Страница 5 из 73
И еще одно нарушение традиции: гражданское бракосочетание никто не собирался отпраздновать каким бы то ни было застольем. Хотя во Франции, да и в других странах, было принято отмечать это событие завтраком или обедом. Что же до традиционного мальчишника, то Вобрен о нем даже не упомянул. А ведь для свадьбы самого блестящего холостяка Парижа он был бы вполне уместен! Наконец жених и невеста стали мужем и женой по закону, и приглашенные тут же расстались, обменявшись на прощание чопорными фразами. Мексиканская «колония» вместе с Вобреном вернулась в «Ритц». Ричард Бэйли не отличался болтливостью, и Морозини даже не попытался узнать его мнение о происходящем. Он все понял без слов, когда достойный англичанин, прощаясь с ним, поднял глаза к небу и испустил тяжелый вздох. Ему предстояло вернуться в антикварный магазин на Вандомской площади, а Альдо, недоумевая все больше и больше, отправился в особняк тетушки Амели.
— Никогда не видел ничего подобного! — объявил он, когда Сиприен, старый дворецкий маркизы, принимал у него пальто, шляпу и перчатки. — Жиля как будто подменили! Иначе с чего бы ему было очертя голову бросаться в этот передвижной Эскуриал?[14] Как? И ты здесь?
Последний вопрос он адресовал своему другу и верному товарищу по многочисленным приключениям Адальберу Видаль-Пеликорну, знаменитому египтологу, а также тайному агенту и даже светскому взломщику, если в этом была нужда. Все вышеперечисленное обеспечило ему особое место среди друзей маркизы де Соммьер.
— А ты как думал! — египтолог встал, взял бутылку шампанского из ведерка со льдом и налил бокал для Альдо. — Ты лучше расскажи нам о невесте!
— Никто из вас еще ее не видел? — обратился Альдо к дамам, расположившимся в зимнем саду тетушки Амели. Здесь, среди зеленых растений, цветов и мебели из белого ротанга с обтянутыми вощеным ситцем подушками, маркиза любила принимать гостей. Тетушке Амели, увенчанной короной великолепных седых волос, в которых сохранилось несколько рыжеватых прядей, недавно исполнилось восемьдесят лет, но она сохранила великолепную осанку. В своем платье с подрезом под грудью с шемизеткой[15] на китовом усе и с многочисленными золотыми цепочками, украшенными драгоценными камнями, маркиза выглядела одновременно величественно и грациозно. Она отличалась прекрасным чувством юмора, которым пользовалась, чтобы скрыть свои истинные чувства.
Рядом с ней сидела Мари-Анжелин дю План-Крепен, чтица и родственница, беззаветно преданная маркизе. Она была очень доброй и очень благочестивой: мадемуазель никогда не пропускала шестичасовой мессы в церкви Святого Августина. Это помогало ей всегда быть в курсе событий, происходящих не только в квартале, но и за его пределами. Потускневшие белокурые кудряшки на голове этой женщины благородного происхождения (она никогда не упускала случая напомнить о том, что ее предки участвовали в Крестовых походах) придавали ей сходство с засидевшейся в девушках овечкой. Но под ними скрывался почти энциклопедический ум, удивительные способности и отчаянная готовность вмешиваться во все, что ее не касается. Это позволило ей в прошлом оказывать весьма существенную помощь двум любимым героям — Аль-до Морозини и Адальберу Видаль-Пеликорну.
— Где же мы могли ее видеть? — сказала маркиза, пожимая плечами. — Она жила в Биаррице, если я правильно поняла. Мы узнали о ее существовании в тот момент, когда твой друг сообщил нам о предстоящей свадьбе. А это произошло три недели назад. У меня такое впечатление, что эта страсть рухнула на голову несчастного Вобрена, как падает каминная труба во время урагана!
— Мне тоже так показалось, — задумчиво согласился Альдо. — Одно не вызывает сомнений: прежнего Жиля больше нет. Господь свидетель, я уже не раз видел его влюбленным, но еще ни разу до такой степени. Это даже не поклонение! Я бы сказал, что он живет, простершись перед ней ниц. Но должен признать, что это исключительная девушка.
— Да? — вздохнула Мари-Анжелин. — Не могли бы вы высказаться чуть более конкретно?
— Что я могу сказать? Вспомните самые прекрасные полотна Гойи, Тициана, Больдини, и они ничего вам не напомнят, потому что донья Изабелла совсем другая. Чистейшая красота с легким налетом экзотики…
Мадам де Соммьер нахмурилась.
— Смотрите-ка, как вдохновенно! — недовольно проговорила она. — Если я правильно тебя поняла, то девушка представляет опасность для любого мужчины, который с ней познакомится?
Догадываясь о том, что тревожит тетушку Амели, Альдо улыбнулся ей и нагнулся, чтобы поцеловать в напудренную щеку.
— Только не для меня!
— Почему же, скажи на милость? Ты так воодушевлен…
— Потому что у нее такой вид, будто в ней нет жизни…
На следующий день все они были в базилике Святой Клотильды. И, так как у Жиля Вобрена не было родных, кроме дальних родственников, с которыми он никогда не встречался, церемониймейстер проводил их в первый ряд в правой половине нефа. Для Адальбера он не сделал исключения, хотя их с женихом никогда не связывала тесная дружба. почти все приглашенные уже собрались, и церковный сторож, вооружившись метлой из рисовой соломы, старательно счищал следы с красной дорожки. Какое же элегантное общество собралось в церкви! Знаменитый антиквар принадлежал к высшему свету Парижа, и на его свадьбу пришли многие известные люди. Некоторые приехали из Версаля. Семья Морозини с радостью встретилась с теми, с кем пережила трагические события на выставке в Трианоне и приключения «слез» Марии-Антуанетты[16]. Приехали леди Мендл, госпожа де Ла Бегассьер, генерал де Вернуа в парадном мундире при всех регалиях, его жена, закутанная в кружева «шантильи»[17] цвета шоколада, и супруги Оливье и Клотильд де Мальдан, как всегда, очаровательные. Эта встреча оказалась приятной для всех, и гости обменялись оживленными репликами, разглядывая прибывающих. Среди входивших в церковь были несколько человек «испанского» вида, которых никто не знал. В левой половине церкви стулья и скамеечки для молитвы, оставленные для семьи невесты, все еще пустовали.
— Скажи мне, — прошептал Видаль-Пеликорн Морозини, — ты ведь первый шафер жениха?
— Совершенно верно.
— Так почему же ты с нами? Разве ты не должен был сопровождать Вобрена в церковь?
— Нет, он решил приехать один. Так как завтрак и прием будут проходить в его особняке на улице Лиль, Жиль захотел еще раз все осмотреть хозяйским взглядом и отдать последние распоряжения. Ты же знаешь, до какой степени он скрупулезен и педантичен и…
— …никогда не опаздывает, — закончил Адальбер и посмотрел на часы. — В таком случае он уже должен ступить на красную ковровую дорожку. Сейчас ровно полдень!
— Ты прав… А вот и кузен Мигель! Предполагаю, что богатая вдова, которую он сопровождает, — это и есть та самая бабушка невесты донья Луиза? Стати ей не занимать.
— С точки зрения любителя искусства ольмеков[18], дама — само совершенство, — прошептала маркиза. — Она мне напомнила гигантские каменные изваяния в виде голов, стоящие прямо на земле, которые я видела во время путешествия по Мексике много лет назад. Это было в…
— Виллаэрмоза, — закончила Мари-Анжелин. — В этом нет ничего удивительного, ведь она носит эту фамилию!
— Это вам кажется достаточно веской причиной, План-Крепен? — спросила мадам де Соммьер. — Мне еще не приходилось видеть, чтобы человек, носивший имя археологических артефактов, был так на них похож!
— Но на этот раз дело обстоит именно так, -улыбнулся Альдо, прекрасно знавший, о каких изваяниях шла речь. — К счастью, внучка совершенно на нее не похожа! У этой дамы повадки императрицы, но, боже мой, как же она уродлива!
И никто бы с ним не поспорил. Мантилья из черных кружев, высоко поднятая украшенным бриллиантами гребнем, собиравшим густые волосы цвета стали, не скрывала тяжелого лица с полными, слегка отвисшими щеками. В этом лице было что-то непримиримое. Губы были настолько вывернуты, что казалось, будто дама дуется. Прямой нос с широкими ноздрями разделял холодные, подчеркнутые мешками серые глаза, цветом напоминавшие гранит. Кожа имела оттенок старой слоновой кости. Плотное тело было упаковано в платье из черного фая[19] с высоким воротником. Впереди его украшала вышивка стеклярусом. Сверху красовалась накидка, опушенная и подбитая мехом лисы. Тройное жемчужное ожерелье покоилось на груди доньи Луизы, жемчужины же сверкали из-под черных кружев на запястьях.
14
Эскуриал — знаменитый дворец-монастырь в Испании, в 52 км на северо-запад от Мадрида, на южном склоне Гуадаррамы.
15
Шемизетка— вставка на груди женских блузок, платьев; манишка.
16
См. роман Ж Бенцони «Слезы Марии-Антуанетты».
17
«Шантильи»— шелковые плетеные кружева с изящным орнаментом на фоне тонкого тюля с очень мелкими ячейками. Названы по имени французского города Шантильи, где впервые было открыто их производство.
18
Ольмеки — название племени, упоминающееся в ацтекских исторических хрониках.
19
Фай — плотная шелковая или шерстяная ткань с тонкими поперечными рубчиками.