Чингисхан

Этот передел на огромные княжества не означал грядущего распада империи, совсем наоборот. Тэмуджин четко изложил свои планы будущих завоеваний. Летописцы утверждают, что, лежа на смертном одре, он дал по стреле каждому из находившихся там сыновей и внуков и попросил их сломать стрелу, что они легко сделали. Тогда, взяв то же число стрел, хан сложил их в пучок и вновь попросил сломать их.

Это никому не удалось, и тогда Тэмуджин дал своим потомкам такой совет: «Будьте едины, как этот пучок из пяти стрел, чтобы вас не сломали поодиночке». После раздела каждый из удельных князей обязывался безоговорочно подчиняться Угедею, на которого была возложена миссия осуществить великую мечту Чингисхана о дальнейшем покорении Востока, Запада и Юга. Корейский полуостров, Южный Китай, турецкий и персидский Средний Восток — таковы были ближайшие цели завоевателей Средней Азии. Империя продолжала жить.

Во весь опор помчались гонцы, чтобы сообщить князьям и главам кланов о смерти верховного правителя и созвать их на курултай — родовой совет удельных князей и знати, — где будут назначены преемники и обнародованы распоряжения покойного о передаче власти.

Часть войска стояла у подножия Кавказских гор, другая — у индийских границ Кашмира, но каждый военачальник — член высшего совета — получил приказ оставить все дела, доверить завоеванные города гарнизонам и немедленно явиться в большую Орду (ordu), кочующий двор хана, который находился тогда в районе Каракорума. Несмотря на заставы перекладных лошадей некоторым понадобилось три месяца, чтобы достичь центра Монголии. Тем временем генеральный штаб готовился к предотвращению возможных попыток мятежа в вассальных племенах, всегда готовых восстать в период политической нестабильности или ослабления власти центре.

Оставив основную часть армии, занятую грабежом столицы империи Си-Ся и сортировкой пленных, железная гвардия Тэмуджина приступила к последним приготовлениям, прежде чем проводить покойного властителя в его родную страну. Миссия, сопровождавшаяся политической инструкцией: еще раз проблемы внутренней стабильности, как и дипломатии, предписывали заговор молчания о судьбе властелина мира.

В конце августа 1227 года, предоставив первым осенним ливням бесконечную каменную гусеницу Великой стены, удивительный кортеж покинул излучину Желтой реки, держа путь на север через необъятную пустыню Гоби. Караван состоял из тысячи воинов железной гвардии Тэмуджина. Это была элита армии Чингисхана, почетная гвардия: самые доблестные воины, блестяще владевшие мечом, и конные лучники, не знавшие промаха. Многие из них, отмеченные безобразными шрамами, воевали на полях сражений Трансоксиании[4] или Хорезма, служили своему вождю с величайшей верностью и полным презрением к собственной жизни. За ними следовала армия с обозом из тяжелых повозок, нагруженных военной добычей, и сотни животных: породистые жеребцы, запряженные волы, вьючные мулы и верблюды. Повозка, перевозившая бренные останки великого хана, была запряжена пятнадцатью волами, окружена сильным эскортом и увенчана знаменами с развевающимися по ветру конскими хвостами. Позади брели еще мелкие стада овец; пастухи, верхом на лошадях, все время подгоняли их, не давая далеко отстать от кортежа.

Длинный караван двигался так быстро, как только позволял рельеф местности: то это был бесконечный каменистый путь, по которому животным было трудно идти, то ровное и монотонное пространство сухой земли, рыхлой после прокатившихся над нею гроз. Время от времени однообразие пустынного пейзажа нарушали редкие участки пожелтевшей травы или заполненные грязью впадины. С вершины круглых пологих холмов, окружавших эти мелкие болотца, было бы трудно заметить маленький кортеж, который змеился посреди бесконечного одиночества песка и камней: люди и животные походили на подвижные островки, покачивающиеся на поверхности мертвого моря.

В тюрбанах из светлой ткани или в войлочных колпаках, одетые в грязные халаты, лоснящиеся от жира, погонщики в большинстве были вооружены. Безразличные к шуму стада и стойкому запаху испражнений, исходящему от волов, некоторые из них дремали, сидя в седле. Изо дня в день, ориентируясь по призрачным приметам, понятным только немногим посвященным, нескончаемый кортеж медленно двигался от оазиса к оазису. По ночам люди и животные жались теснее друг к другу, чтобы как-то защититься от ледяного пронизывающего ветра, который задувал костры из веток и сухой травы. Но днем жара становилась невыносимой и мириады прожорливых и неуловимых оводов тучами набрасывались на людей и животных. Коротких остановок в тростнике у водопоя, часто дурно пахнувшего, едва хватало, чтобы напоить скот. Колодцы попадались редко, чаще всего приходилось довольствоваться илистой водой, едва проступающей из-под слоя земли, которую с жадностью рыли животные. В безводных участках только редкие кустики верблюжьей колючки и поросль черного саксаула служили каравану скудной пищей, и многими животными приходилось жертвовать.

Но отсутствие воды и растительности было не единственной бедой. С молниеносной быстротой вдруг налетал ураганный ветер. Мелкие острые камешки в потоках охровой пыли кружились с отчаянной силой смерча, больно секли и слепили, окутывая всех и вся удушливым саваном. Слышались хриплые крики погонщиков мулов и верблюдов, заставлявших быстро лечь обезумевших животных. Но бешеный песчаный шквал вскоре заглушал все звуки. Всякие признаки жизни внезапно исчезали, погребенные, растворившиеся в неистовстве стихии. Только ветер, песок и камень царили в этом пространстве, в котором не оставалось и следа людей и животных. Затем свист и вой урагана стихали. С той же внезапностью, с какой родилась буря, небо вдруг очищалось, и через мгновение тишина и покой воцарялись над бескрайней пустыней.

Погонщики привыкли к суровой местности, капризам погоды и трудностям этих длинных переходов. Каждый всадник был начеку, умел, изогнувшись как лук, врасти в седло, чтобы устоять перед натиском стихии. Каждый умел успокоить своего коня, одним точным ударом вернуть обезумевших животных, успокоить их, сделать своими товарищами по несчастью. Тысяча воинов Тэмуджина ни на йоту не отклонилась от намеченной цели: сохранить верность своему покойному вождю, проводить его в родную страну, к месту его вечного успокоения, ждавшего его по ту сторону хаоса. Они, в течение долгих лет знавшие только кожу — для одежды, войлок — для жилища и олово — для щита и кольчуги, защищавших их от врага, — возвращались из дальних походов с повозками, нагруженными нежнейшими шелками, огромными мешками мелкой муки, яркой разноцветной керамикой и драгоценными камнями. В прошлом — нищие пастухи, лихие наездники, которым всегда грозил голод, — они стали благодаря своему господину великому хану непобедимыми воинами, завоевателями бескрайних пастбищ, властелинами всей земли.

Долгие недели шел караван — от полупустынь Гоби к степям Монголии. И повсюду он сеял смерть. Стоило только показаться на горизонте стаду куланов или пугливых каменных баранов — тотчас же от войска отделялся рой всадников со сворой огромных сторожевых псов, чтобы броситься в смертельную погоню. Когда после бешеной скачки всадники настигали диких животных, они убивали их наповал ударом копья или меткой стрелой. Как того требовал обычай предков, захваченных животных приносили в жертву в честь покойного. Конечно, пролетающим диким гусям или тушканчикам, быстро юркнувшим в нору, и многим другим животным удавалось миновать сеть этой безжалостной бойни. Но если это и случалось, то только потому, что иногда стрела лучника оказывалась медленнее полета птицы и железо копья не таким прочным, как камень, укрывший грызуна.

В этой жестокой бойне не было и тени мести. Так предписывали полученные инструкции, имевшие силу закона: до нового приказа никто не должен был узнать или догадаться о смерти хана. Всякий охотник, встретившийся по пути, всякий пастух, всякое стойбище, способное заметить или опознать по траурным знакам похоронную колесницу, — подлежали немедленному уничтожению. Только смерть свидетелей гарантировала сохранение государственной тайны. Так устранялся любой человек — мужчина, женщина, ребенок, — имевший несчастье встретить на пути караван из тысячи воинов почившего Тэмуджина.

4

Трансоксиания, или Мавераннахр — междуречье Амударьи и Сырдарьи с городами Бухарой, Самаркандом и др. — Прим. ред.