секретная служба прилагала немало усилий к тому, чтобы поддержать сепаратистские тенденции словацких националистов. Далеко не всем известно, что агенты РСХА после неудачных попыток договориться с другими лицами достигли наконец соглашения с д-ром Йозефом Тисо. А по окончании конференции, на которой Тисо подтвердил, что готов объявить суверенитет Словакии под покровительством Германии, он в ночь на 12 марта 1939 г. улетел в Берлин на специальном самолете шпионского центра Гейдриха. В то же время из Берлина в обратном направлении летели самолеты с отрядами хорошо обученных провокаторов. В их задачу входило использовать уже давно разжигаемые в Словакии шовинистические настроения, вызвать античешскую шумиху и выступления против государственного объединения чехов и словаков. 14 марта Тисо провозгласил так называемое словацкое государство, а 15 марта были оккупированы чешские земли.

Генрих Гиммлер в своей речи над гробом Гейдриха в 1942 г. заявил:

«Теперь уже можно сказать определенно, что Гейдрих имел большие заслуги во время бескровных походов германских войск в Восточные Марки (так нацисты называли Австрию. — Прим. авт.), в Судеты, в Чехию и Моравию, а также при освобождении Словакии. Прежде всего его заслуга состояла в том, что он заблаговременно обнаруживал в этих странах всех противников и давал им решительный отпор, до самых мельчайших подробностей представляя себе их деятельность, их организационные центры и руководителей».

Если уж он, Гейдрих, столь активно подготавливал с помощью шпионских пятых колонн почву для бескровных походов» немецкого войска в Австрию и Чехию, то тем более он не мог не принять участия в решающих акциях тогда, когда вермахт начал свой кровавый поход.

Шелленберг вспоминает в своих мемуарах о вечере 26 августа 1939 г. в Берлине, когда он был посвящен в эти акции — уже в качестве начальника отделения контрразведки в Главном управлении имперской безопасности. В этот вечер он познакомился со строго секретным приказом Гитлера, гласившим, что «к 1 сентября 1939 г. должен быть обеспечен конкретный предлог для войны с Польшей, так чтобы перед лицом истории и в глазах мира поляки выглядели бы агрессорами». Проведение этого мероприятия Гитлер возложил на Гейдриха.

Гейдрих организовал нападение «польских» частей на немецкую радиостанцию Глейвиц, находившуюся возле тогдашней немецко-польской границы. Польские униформы и оружие поставил для этой цели генерал-лейтенант Кейтель из особых складов вермахта. На роль «польских» солдат были наскоро отобраны из нескольких концентрационных лагерей уголовники, которым представитель службы безопасности обещал, что они затем будут отпущены на свободу. Ни один из них, конечно, не подозревал, что «платой» за выполнение задания будет расстрел из пулеметов, проведенный гестаповской «охраной» радиостанции. Это было на рассвете 1 сентября. А спустя пять часов Гитлер обратился в рейхстаге к немецкому народу и призвал его на борьбу против «регулярных польских военных частей, которые атаковали территорию рейха, в частности радиостанцию Глейвиц».

Таков был фактический предлог к войне с Польшей, так началась вторая мировая война.

...При всей своей значимости и высоком положении Гейдрих по складу своего характера оставался совершенно заурядным мещанином.

Одной из слабостей Гейдриха, как мы уже говорили, было его увлечение музыкой. То, что у других считалось бы скорее достоинством, безошибочно выдавало его духовное убожество и эмоциональную посредственность.

В доме родителей Гейдриха часто устраивались музыкальные вечера. Эту традицию он унаследовал, хотя был так высоко вознесен на нацистский олимп. Его пражская резиденция — замок в Паненских Бржежанах — тоже знала несколько таких вечеров.

Но как переменилась присутствовавшая на этих вечерах публика! Если прежде на них скучали вполне безобидные недалекие барышни-мещанки, готовые стерпеть даже музыку, только бы поддерживать светские связи, чтобы в конце концов удачно выскочить замуж, то теперь на музыкальных вечерах скучали высокие чины СС, каждый из которых представлял собой целый агрегат в сложном механизме управления. Большинству из них никогда бы не пришло в голову идти на концерт, слушать музыку. Но Гейдриху отказать было невозможно. И они подобно прочим готовы были терпеть даже музыку, только бы не восстановить его против себя.

Главным участником этих вечеров был скрипач Гейдрих — одна из его личин, которой он больше всего дорожил и которая должна была придавать ему некую исключительность и таинственность. Безусловно, окружающим был куда понятней, например, шеф гестапо Мюллер — вульгарный тип, туго соображающий, с ограниченным кругозором, который преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, — каждый знал, чего от него можно ждать. Но чего можно ждать от Гейдриха? Какой комбинации или маневра? Какой ошарашивающей неожиданности?

Его любимым композитором, если верить далеко не музыкальным слушателям Гейдриха, был Цезарь Франк. Чем привлекал его этот французский композитор фламандского происхождения, ученик чешского музыканта Рейхи?

— Господа, — говорил Гейдрих своим слушателям, держа в руках скрипку, — вас, видимо, удивляет, что мой любимый композитор — Франк, француз. Но заметьте себе: его произведения навеяны прусско-французской войной. И этот французский композитор, сластолюбец и плутократ, захвачен без остатка, приходит в восторг от прусского величия...

Слушатели согласно кивали, хотя музыка ровно ничего не говорила им вообще, и тем более того, что говорил о ней Гейдрих.

— Да, господа, его произведения из романтического пустячка превращаются в нечто значительное, если они навеяны германским величием, преклонением перед германским величием. И враги — потому-то я и играю этого француза — нас вынуждены признавать, поражаться нам, преклоняться перед нами!

Гейдрих жульнически использовал даже свое перевоплощение в скрипача: он произносил ни с того ни с сего после окончания игры загадочные фразы либо изрекал вдруг оригинальные идеи и планы, к которым возвращался уже в служебной обстановке.

Да, это было поистине «зрелищем для богов» — видеть, как внушающий всем страх шеф службы безопасности и полиции, перед которым трепещут высокопоставленные сановники нацистского рейха, извивается, уткнувшись подбородком в скрипку.

Второй его слабостью были женщины. Вспомним, что в результате какой-то амурной истории он был в свое время изгнан из флота; его похождения в этой области не прекращались и позднее, когда у него на это оставалось не так уж много времени. После недель и месяцев напряженной деятельности наступали такие минуты, когда он подбивал кого-нибудь из своих заслуживающих доверия знакомых:

— Давайте махнем куда-нибудь, но только в штатском. Ну куда-нибудь, где можно хорошо поужинать, а потом и проветриться...

А это означало: попойка, переход из одного фешенебельного ночного клуба в другой до того момента, пока Гейдрих не останавливал своего выбора на какой-нибудь даме, привлекшей его внимание своим благородством и неприступностью.