Страница 1 из 8
A
Это «книга эксцессов». То есть чудес. Потому что эксцесс — это и есть чудо, только удивительным образом лишенное традиционной основы чудесного — Высшей воли. Ибо Бога, который не может быть засвидетельствован, естественно, не существует. (Впрочем, здесь тоже не все так просто, ибо автор, подобно Канту, по булгаковскому Воланду, отвергнув традиционные доказательства, выдвинул свое. Но мы с вами пока об этом ничего не знаем.) Итак, эксцесс — безосновное чудо — у которого и для которого нет оснований. Это не-вольное чудо, буквально. На которое нет Воли, а есть попустительство. Несколько шутовское попущение какой-то высшей инстанции, которая иногда допускает чудеса-эксцессы. Потому что ей самой, этой инстанции, так интереснее. Потому что она не существует, но может скучать, испытывать интерес, допускать чудеса-случайности-эксцессы, задавать загадки, а главное — смотреть и следить. Вот эта тема здесь одна из центральных — неизвестно чьего взгляда, подобного прицелу, и который испытывает человек в не меньшей степени, чем поедающая банан макака.
Александр Уланов. Полынь и ваниль
Бальзамины выжидают
I
Мышь говорит старухе
Маленькая ветхая девочка бредёт через пашню
Две карлицы
Пеликан
Печальное вьючное животное
У Святой Лючии две пары глаз
Гранат
Глаз лошади
Маленькая макака
Рахиль
Куст бересклета
Враги
Снег
Черепаха
О смехе богов
Лезвие
Дети хоронят жужелицу
Сом
Сколько душ у сороконожки?
Во влажной земле отверженных
Голова хвоста
Бальзамины выжидают
Лягушка
Древесный гриб
Грибы имеют двойников
Спрут
Скорпион
Аксолотль
Хамелеон
Цикламен
Деревья, поваленные бурей
Муравей размером с букву «Ж»
II
Человек и растение
Море
Записки из царства мертвых
Московский зоопарк, Экзотариум
Безответственная романтизация изменённых состояний
Тератомы пресакральной области
Сирены в Берлинском зоопарке в 1986 году
Женщина из Музея Гигиены
Странные создания Свифта
Город
Электричество
Вкус ванили
Органы
О мертвецах
Бабочка
III
В одном городке в окрестностях Тулузы
Шесть пальцев на левой руке
Форточка
Конфиденциальный разговор
Воскресение
Заблуждение
Человек, который выиграл в тетрис
Он был восхищен духами
Они испортились
Сюжеты
Терракотовая армия
Маленькие пылевые смерчи
В шкатулке что-то гремело
Джеральдин Чаплин
Рот Жанны Моро
Жан Эсташ в кинотеатре «Художественный»
Останцы-свидетели
Спокойствие катакомб
Прогулка
Инцидент
Страх метрополитена
Предположение
Ноги колосса
Ночные бабочки
Витраж, сделанный из разбитого зеркала
Псевдогермафродиты
Никифоров и ангелы
Бракованные русалки
Старые коммунальные квартиры
Разнообразные проявления враждебности
Истории тотального невезения
Гензель и Гретль
Седьмой
Солопов и жестянка шпрот
Масло
Дверь, за которой ничего не было
Тиберии и змеи
Тиресий и змеи
Теофил и Гиппарх
Саркофаг
Улыбка
Мы назовём вещи чужими именами
«Загадочная русская душа»
Вещи, вышедшие из употребления
Пророк
Вязкость
Девочка, страдавшая глазной болезнью
Дом с привидениями
Ветхость
Обретение Мессии
Карпы
Тетрадка
В темноте
Инсектицид с лимонной отдушкой
Дождь снаружи
Цветная карамель
Белка
IV
Улица Свободы
Возвращение
Учитель английского оказался в непривычной обстановке
Зависть
Числа
Визит
Поцелуй
Крот
На самом деле их было две
В присутствие собаки
Голем
След серых камней
Ничтожество
Одиннадцатый за день
Наказание
Ребёнок из города Т
V
Несколько вещей оттуда
Расследование
Случай
Вкус к приключениям
Летучие собаки
История про Б
Стакан
Гроб на колёсиках
«Главное, не поддаваться панике»
Корм для домашних собак делают из бездомных собак
Некоторые личные вещи Клауса Кински
Фата-Моргана
Кошки
Копия Лизы Аронофски
Аори
Очень плохо, хуже некуда
VI
Ландшафт и камера
T'ga za jug
Карта Кипра
Красная земля
Ровинь
Фунтана
И здесь жили люди
Далматаш — пещера мокрых камней
В горах
Монастир, кладбище возле рибата
Медина, утро
Мёд
Розы Сахары
Музей современного искусства Тайеба Бел Хаджа в Сусе
Олег Дарк. Пришельцы
Александр Уланов. Полынь и ваниль
В этих текстах — пряность и горечь. Сила ощущений — от ярости до яркости. Мир, встречаемый телом, осязанием. Гейде часто говорит о боковой линии — органе рыб, который позволяет чувствовать колебания воды вокруг. А мир чаще ударяет, чем гладит (хотя не жесток — всего лишь безразличен, как кошка, съедающая хомячка просто потому, что ест мелких грызунов). Но «лезвие, входящее в плоть, бессильно разорвать её поверхность, оно лишь вызывает к жизни новые поверхности, до времени сокрытые в её толще. Так они раскрываются, разворачиваются, выпрастываются, словно лепестки, так тело, охваченное цветением, преображается, изумлённое тем, чем, не ведая того, было богато». Человек — рана. И другой человек, другой предмет встречается как боль. Как рана, открытая ране. «Чёрные, точно обожжённые зажигалкой и пепелящиеся по краям розы, небесная стружка, их шипы пропитаны галлюциногеном, от которого кровь разворачивается, оборачивается жидким стеклом, на секунду застывая, чтобы надорвать аорту». Гибель раскрывает и обнажает. Древесина сломанного дерева — «точно мясо некоей большой птицы». Боль и отверженность дают понимание.
Рядом с пустотой, от которой не избавиться и которую не заполнить. Рядом со смертью, которая неопровержима — и не лжет, как фальшивый коньяк или голоса, говорящие о сплющивании вещей. Смерть — плод, вызревающий в человеке (об этом говорил еще Рильке). Кости зреют «как ядро миндаля под жесткой горькой кожурой». И такой плод может стать игрушкой — но и продолжением другой жизни. Гейде примеряет новые и новые образы мертвых — то они смеются над ничтожностью того, что так боятся живые, смертью, — то их надо обучать всему, как детей. «Мёртвые требуют от живых бесконечного терпения: им всё нужно разжёвывать по несколько раз».
В присутствии Бога — когда человек осознает, что он даже не орудие в Его руке, а случайно подвернувшийся Ему предмет. Встреча с Богом тоже у всего человека, у тела, не только души. Чтобы Дух увидел человека изнутри, надо проглотить солоноватое глазное яблоко Святой Лючии. И Библия — постоянная данность, живая, и потому допускающая свободу толкования и продолжения. «Господь нагнал на человека сон, и когда тот уснул, вынул ему ребро и создал из него ещё одного человека, не мужчину, а женщину. Однако первый человек до конца не пробудился ото сна и другого человека видел словно бы сквозь дымку или марево» — так и смотрит мужчина на женщину по сей день. А заплывший в море так, что не видно берега, вспоминает взгляд Бога на воду во дни творения, когда еще не было суши.
Граница между такой прозой и стихотворением почти стерта. Потому что стих — не ритм и рифма, а концентрация и многозначность. Взгляд, не желающий растекаться в роман. Лучше — всматриваться, вживаться в деталь, в подробность. Пока она сама не покажет свою жизнь. Потому что прилив — расширение океана от его воспоминаний. Гейде — «на стороне предметов», как Франсис Понж. Или Андрей Левкин.