Страница 24 из 24
Малышка — ее звали Рахель — была цела и невредима, только испугалась. У Стаса были вывихнуты оба плеча, и врачи говорили, что ему повезло: обычно в таких случаях ломают шеи, в лучшем случае — ключицы. Если бы он просто шел мимо, и мы свалились ему на голову, он бы наверняка погиб, хотя и смягчил бы, конечно, наше падение.
Но Стас не шел мимо, он ловил нас специально, вытянув руки, и его сильные, тренированные плечи моряка выдержали.
Мы сидели в закутке, отгороженном тяжелой шторой от других больных, и я все рыдала и рыдала, даже после того, как мне дали выпить какую-то гадость.
— Ну, хватит, прекрати, — сказал, наконец, Стас, — у тебя уже нос покраснел и глаза опухли. Смотри, если ты мне разонравишься, пеняй на себя. Я уже почти решил на тебе жениться, но с таким носом…
От возмущения я тут же перестала плакать. Еще один! Нет, они все решили меня извести этим чертовым летом!
— Заруби себе на своем красивом носу! — закричала я шепотом, чтобы не испугать задремавшую у меня на коленях Рахель. — Я не собираюсь выходить замуж в ближайшие десять лет! А если и соберусь, то уж, во всяком случае, не за тебя!..
Я вам не советую, господа, ездить на Багамы этой весной. Во-первых, там жара. Во-вторых, скучища. Хотя, меня все это, честно говоря, не очень-то и волновало: в номере постоянно работал кондиционер, а скучать мне было некогда. Я, вообще-то, еще не слыхала о тех, кто скучал бы в свой медовый месяц.
Моим шафером на свадьбе был Сенечка. Он, конечно, по своей всегдашней привычке, принялся ныть, что вот, как обычно, я, эгоистка такая, выхожу замуж, а он остается совсем один, его никто не понимает, с женщинами ему не везет… Но потом увидел мою новую секретаршу Адель и сначала застыл на месте, а потом начал таскаться за ней, как хвост, молча глядя на нее преданными глазами маленького покинутого щенка.
Был на свадьбе и Алекс. Не могла же я не позвать на свадьбу собственного сводного братца, хоть он и порядочная сволочь! К счастью, папенькин партнер не успел его закопать, как обещал, а просто связал и бросил в подвале, откуда его освободила Инес. Инес тоже присутствовала на свадьбе, неслышно сидела в уголке, сверкая оттуда своими жгучими глазами на мою мамулю. Мамуля же ни на что не обращала внимания, занятая малышкой Рахелью. Вот представьте себе, моя суровая мамуля, никогда, сколько я себя помню, не погладившая меня по голове, мгновенно всем сердцем прикипела к новоявленной внучке… или дочке?.. Нет, дочкой Рахель сразу и безоговорочно стала считать я, хотя она и приходилась мне сводной сестрой. Наше сходство, между прочим, действительно бросается в глаза, и, когда я гуляю с нею в парке, мне часто говорят, что девочка — вылитая мама.
Я еще ничего не сказала про Энди… Ах, Энди!.. Он тоже был на свадьбе, и они со Стасом были так похожи в своих смокингах, что в первый момент я не знала, кому должна подать руку, чтобы идти к алтарю. Но потом увидела глубокую печаль в глазах цвета неба над Парижем…
Да, я забыла сказать про завещание. Фонтанный дом я подарила Алексу. Он в нем вырос, и оставить его там было только справедливо. К тому же, я не хочу бывать в этом доме — во мне при взгляде на гостиную немедленно просыпаются романтические воспоминания. А продать его у меня рука не поднимется. Так что Алекс и Инес по-прежнему живут в Матаване. Правда, Алекс частенько наведывается в Бруклин, потому что у меня в газете появилась новая журналистка — молоденькая такая козочка из Москвы, и Алекс явно положил на нее глаз.
Из Энди Стас решил воспитать мужчину и для этой цели отправил его управляющим на наш рудничок в Мексике. Думаю, он хотел убить одним выстрелом двух зайцев, сплавляя своего близнеца с глаз долой, но я благоразумно молчу на эту тему.
Лже-Ян, в память о его отважном броске, спасающем мамулю во время перестрелки, получил солидный счетец в банке, позволивший ему оформить документы на приезд в Америку его любимой с ребенком. Сейчас, пока мы нежимся со Стасом на Багамах, они уже, вероятно, встретились. Мы со Стасом потихоньку от него решили сделать ему свадебный подарок и выкупили дом, в котором он живет, оформив документы на его имя. Вот будет сцена, когда он найдет эти документы! Я спрятала их в тот самый ящик для инструментов, где мы с Горчиком обнаружили подкинутую бритву и письма.
Кстати, о Горчике. Он был единственным, кто не принял от меня ничего, ни копейки. Накануне нашей свадьбы он пришел ко мне, сухо поздоровался и сказал, что уезжает навсегда. На родину предков, в Россию. В Петербург. Там сейчас, — сказал он, — такая криминальная обстановка, что русские очень нуждаются в хороших детективах.
Переубедить его я не смогла.