Страница 49 из 79
Прошло два дня, и мадам де Верней, вернувшись в особняк д'Антраг после того, как добрую часть дня провела где-то в городе, поднялась прямо к Лоренце. Девушка, сидя у камина, грела у огня руки.
— Я не думала, что все пойдет так быстро, — проговорила маркиза, задыхаясь, потому что чуть ли не бегом одолела два лестничных пролета. — Оставаться вам здесь больше невозможно! Завтра, как только откроют ворота, вы отправитесь в Мальзерб. Разумеется, под чужим именем. Вы будете... будете... Об этом надо еще подумать! Но здесь вы представляете собой слишком большую опасность!
— Что произошло?
— Великий герцог Фердинандо умер, и толстая гадина требует немедленного отъезда Филиппо Джованетти. Он уже лишился звания посла, хотя другой на его место, разумеется, еще не назначен.
— С чего вдруг такая спешка? Он всегда добросовестно служил интересам королевы, и мой приезд служит тому доказательством.
— А ее требование доказывает другое: не так уж она им и довольна! Отставка Джованетти свидетельствует о том, что проводимая им политика осталась в прошлом. Юный принц, новый великий герцог, женат на принцессе из дома Габсбургов. Это означает, что Флоренция теперь сблизится с Германской империей и повернется спиной к Франции.
Лоренца ничего не могла ответить на рассуждения маркизы. От печального известия у нее больно сжалось сердце. Она была привязана к Фердинандо, который всегда обращался с ней с дружеской теплотой... И Кристина тоже...
— Что станет с прекрасными замыслами великой герцогини? Принц еще слишком молод, чтобы иметь твердые взгляды и убеждения!
— Полагаю, что за него будет думать его супруга. Во всяком случае, направлять его мысли в желательную для нее сторону.
Да, вероятнее всего, так оно и будет. Некрасивая, высокомерная, с сильным характером, Мари-Мадлен Австрийская, сестра наследника императора, сумела приобрести большое влияние на девятнадцатилетнего юношу. Он был очень религиозен и любил искусства, но не обладал ни житейской сметкой своего отца, ни духом свободы, который наперекор всем стихиям послужил бы ему опорой пробив императора-протестанта, лишь на словах обратившегося в истинную веру, и против его политики: император желал сближения с принцами прирейнских княжеств и освобождения Фландрии от испанского ига.
— Стало быть, королева Франции изгоняет посла, который служил ей верой и правдой?
— Ей нет ни малейшего дела до интересов Франции, она мечтает о сближении с католической Испанией и с Папой... А впрочем, вам-то какое дело до всего этого? В Мальзербе вас никто искать не будет, поживете там, а потом посмотрим, что мы еще сможем сделать...
— Но... я думаю, Его Величество король тоже может сказать свое слово в отношении посла. Насколько я знаю, правит все-таки не его супруга.
— Разумеется, нет, но я пока не знаю, что король думает по поводу посла, зато знаю совершенно точно, что король сейчас очень бережно относится к своей супруге.
— С чего вдруг, господи боже мой?
— Она беременна, и этим все сказано! — со злостью заявила маркиза. — А вы дайте себе труд собраться и будьте готовы к отъезду! С рассветом вы отправитесь в Мальзерб.
— Я уеду непременно, но только не в Мальзерб!
— Не будем начинать все сначала! — возвысила голос рассерженная Генриетта. — Какое имеет значение, в Мальзерб или куда-то еще, когда спасаешь собственную шкуру!
В слово «шкура» было вложено столько высокомерия, что Лоренца тоже загорелась гневом.
— А с чего вы решили, что я намерена ее спасти? — с не меньшим высокомерием осведомилась она.
— Не поняла, что вы хотите этим сказать?
— Прекрасно поняли, — заявила девушка, садясь на кровать. — Я хочу сказать, что у меня нет никакого желания жить дальше.
— В ваши годы и с вашей красотой?! — воскликнула маркиза с искренним изумлением. — Да вы с ума сошли, честное слово!
— Ничуть. Просто я пресытилась необходимостью прятаться. Я всегда, до последнего вздоха, буду вам благодарна за кров и за то, что вы меня выходили, и не скажу ни единой душе, что вы причастны к моей истории. Я не способна отплатить за добро злом. Но поскольку мое присутствие стало для вас стеснительным и опасным...
— Не преувеличивайте!..
— Скажите, сделайте милость, что меня ждет в Мальзербе? Ваш отец, я уверена, не придет в восторг от моего приезда!
— Вы его не знаете. Впрочем, я тоже не знаю, от чего он приходит в восторг. Вы будете жить там, как живут в деревенских замках. Конечно же, на положении госпожи.
— Но без будущего! Обездоленная, не имея за душой даже самой малой малости! Меня снова будут терпеть из милости. Спасибо, но такой жизни я себе не желаю. Я так жить не хочу!
— А чем отличается такая жизнь от жизни в монастыре, к которой вы совсем недавно стремились?
— Очень многим. В монастыре пребываешь в мире с Господом и с самой собой. Я не знаю, сколько времени мне осталось еще оставаться на этой земле, но хочу иметь возможность жить с высоко поднятой головой... Не боясь солнечного света!
— Если вы окажетесь в Бастилии, света там будет не слишком много!
— Тем хуже для меня! Я не боюсь рисковать. Я поеду в Лувр и потребую, чтобы суд воздал мне по справедливости. Я не убивала маркиза де Сарранса! Он обезумел и забил бы меня до смерти, если бы я не швырнула в него статуэткой, а он бы не упал, что помогло мне убежать. Потом я бросилась в реку...
— На ваше несчастье, тот, кто вытащил вас из воды, исчез.
— Я не верю, что навсегда!
Дверь внезапно распахнулась, и в комнате появилась взволнованная мадам д'Антраг, а следом за ней озабоченный Валериано Кампо. Он коротко кивнул и тут же заговорил:
— Мессир Джованетти послал меня за вами, донна Лоренца. Он не хочет уезжать без вас.
Лоренца вскрикнула от радости.
— Неужели? Значит, он меня не бросил?
— Вас это удивляет? Но мы должны поторопиться. Надевайте как можно скорее мужскую одежду, в которой вы приехали, вот она, я вам ее принес. А потом хорошенько закутайтесь в плащ. Погода холодная, а вы после тяжелой болезни.
Переодевание не заняло и пяти минут, хотя руки Лоренцы дрожали от волнения. Какое счастье иметь хоть одного, но верного друга! И отправиться вместе с ним в родные края! Что ей зима, холод, лед, дурные дороги и даже ее потерянное богатство, наряды и драгоценности! Она снова увидит Флоренцию! И если новые правители не станут ее друзьями, то великая герцогиня Кристина, она уверена, встретит ее ласковыми объятиями!
Четверть часа спустя, поцеловав обеих женщин, которые вернули ее к жизни, Лоренца Даванцатти торопливо шагала рядом с доктором по узким парижским уличкам, а сверху на них сыпался мелкий снег.
— Я бы мог приехать за вами с каретой, — извиняющимся тоном проговорил доктор Кампо. — Но мы привлекли бы к себе ненужное внимание. Вы не устали? Дорога не так коротка, как хотелось бы.
— Будь я при смерти, я бы все равно последовала за вами. Впервые за столько дней я вышла на улицу, и вы представить себе не можете, до чего это сладостно! А как скоро мы тронемся в путь?
— На рассвете. Мессир Джованетти хочет первым выехать из ворот Сен-Жак, как только они откроются. В посольстве все готово, ждут карета и повозка для багажа. Но теперь повозка поедет налегке. Да и карета тоже, поскольку мы будем лишены приятного общества вашей тетушки.
— Она поселилась в Лувре?
— Позволю себе сказать: основательней, чем когда-либо. Она и Галигаи стали неразлучны.
— Объясните мне, почему? Чего хорошего она может там дождаться?
— Она дожидается вашего богатства. Антуан де Сарранс официально отказался от состояния, которое было вашим приданым. Теперь она терпеливо ждет, надеясь, что королева не присвоит его себе целиком на правах вашей родственницы.
— Но как она сможет ей помешать?
— Не она, а Галигаи. Эта дама веревки вьет из нашей толстой Марии, которая, должен вам сказать, уже прибрала к рукам ваши драгоценности... Эти три милые женщины образовали славное змеиное гнездышко.