Черный Рассвет

Мы… Мы заботимся друг о друге.

Он опять кивнул, но у него не было возможности что-либо добавить, потому что Шейн протянул руку и вытащил ладонь Клэр из руки Майкла и произнес — слава Богу, не серьёзно:

— Парень, кончай вампирить мою девушку. Она нуждается в кофе.

— Как и все мы, — ответил Майкл и шлёпнул его по плечу достаточно сильно, чтобы заставить пошатнуться. — Вампирить твою девушку? Чувак. Это низко.

— Приму к сведению, — согласился Шейн. — Давай же.

Клэр могла пройти до Евы по запаху свежесваренного кофе, как будто по разбросанным кофейным зёрнышкам. Это придавало стерильному, траурному зданию Совета Старейшин без окон странный уют, несмотря на холодные мраморные стены и толстые, заглушающие шаги, ковры.

Коридор заканчивался более просторным округлым помещением — со ступицей от колеса посередине — удерживающей огромный круглый стол, обычно украшенный такого же размера цветочными композициями… в добавление к похоронному впечатлению от дома. Но всё это было сдвинуто в сторону и поставлена огромная блестящая кофеварка, вместе с аккуратной маленькой сахарницей, ложечками и салфетками, чашками и блюдцами. Даже были сливки и молоко в кувшинчиках.

Для Клэр всё было сюрреалистично, как будто она без всякой остановки шагнула из ужасного кошмара в причудливый отель. И сейчас из другой двери, которая, должно быть, вела во чтото похожее на кухню, с подносом в руках торопливо выскочила Ева, который она поставила на другой конец большого стола.

Клэр уставилась на неё, потому что хотя это и была Ева, она действительно на себя не походила. Отсутствовал макияж гота. Её волосы были распущены и падали вниз мягкими чёрными волнами; даже без рисовой пудры её кожа была молочно-белой, но выглядела красивой, как кинозвезда. Настоящая Ева была ошеломляющей, даже в одежде с чужого плеча… хотя она нашла ретро из пятидесятых, черное платье с юбкой-пуф, которое идеально ей подошло. У неё был красный шарф, лихо завязанный на шее, чтобы скрыть следы укусов и ран, которые Майкл — сходящий с ума от голода и от того, что его вытащили из бассейна — нанёс ей.

Она и это место, всё выглядело немного слишком идеально. Шейн и Майкл обменялись взглядами, и Клэр знала, что они тоже подумали об этом.

Ева им весело улыбнулась и произнесла:

— Доброе утро, туристы! Кофе?

— Эй, — произнес Майкл таким мягким и неуверенным голосом, что Клэр почувствовала, как её нутро сжалось. — Ты должна была отдыхать.

Он потянулся к ней, и Ева вздрогнула. Вздрогнула, как будто бы он попытался её ударить.

Его рука упала вниз, и Клэр не смогла взглянуть на его лицо.

— Ева…

Она торопливо заговорила, чтобы сгладить неловкость.

— У нас есть горячий кофе, и всё, что прилагается — простите, мне не удалось приготовить мокко, но в этом месте серьёзная нехватка еспрессо… Ох, и у нас в печи есть горячие круассаны, хотите?

— Ты пекла? — Брови Шейна взлетели так высоко, что ещё немного и они взмыли бы надо лбом.

— Они были в этих рулонах-полуфабрикатах, придурок. Даже я могу их испечь. — Улыбка Евы не была настолько яркой, как скорее хрупкой, подумала Клэр. — Я не думаю, что кто-либо здесь когда-нибудь пользовался кухней, но во всяком случае всё было закуплено. Есть даже свежее масло и молоко. Хотелось бы знать, кто об этом позаботился?

— Ева, — снова произнёс Майкл, и в конце концов она посмотрела прямо на него. Она ничего не сказала, только взяла чашку и наполнила её горячим чёрным кофе и подала её ему. Он взял её, не сводя с Евы глаз, и сделал глоток — не то чтобы ему на самом деле хотелось, но это было что-то, чем можно её порадовать. — Ева, можем мы просто…

— Нет, не можем, — сказала она. — Не сейчас.

И затем она развернулась и пошла назад на кухню, распахнула и отпустила дверь, оставив её раскачиваться на дверных петлях.

Они все трое остались стоять, только звук раскачивающейся на петлях двери прерывал тишину, пока Шейн не откашлялся и потянулся за чашкой и налил себе.

— Так что, — произнёс он. — Не беря во внимание пятисот пудового гориллу, находящегося в комнате, и о котором мы не будем говорить, есть у кого какие-либо идеи, как нам прожить этот день?

— Меня не спрашивай, — произнёс Майкл. — Я только проснулся.

Слова звучали нормально, но не тон. Он был таким же странным как у Евы, и таким же напряжённым. Он поставил свой кофе на стол, поколебался, затем взял круассан и пошёл прочь, назад в сторону комнаты, где они были прежде. Шейн собрался пойти следом, но Клэр схватила его за руку.

— Не надо, — произнесла она. — Чем мы можем помочь? Оставь его одного, пусть подумает.

— Это не его вина.

— Я знаю, так же как и она. Но она пострадала, и в этом виноват он, и нужно время, хорошо?

На этот раз она выдержала взгляд Шейна, и он был тем, кто первый отвёл взгляд. Он ранил её прежде, больше эмоционально чем как-то ещё. И он не поддержал её тоже. Но иногда объяснения не значат ничего, нужно время. Это был тяжёлый урок для них обоих, и будет ещё тяжелее для Майкла и Евы.

Боже, иногда взрослеть отстой.

— Окей, тогда с нами всё ясно. Нам всё ещё нужен план, — сказал он. Он пил кофе, и она подняла свой и сделала горячий, горький, прекрасный глоток. Следующим был круассан. Всё ещё пышущий жаром, прямо из печи в форме хлеба, растаял у неё во рту. — Нет, не так. Нам нужна печать. Команда 6, но прямо сейчас я бы остановился на половинчатом плане.

Она проглотила.

— Не разговаривай с набитым ртом.

Он действовал так же, как каждый мальчик — нет, мужчина — его возраста действовал бы: он показал ей полный рот разжеванного круассана, который был превосходным, затем запил кофе и показал снова. Всё пропало.

— Это отвратительно, и я тебя больше никогда не поцелую снова.

— Поцелуешь, — и доказал это просто поцеловав её. Ей захотелось вывернуться, просто чтобы доказать свою точку зрения, но, Боже, ей нравились его поцелуи, нравилось, что его губы были такими тёплыми, сладкими и немного горькими после кофе… нравилась теперь близость к нему, балансировать на грани… всего. — Видишь?

— Это было неплохо, — произнесла она и снова поцеловала его. — Но тебе действительно нужно работать над техникой.

— Врунишка. Моя техника удивительна. Хочешь, чтобы я это доказал?

Прежде чем она запротестовала, его губы коснулись её, и он был прав насчёт доказательств.

Её руки скользнули под его рубашку, пальцы нежно погладили мускулы его живота затем скользнули вверх по груди. Его кожа была как тёплый бархат под ней, чувствовалась сталь, и от этого у неё перехватило дыхание.

Или ей так казалось, но когда он поднял её майку и своими сильными руками обхватил её талию, всё сильнее притягивая её к себе, она чуть не задохнулась, застонала, и просто… растаяла.

Горячий бесценный момент был начисто прерван холодным голосом, произнёсшим:

— Я могу перенести много вещей, но это не одна из них. Не сейчас.

Клэр отскочила от Шейна, чувствуя себя виноватой как магазинный воришка. Несомненно, это был голос Оливера, и он звучал позади неё. Она ненавидела круглые комнаты — так много возможностей подкрасться к вам, особенно для подлого капризного вампира. Она развернулась к нему и смотрела, пока он вышагивал в их направлении — нет по направлению к кофе, поскольку он отодвинул их в сторону и налил себе чашку. Она никогда не видела, чтобы он его пил. Но, конечно, он это делал, ему принадлежала местная кофейня "Встреча".

По крайней мере так было, пока Морганвиль был жив и здоров. "Встреча", как и всё в городе, была закрыта.

Оливер всегда прилагал большие усилия, чтобы казаться человеком, может потому что из всех вампиров он казался самым далёким от них. Он был холодным бесчувственным, едким и саркастичным, и это в хорошие дни. Это не соответствовало его образу стареющего дружелюбного хиппи в тайской рубашке и джинсах, что он носил в кофейне, но в настоящее время он без всего этого обошелся. Он надел одежду, которая соответствовала ему, придававшей ему зловещий и страшный вид: чёрные брюки, чёрное пальто, которому должно было быть около сотни лет, белая рубашка с рубиновой булавкой, где обычно должен быть галстук. Если не считать шляпы, он, можно сказать, вышел из прошлого столетия. Это, как чувствовала Клэр, была его собственная одежда. Для Оливера ничего поддержанного.