Деяние XII

Он чуть помолчал, словно решая, что говорить.

— Правда в том, сэр Уолтер, что столетней давности убийства проституток в Уайтчепеле были лишь публичной частью многоходовой разработки Клаба. Они имели целью оттянуть на себя общественный интерес, дабы в газеты не попала информация о… неких иных событиях… И ваш прадед, Джек Арнольд Александр Танкред, отлично справился с этой задачей.

Милорд был уже не в силах скрывать изумление.

— Да-да, — подтвердил Сахиб, глядя на него в упор, — я знаю, что правда передается в вашем роду, как величайшая тайна, от отца к старшему сыну. Знаю и то, что, кроме вас, ещё двое из ваших родственников решали поддержать эту традицию, правда, успехи их были куда как скромны. Ещё бы — они ведь не были клаберами…

— Вы хотите сказать, что Джек… Что он не был безумцем?

Президент пожал плечами.

— Думаю, был. Тогдашнее правление Клаба выбрало его исполнителем не просто так — было известно, что склонность к подобного рода эксцессам у него есть. Ведь и вам, сэр Уолтер, нравится то, что вы делаете, это увлекает вас, как любая страсть… Но ваш прадед, сделав своё дело, дальше жил тихо и смиренно, и никто его не заподозрил до самой смерти в весьма преклонном возрасте.

Милорд кивнул:

— Отец рассказывал мне про это. Еще тогда я подумал, что прадед не довёл дело до конца…

— Довел, довел, — с тем же неприятным смешком заверил Сахиб, — и вы тоже прикроете свою мясную лавочку. И хватит об этом.

Сахиб слегка потянулся, словно радуясь, что окончилась скучная работа и можно, наконец, приступить к игре.

— Вообще-то, я прибыл сюда не затем, чтобы улаживать всякую криминальную рутину… — широко улыбнулся он.

— Зачем же тогда, сэр? — было видно, что Милорд уже успокоился и мозг его работает с прежней эффективностью.

Они стояли в залитой светом и кровью комнате, у гинекологического кресла с раскромсанной девушкой, чьи ещё тёплые органы лежали в эмалированном лотке. Они вдыхали густой смрад бойни, но вели беседу спокойно, словно развалились в креслах библиотеки фамильного замка Милорда.

— Я прибыл ради другого вашего предка, память о котором также передается.

Лицо Милорда выразило искреннее недоумение.

— Что-то не припомню…

— Припомните, припомните… — заверил президент. — Речь об известном церемониале, который выполняет каждый мужчина вашего дома, достигнув совершеннолетия.

— О Господи! — воскликнул Милорд, энергически пожимая плечами. — Но ведь это чистейший вздор, и древность — единственное, что его оправдывает.

Сахиб покачал головой и медленно продолжил:

— Я заинтересовался им совсем недавно. Скажем…получив некую информацию. И потом — не сразу — вспомнил, что нечто подобное знаю из вашего досье. Я не настолько углублялся в вашу жизнь, чтобы помнить подробности. Слышал лишь, что речь идет о некоем старинном стихотворении, которое молодому представителю рода следует заучить наизусть и продекламировать в присутствии старейшин?

Милорд кивнул.

— Так вот, я должен его услышать. Все это основано на чистой интуиции. И я должен проверить её, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку. Прямо сейчас.

Теперь лицо Сахиба выражало азарт охотника, завидевшего, наконец, вожделенную лисицу.

Но Милорд вскинулся.

— Сэр, именно это я называю недопустимым вмешательством в личную жизнь! Тайны моего дома принадлежат моему дому!

Лицо президента Клаба неуловимо, но разительно изменилось — как-то потухло, подтянулось, осунулось, сквозь вечный загар проступила мертвенная бледность. Он поднял взгляд на Милорда. Из глаз дохнула страшная пустота, которую он всегда носил в себе. Взгляд этот был слишком знаком Милорду.

— Нет, нет, не надо!.. — почти закричал он.

— Тайны вашего дома, как и любого другого, принадлежат Клабу. И ваша никчемная жизнь, и невеликие способности, и позорная смерть — все это принадлежит Клабу. А значит, мне.

Голос оставался по-прежнему высоким, юношеским, но звучала в нем неодолимая ледяная сила, словно вещал с иной стороны бытия, где отменялись законы, логика и чувства мира людей. Милорд с тоскливым ужасом понял, что никогда ничего не сможет противопоставить этой силе.

Покорно склонил голову.

— Ну же, сэр, я жду, — Сахиб опять был обманчиво мягок.

Милорд, казалось, мучительно вспоминает полузабытые слова.

— И повелел коронованный мученик…

Милорд запнулся.

— Позвольте дать совет, сэр, — заговорил Сахиб, — вспомните всё, и прочитайте разом. Так будет гораздо легче и вам, и мне. Я, все-таки, тоже не великий знаток старофранцузского…

Милорд утвердительно кивнул. Помолчав еще немного, он набрал воздуха и разом произнес первую строфу:

Странные слова звучали в этой нечестивой студии, как тёмное заклинание под сводами осквернённой часовни. Яркий свет будто померк, сменившись тревожным мерцанием свечей, неустойчивому сознанию Милорда почудился отдаленный рёв тысяч воинов и адский перезвон сражения. Неподвижная фигура Сахиба как будто выросла, её тень накрыла всё, как тень херувима на страже у врат, которые не были вратами рая.

Видение миновало, лишь мелькнув в сознании. Милорд судорожно вздохнул и продолжил слегка дрогнувшим голосом.

Здесь Милорд запнулся уже не потому, что забыл текст. Неправильное лицо отобразило изумлённое понимание. Он пристально посмотрел на Сахиба, тот, холодно улыбаясь, кивнул.

Милорд взволнованно произнес последнее двустишие. Казалось, он был потрясен открывшимся смыслом того, что до сей поры считал ненужным хламом.

Обычно по лицу Сахиба сложно было установить его эмоции, но теперь было очевидно, что тот полностью удовлетворен. Да что там, оно просто сияло, как у мальчика, только что потерявшего постылую девственность.

— Да что же это?! — вскричал Милорд.

— Вот так, Уолтер, — засмеялся Сахиб, — оказывается, предок ваш имел прямое отношение к Игре и Деянию.

— Я забыл, с кого начался наш обряд, — признался Милорд.

— Очевидно, потому что Джек Потрошитель был вам куда интереснее Филиппа де Патте, — насмешливо предположил президент Клаба.

— Де Патте…Да, помню…

— Доверенный рыцарь короля Бодуэна Прокаженного. Де Патте нёс Артефакт в битве при Хоттине, убедив патриарха доверить его ему

— И спрятал…

— Ничего подобного, что засвидетельствовала ваша декламация этих довольно скверных стихов… Да, сэр Филипп был неважным стихотворцем. Но он знал, что в рифмованных строках устная информация живёт очень долго. Вот и пришлось мучиться бедному старому воину, исторгая из себя вирши.

— Но зачем?

— Затем, что король Бодуэн был Отрок и знал это.

— Откуда?

— Надо думать, просветили наши тогдашние партнёры по Игре. "Посланцы усердные могучего ордена".