Страница 6 из 55
За это время произойдет много важных событий — от второй женитьбы до большой выставки в обеих столицах…
В 1910 году Нестеров окончательно переедет из Киева в Москву. И в этот же год он будет избран действительным членом Академии художеств.
Надолго Михаил Васильевич покинет Москву еще один раз. В неспокойное послереволюционное время уедет он с семьей на Кавказ, поселится в Армавире, чтобы в 1920 году вновь вернуться в Москву, теперь уже навсегда.
— Сколько ни старайся, тебе до Нестерова далеко!
Евгений Вахтангов
Я напомню вам
Слова, и вздохи, и живую скорбь
Того героя…
Карло Гоцци. «Турандот» (Перевод М. Лозинского)
Отец-бизнесмен, тем паче — владелец крупного предприятия, это хорошо.
По крайней мере деньги в семье есть всегда, и в достаточном количестве.
Хотя… дети такого отца видят редко — деловые люди вечно заняты своими делами.
Евгений Вахтангов старался проводить в обществе своего отца как можно меньше времени.
Мало того, что отец вечно пребывает в дурном расположении духа, он вдобавок говорит с сыном только об одном:
— Когда же ты, наконец, возьмешься за ум и начнешь интересоваться семейным делом?
Семейное дело — это табачная фабрика в городе Владикавказе. Хорошая фабрика, прибыльная, твердо стоящая на ногах. Иначе и быть не может — с таким-то хозяином.
Баграт-ага разбирается во всем — и в производстве, и в торговле, и в людях. Сын небогатого, прямо скажем — бедного маляра, женился на дочери владельца табачной фабрики и преуспел.
Ой как преуспел! Все просто обзавидовались.
Даже имя сменил Баграт-ага. Величается он теперь Багратионом. Звучит в новом имени княжеское достоинство, эх, жаль, дворянства обрести так и не удалось. Потомственного, разумеется, чтобы — на века.
«Ничего, — думает Багратион Вахтангов, — что мне не удалось, то сын сделает. — Только сын какой-то… непутевый. Вроде бы умный парень, голова варит, язык хорошо подвешен, лицом хорош, воспитан как должно, а все равно что-то с ним не так. Мать перебаловала, вот оно — женское воспитание…».
Больше всего отца бесит то, что сыну совершенно безразлична табачная фабрика. Как будто она чужая, а не своя.
За обедом разговаривать не принято — есть следует молча. После жареной курицы (новомодные десерты в доме Багратиона Вахтангова не прижились) отец оглаживает бороду, смотрит на сына своим тяжелым взглядом и в который уже раз спрашивает:
— Ты еще не образумился, Евгений?
— Нет, папа, — отвечает сын, глядя в сторону. — Мы вряд ли сойдемся во мнениях.
Евгений хорошо знает, что будет дальше.
— Какое у тебя может быть мнение, мальчишка? — спросит отец.
Смолчит Евгений или ответит дерзостью на грубость, не имеет значения. Все равно отец добавит:
— От фабрики нос воротишь, от моей, нашей фабрики, а на чьи деньги ты в гимназии учишься? За чей счет пообедал сейчас? Кто тебе одежду купил?! А?!!
Мать и сестры тихо исчезнут, словно и не было их за столом. Уходя, мать взглядом попросит сына не перечить отцу.
Евгений молчит.
Отец закуривает папиросу (конечно же — собственной фабрики), делает пару затяжек и рубит сплеча:
— Молокосос! Жизни не знаешь!
Евгений молчит.
— Выбрось дурь из головы! — требует отец.
— Папа, мы по-разному смотрим на жизнь, — тихо, но твердо отвечает Евгений.
— Наградил же бог сыном! — вздыхает отец. — Да еще единственным наследником! Ох, грехи мои…
Евгений поднимает глаза и выжидательно смотрит на отца.
— Иди! — разрешает отец и еле удерживается от того, чтобы не сказать вслед сыну очередную грубость.
Благородным людям не пристало злоупотреблять крепкими выражениями. Тем более что мальчишку все равно не пронять. Упорный, стервец, весь в отца.
— Э-эх, — вздыхает Багратион Сергеевич. — Это упрямство да к семейной выгоде бы употребить…
Странно, что мальчишку не интересует настоящее дело. Вместо этого он пишет чего-то, то ли стихи, то ли рассказы, участвует в любительских спектаклях… По собственному почину выучился играть на рояле и скрипке. Не сын, а какой-то бродячий комедиант, прости господи…
Багратион Сергеевич не поощряет пустых увлечений сына. Какая может быть польза от всего этого шутовства? Только перед людьми стыдно. Вон у купца Оганова три сына, и все сызмальства при отцовском деле приставлены — мануфактурой да коврами торгуют. Везет же людям! Э-эх!
Багратион Сергеевич гасит папиросу прямо в тарелке и тяжело поднимается на ноги.
«От молодости вся эта блажь, — успокаивает он сам себя. — Перебесится сын, придет время, и возьмется он за ум».
Обидно стареть, когда некому передать своего дела. Можно сказать, дела всей жизни, ради которого ты пожертвовал самым ценным, что у тебя было — собственной свободой…
Мальчишка взрослел, но не спешил браться за ум. Даже напротив — откалывал такие номера, что у отца слов не находилось.
— Ты хочешь, чтобы я занимался фабрикой? — однажды спросил он. — Хорошо, я согласен…
«Вразумил Господь», — только и успел обрадоваться про себя Багратион Сергеевич, но сын словно обдал его из ведра холодной водой.
— Но с одним условием — я превращу фабрику в театр!
— Как… в театр? — опешил отец.
— Так! — ответил сын. — И назову его семейным театром Вахтанговых!
Отец набычился и побагровел.
— Лучше преврати фабрику в бордель!!! — заорал он. — По крайней мере не будешь нуждаться! Только дождись вначале моей смерти, олух! Пока я жив…
Хлопнул кулаком по столу и только сейчас заметил, что Евгения уже нет рядом. Сын не стал дожидаться окончания гневной тирады и ушел.
Евгений, будучи сыном фабриканта, не был «тепличным растением». Да разве и могло бы «тепличное растение» противостоять всесокрушающему отцовскому гнету, и противостоять успешно?
Евгений Вахтангов взирал на жизнь как на постоянную борьбу духа свободолюбия с силами угнетения. Привык, знаете ли, дома. Был опыт.
Все воротил нос от фабрики, а потом соизволил обратить на нее внимание. Взял да и отколол номер — устроил для рабочих спектакль. Сам его поставил, сам актерам (товарищам своим гимназическим) грим накладывал и костюмы придумывал.
Без ведома отца и без разрешения гимназического начальства! Вот наглец!
Директор гимназии вызвал Багратиона Сергеевича и в пристойных и вежливых выражениях отчитал его как мальчишку. Умеют эти педагоги шпилек подпустить, и все так — с улыбочкой, с притворным пониманием. Мол, не видите, уважаемый, что у вас под носом творится, нехорошо, ох, как нехорошо.
Конечно же, пришлось раскошелиться, чтобы отпрыска из гимназии не исключили. До окончания всего ничего осталось. Обошлось, слава богу, Евгения на шесть часов посадили в карцер и этим ограничились. Багратион Сергеевич попытался было дома с сыном по душам поговорить, попросить, чтобы тот хотя бы не позорил фамилию, да не удержался — сорвался на крик и брань.
А что прикажете делать, если мальчишка упрям как осел и при этом еще и дерзок?
Вскоре устроил отцу еще одну пакость. Похлеще прежней.
В помещении цирка, прямо напротив табачной фабрики, устроил спектакль, раздав сто двадцать билетов бесплатно отцовским рабочим. На этот раз спектакль состоялся с разрешения начальства, и придираться вроде было не к чему.
Но какую пьесу выбрал наглый молокосос?
Водевиль «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка»?
«Ханума»?
«Деревенский философ»?
Как бы не так. Рабочим табачной фабрики Вахтангова хозяйский сын показал пьесу «Дети Ванюшина»! Драму о расколе в купеческой семье между ретроградом отцом и его передовых взглядов детьми. Смотри, наслаждайся и мотай на ус. Будет о чем посплетничать за спиной хозяина!
Окончив гимназию в мае 1903 года, Евгений Вахтангов покинул отчий дом с радостью и облегчением.
Отец не препятствовал желанию сына — ему самому надоели вечные споры.