Страница 66 из 72
В 1219 году, перед тем как отправиться на завоевание мусульманского Востока, Чингисхан приказал государю Си-Ся поставить ему кавалерийские части. Но тот находился под влиянием одного из своих советников, некоего Аша-гамбу, который отказался повиноваться монголу и послал ему оскорбительный ответ: «Если у Чингисхана недостаточно сил для того, что он хочет предпринять, зачем он взял на себя роль императора?» Великий хан был тогда поглощен ходом военных операций в Трансоксиании и Фергане. Не ответив на дерзость, он отправился на завоевание мусульманских земель, где «убивал людей словно косил траву».
Отказ империи Минья оставил у Чингисхана глубокую обиду. Он воевал в течение шести лет, но не забыл измены Си-Ся. Вернувшись, он решил отомстить, тем более, что империя Минья, теоретически его вассал, проявляла стремление к независимости. Итак, среди родов кочевников была снова проведена мобилизация. Офицеры собрали тысячи лошадей и верблюдов, следовавших за воинами. Угедей и Толуй сопровождали отца, как и Есуй, одна из его фавориток.
Несмотря на советы Чан Чуня Чингисхан опять предавался удовольствиям охоты. Он снова упал с коня. Куланы, несшиеся галопом, вдруг появились перед его конем, который резко встал на дыбы и сбросил на землю своего всадника. Хана отнесли в его шатер. Он страдал от внутренних болей и тело его горело в лихорадке. Было решено стать лагерем на месте и не двигаться. Есуй отправила гонцов, чтобы предупредить Орду о происшествии.
Один из полководцев хана, Толун Черби, предложил повернуть назад и отложить вторжение в Минья. «Тангуты, — объяснил он, — оседлый народ, с городами, окруженными стенами, и постоянными лагерными стоянками, следовательно, они не могут скрыться как кочевники. Когда мы вернемся, мы застанем их на том же месте». Генералы хана одобрили То луна Черби. Один только Чингисхан был против: «Если мы уйдем, тангуты не замедлят заявить, что мы струсили». Тем не менее, он согласился послать ультиматум государю империи Минья. Перед реальной опасностью решимость того, кажется, ослабела. Но его советник Ашагамбу одержал верх и велел передать Чигисхану дерзкое послание: «Теперь, если монголы хотят дать бой, пусть они придут в Алашан, где я стою лагерем с моими шатрами и навьюченными верблюдами, — и мы померяемся силой. Если им нужно золото, серебро, шелка и другие богатства, пусть придут за ними в наши города, в Эрикайа (Нинся) и в Эриджеу (Лянчжоу)». Выведенный из себя наглостью Ашагамбу, Чингисхан тот час же отдал приказ выступать. Корчась от боли, он заявил, что дойдет до столицы империи Минья.
В марте месяце 1226 года армия Чингисхана вступила в пределы империи Минья, поднявшись вверх по течению Этцин-гол, по направлению к горам Няньшань. Кавалерия прошла через гоби — обширные полупустынные низины, с редкими кустиками чахлой растительности, затем подошла к границам населенных районов, туда, где проходил знаменитый Шелковый путь. Здесь были маленькие города, процветающие благодаря станциям перекладных верблюдов и лошадей и присутствию гарнизонов и погонщиков из караванов. Таково было положение Сучжоу и Ганьчжоу, обязательных остановок перед Дунхуаном. Эти города испытали на себе влияние других стран, в основном, среднеазиатских, но также Тибета, Индии и Запада — через буддизм и несторианство. Овладеть ими не представляло большого труда для монгольских завоевателей. Войска смогли широко жить, используя запасы найденного там зерна. Но жара вскоре стала нестерпимой, и Чингисхан на какое-то время обосновался в горах, возвышающихся над оазисами.
Летом монголы перешли в настоящее наступление. Ашагамбу, стоявший лагерем вместе со своими войсками в Алашани, был побежден. Монгольские захватчики повели себя в Минья как пьяная солдатня, и тысячи тангутов были вынуждены укрыться в пещерах окрестных гор; грабеж был всеобщим. Чингисхан ответил на вызов Ашагамбу, на каждое его слово: он вырвал у него сокровища, драгоценные шелка, шатры и раздал его стада верблюдов своим воинам. Затем он отдал приказ, чтобы все тангуты, захваченные в плен, были отданы на милость его солдат. Все мужское население, способное держать в руках оружие, было перерезано. Империя Минья так никогда больше и не смогла подняться из развалин, оставленных армиями Чингисхана. Через несколько месяцев после поражения Ашагамбу кавалерия хана овладела городом Лянчжоу и близко подошла к Нинся, вражеской столице. Город, построенный на берегах Желтой реки, был окружен поясом мощных укреплений и имел большие запасы продовольствия и вооружения. Монголы начали его планомерную осаду.
Тем временем, в том же 1226 году, Угедей был послан в Китай. Власти Кайфына, хоть и слабые, были еще в состоянии черпать из огромных человеческих резервов Китая сторонников. Угедей продвигался вдоль реки Вэй, затем пересек провинцию Хэнань и дошел до столицы Цзиней.
Кайфын, в панике, поспешил начать переговоры с монголами, пытаясь, очевидно, выиграть время. Цзини не смогли мобилизовать войска: только два года спустя им удастся добиться каких-то успехов, но это будут всего лишь последние вспышки угасающей династии.
Оставалась осада Нинся, резиденции государя Минья Ли Яна и всего его двора. Столица империи тангутов была расположена на левом берегу Желтой реки и защищена с запада горами Алашань. Нинся была важным торговым центром на границе с великой пустыней Гоби, здесь шел обмен тканями, коврами из белой верблюжьей шерсти, шелками, оружием. Здесь мирно сосуществовали общины буддистов и несториан, в городе было три христианских несторианских церкви.
В то время как в городе готовились к обороне, кочевники расставляли вокруг его стен воинские корпуса, чтобы перекрыть все выходы. Чингисхан с частью своей кавалерии опустошал различные области империи тангутов, тогда как сыновья великого хана вели свои войска в мелкие города, которые безжалостно громили, так как категорический приказ гласил: уничтожать, никого не щадя, ни курицы, ни собаки. Сам хан принял на себя командование многими полками. Значительную часть 1227 года он провел, рыская между Желтой рекой и верховьями реки Вэй, в окрестностях городов Ланьчжоу и Лондэ и горами Люпань. Когда наступил зной, он разбил свой лагерь на склонах Люпаншаня, где нашел одновременно отдых и прохладу.
Оказавшись в западне в собственной столице, Ли Ян, государь империи Минья, искал способ выиграть время. Возможно, он рассчитывал на помощь извне, или надеялся, что осаждавшие, устав от длительного сидения, в конце концов уйдут. Но в первой половине июня Ли Ян был вынужден принять решение о сдаче столицы. Он направил послов во вражеский лагерь, чтобы сообщить Чингисхану, что он просит для своей капитуляции месяц отсрочки.
Прошло несколько недель, и Ли Ян вышел из Нинся, чтобы предложить свою капитуляцию. Его сопровождала многочисленная свита и слуги, несшие драгоценные дары. Там были «сияющие золотом изображения Будды, золотые и серебряные чаши и кубки, юноши и девушки, лошади и верблюды — все числом, кратным девяти», считавшимся у монголов счастливым. Неизвестно, сдался ли Ли Ян осаждающим к концу отсрочки, которую попросил, то есть к середине июля, или на несколько недель позднее. Ли Яна сопроводили к императорскому шатру, но не допустили к хану. Он должен был поклониться издали, «через приоткрытую дверь».
Был ли Чингисхан уже мертв, когда Ли Ян капитулировал? Очень возможно, что вождь тангутов сдался пустому трону, но он этого так и не узнал, так как был немедленно казнен в соответствии с ранее отданным приказом хана. Согласился ли бы капитулировать Ли Ян, если бы узнал о смерти Чингисхана? Очевидно, монгольский генеральный штаб до последней минуты заставлял Ли Яна верить в то, что он сдался полководцу, способному мановением руки «повелевать облаками». Как сообщает «Юань Ши» («История династии Юань») завоеватель умер будто бы 18 августа 1227 года — в результате внутреннего кровоизлияния — не под стенами Нинся, а в 300 километрах южнее, недалеко от современного города Пин ляна, в восточной части провинции Ганьсу, у границы Нинся-Хуэйского автономного района. Затем монголы перевезли его тело в Нинся на то время, пока шло разграбление города. Часть населения была депортирована в Монголию, а тысячи тангутов были отданы Есуй, сопровождавшей Чингисхана в его последней битве, — битве со смертью.