Чингисхан

Даже если авторы хроник приукрашивают великодушие Тэмуджина и, чтобы возвысить его, подчеркивают коварство Джамуки, поражает тот факт, что хан, кажется, в самом деле предложил своему бывшему другу помириться. Он обещает забыть все измены человека, который много раз его обманывал, преследовал, предавал.

В ответе Джамуки — подлинное величие души. Он хвалит благородство своего anda, его великодушие, достойное императора в зените славы. Он тоже вспоминает счастливые годы, тоже полон странной тоски по прошлому: с Когда-то, во времена нашей молодости, когда мы стали anda у ручья Коркунах, мы делили вместе еду, мы говорили слова, забыть которые невозможно, и мы спали бок о бок».

Но Джамука признает, что не смог закрыть свои уши для слов, полных желчи, которые говорились о Тэмуджине, он признает, что был обманут и что поэтому никогда не сможет смотреть в лицо своему бывшему другу. Он признается, что охвачен стыдом и угрызениями совести. У Тэмуджина — величие, власть, у него, Джамуки, — низшая степень падения, поражение: «Ты, мой anda, ты герой. Твоя мать полна мудрости. Твои братья полны талантов. Семьдесят три смельчака из твоего окружения служат тебе как верные скакуны. Насколько я ниже тебя, о мой andal Совсем ребенком меня покинули мой отец и моя мать; братьев у меня нет, и мои друзья не были верны мне. Тенгри покровительствовало моему anda, который превзошел меня во всем».

Разве это не наводит на мысль о своего рода страсти к самоуничижению? И как избежать искушения объяснить эти чувства испытаниями, о которых нам поведал Джамука: раннее сиротство, судьба единственного ребенка, предоставленного самому себе? Джамука идет до конца и — высшее проявление самопожертвования — требует у Тэмуджина даровать ему смерть: «Теперь, о мой anda, нужно, чтобы ты отделался от меня, для того чтобы твое сердце было спокойно. Но если ты решишься предать меня смерти, нужно, чтобы я умер без пролития крови… А теперь кончайте со мной поскорее!»

Тэмуджин, говорят летописцы, которые, может быть, преувеличивают его благородство, заколебался, когда ему передали слова Джамуки. Объясняя отсутствие чувства ненависти к нему тем, что Джамука никогда не пытался посягнуть на его жизнь, он заявил, что сохранил привязанность к тому, кто всегда в его глазах был полон самых высоких достоинств.

Однако, под тем предлогом, что его бывший друг «устал от жизни», Тэмуджин в конце концов велел его казнить. Чувствовал ли он, что Джамука, даже побежденный и раскаявшийся, все еще оставался потенциальным противником? Вряд ли. Скорее можно предположить, что между двумя главными действующими лицами развернулась странная игра. Поскольку Джамука требовал смерти от руки Тэмуджина, тот соглашался ему подарить ее, признавая или делая вид, что признает, что он всего лишь исполняет желание друга. Возникает чувство, что, повинуясь молчаливому согласию, Тэмуджин вдруг понял, что величайшей милостью, которую он мог оказать своему anda, была как раз смерть, которой тот так неистово добивался.

Поэтому, чтобы вынести приговор Джамуке, Тэмуджин нашел юридический мотив: много лет тому назад Джамука испугал его во время кражи лошадей. Теперь же Джамука отказывался от помилования, которое предлагал ему бывший друг. Странно, но именно из-за этих личных мотивов, не имевших политических последствий, Тэмуджин приговорил его к смерти.

Итак, Джамука был казнен. Так как душа живет в крови, обычаи требовали, чтобы принц, которому полагалось воздавать почести, был казнен без пролития крови. По версии одной из хроник Джамука был задушен ковром. Легенда рассказывает, что Тэмуджин отказался присутствовать при казни бывшего друга и поручил это одному из своих племянников. И тогда Джамука потребовал для себя ужасной казни: он добился того, чтобы палач его четвертовал… В скрещении их судеб — от начала и до конца — отношения Тэмуджина и Джамуки отмечены странностью, где дружба и вражда вели — бесконечно — свои дисгармонирующие партии. Несомненно, Джамука мог бы достичь высочайшего положения, если бы, вместо того чтобы противостоять

Тэмуджину, поддерживал бы его во всех начинаниях. Несомненно также, что в своем противостоянии он мог бы оказаться победителем, если бы не был одержим какой-то страстью к самоуничтожению и вечным непостоянством. Но не менее двусмысленна и позиция Тэмуджина, который вначале прощает своего противника, а затем обрекает его на смерть. История этой странной пары и ее трагическая развязка могли бы вдохновить Шекспира.

Глава VIII

ВЕЛИКИЙ ХАН

Temujin-i Cinggis-qagan ке 'еn nerceyitcu qan bolqaba.

(Они провозгласили ханом Тэмуджина и нарекли его gengis-khan).

На следующий же день после того, как был казнен Джамука, Тэмуджин стал бесспорным властелином большинства монгольских племен, живших между горной цепью Большого Хингана на востоке, Саянами на западе, отрогами Алтая на юге и озером Байкал на севере. На этой огромной территории, соответствующей приблизительно современной Монголии (несколько уменьшенной), существовали только отдельные, разбросанные то здесь, то там небольшие очаги инакомыслия. В возрасте пятидесяти лет Тэмуджин мог заявить о себе как о вожде всех «народов, живущих в юрте из войлока». И тогда, в мае 1206 года, он созвал новый курултай, генеральную ассамблею, объединявшую знать всех родов.

Из-за непрочности связей, объединявших кочующих вассалов и их сюзернов, дальности расстояний между родами ассамблеи собирались нечасто и в разных местах. В них не было ничего от «официального института»: там обсуждали более или менее важные дела, разбирали отношения между феодалами общего или частного характера, решали проблемы войны и мира. Но иногда они были менее официальными и становились скорее поводом для пиров. Но в этих «пламенных советах», объединявших один или несколько родов, принимали участие только те, кто этого хотел. При Тэмуджине курултаи начали играть решающую роль. Великий хан, чья власть практически будет безгранична, останется верен традициям родового совета.

Итак, в середине 1206 года тысячи людей собираются у истоков реки Онон. Степные аристократы, откликнувшись на призыв хана, стекаются со всех сторон со своими «парадными выездами». Вскоре на равнине, где будет проходить курултай, их насчитываются уже сотни. Среди них — вожди знаменитых родов, чьи имена расцвечены красноречивыми прозвищами («мерген» — ловкий; «багатур» — смелый; «сетчэн» — мудрый). Все они здесь в сопровождении своих супруг, наложниц и слуг, прибывших в этот необъятный стан из войлочных шатров, огромный караван-сарай, открытый всем ветрам, шумный, с развевающимися разноцветными знаменами. Все прибыли, чтобы присягнуть на верность Тэмуджину и доверить ему судьбу бесчисленных племен, из которых его волей предстояло родиться Монгольской державе.

По всей окружности юрта стоят сотни стреноженных лошадей. Кочевники неторопливо ходят туда-сюда, останавливаются, чтобы полюбоваться скакуном, оценить качество попоны или выделку кожи. Целыми днями эти пастухи-во-ины встречаются, знакомятся, завязывают дружбу или союзы. Они состязаются на скачках, в поединках борцов, в стрельбе из лука, обмениваются кожами, ловчими птицами или драгоценностями, так как огромный юрт превратился в своеобразную ярмарку. С наступлением вечера, когда затихают животные, мужчины собираются вокруг костра из argol — осушить чаши молочного напитка, распить бутылочки алкогольного питья, вымененного у крестьян или погонщиков верблюдов. Развлекаются игрой в бабки или веревочку, слушают музыканта, пощипывающего струны своего инструмента, кочевника, исполняющего мужественную эпическую песнь — об охоте, диком медведе или коне, несущемся по степи как ветер.

В исторических источниках нет никаких сведений о причине созыва этого нового курултая. Лет за десять до него — около 1197 года — Тэмуджин уже был избран ханом частью родовых вождей, включая принцев, которые в силу своего высокого рождения также могли претендовать на ханство. Следовательно, можно заключить, что он созвал ассамблею как для того, чтобы возобновить свой мандат на правление, так и для того, чтобы узаконить власть, которая фактически ему принадлежала. Как этот человек, никогда не скрывавший своей жажды власти, мог устоять перед искушением получить инвеституру — ее высшее проявление? Без сомнения, друзья и близкие разделяли его стремления и помогали ему, и вот наконец Тэмуджин пришел к цели своего восхождения, медленного, но неуклонного, к высшему этапу — неограниченной власти на основе законности. Провозглашенный во второй раз «Чингисханом силою Тенгри», то есть «государь государей всемогущей властью Вечного Неба», он мог поздравить себя с удачей.