Страница 40 из 82
Во второй половине января Добровольческая армия перебазировалась из Новочеркасска в Ростов и, не сформировавшись окончательно, ввязалась в бои, прикрывая Ростов и Таганрог с запада.
Вскоре «добровольческое» командование, стремясь подтолкнуть донскую верхушку к более активным действиям, заявило, что уходит с донского фронта. Силы Добровольческой армии, прикрывающие Новочеркасское направление, состояли всего из двух рот, но отвод и этих частей удручающе подействовал на Каледина. Свои полки его не слушались, донские «партизаны» были разбиты, Чернецов погиб, остатки его отряда больше оглядывались на Корнилова, который действительно дрался, а не на свое «объединенное» нерешительное правительство. 29 января А. М. Каледин застрелился.
Новый атаман А М. Назаров просил «добровольцев» остаться и объявил поголовную мобилизацию казаков. Но подъема хватило на несколько дней, время было упущено, откликнулись лишь казаки старшего возраста, которые при первом же столкновении не выдержали артиллерийского огня красногвардейцев.
Тем временем большевистское кольцо вокруг Дона сомкнулось. 1 (14) февраля начались бои под Батайском, откуда большевиков не ждали.
7 (20) февраля войсковой атаман Назаров сообщил Добровольческой армии, что казаки никакой помощи оказать не могут ввиду неудавшейся мобилизации и что он «больше не смеет задерживать» «добровольцев» на Дону.
На фоне всех этих суровых и мрачных событий в жизни А. И. Деникина произошло радостное событие. 7 января 1918 года он вступил в брак с Ксенией Васильевной Чиж. Венчание происходило в одной из новочеркасских городских церквей. Приглашенных не было. Шаферами стали «железные стрелки» Марков и Тимановский, адъютант Деникина и адъютант Маркова. «Так началась семейная жизнь генерала Деникина. Как и убогая свадьба его, она прошла в бедности», — пишет биограф генерала.
«Добровольцы» оказались в безвыходном положении. Рассчитывать было не на кого. Командование решило уходить с Дона, ориентировочно — на Кубань, где у власти в Екатеринодаре все еще было краевое правительство, но большой уверенности не было. М. В. Алексеев говорил: «Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтоб была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы».
9 (22) февраля 1918 года основной состав Добровольческой армии выстроился у своего штаба, «дома Парамонова». Многие командиры все еще носили штатские костюмы. Только Корнилов вышел к войскам в полушубке военного образца. Ему подали дымчато-серую лошадь, позади развернули национальный трехцветный флаг. На рукавах «добровольцев» пестрели такие же трехцветные нашивки уголком вниз. Прозвучали слова команды...
Антон Иванович Деникин, назначенный помощником командующего армией, шел в дырявых сапогах, в штатской одежде, с карабином через, плечо. В первый же день он сильно простудился, и его положили на повозку где-то в хвосте обоза.
Самый старший из генералов, М. В. Алексеев, ехал в тележке с чемоданом, где помещалась вся казна Добровольческой армии, около шести миллионов рублей. Все это время он жестоко страдал от уремии и не надеялся дожить до конца этого вынужденного похода.
Первоначально войска двинулись в сторону Новочеркасска, но в хуторе Мишкине «добровольцев» встретила делегация новочеркасских казаков и просила не входить в город, иначе им окажут вооруженное сопротивление. Одновременно делегация казаков и Новочеркасского городского самоуправления прибыла в советский штаб, сообщила, что «добровольцы» ушли, и просила не стрелять по городу из пушек.
«Добровольцы» повернули к югу и начали переправу через Дон у станиц Аксайской и Ольгинской. Так как 112-й запасной полк, посланный советским командованием занять Ольгинскую, самовольно бросил фронт и уехал в Ставрополь, Добровольческая армия без потерь выскользнула из кольца.
12 (5) февраля «без широкого оповещения» ушли из Новочеркасска «партизанские отряды» во главе с донским походным атаманом генералом П. X. Поповым. Войсковой Круг и атаман Назаров остались в Новочеркасске. Звавшим его за Дон «добровольцам» Назаров ответил, что «большевики не посмеют тронуть выборного атамана и Войсковой Круг».
В станице Ольгинской «добровольцы» остановились на четыре дня, подсчитали свои силы и произвели переформирование. Налицо было около 3 700 человек. Как оказалось, за время боев под Таганрогом и Ростовом армия увеличилась более, чем вдвое. Из названного количества штыков большинство составляли офицеры — 2 350. Офицерский корпус делился следующим образом: 500 кадровых — 36 генералов, 242 штаб-офицера (из них 24 генерального штаба), 1 848 офицеров военного времени. В армии было свыше тысячи юнкеров, студентов, гимназистов, кадетов; 235 рядовых (из них 169 солдат). Организационно армия поделилась на три полка, один отдельный батальон, инженерный чехословацкий батальон, четыре батареи по два орудия, три небольших конных отряда. Первый офицерский полк, состоявший из Новочеркасского, 1-го и 2-го Ростовских офицерских батальонов, возглавил генерал Марков; Корниловский полк — полковник Неженцев; Партизанский полк, созданный из донских партизанских отрядов, поступил под командование генерала А. П. Богаевского, донского казака; юнкерским батальоном командовал генерал Боровский, чехословаками — капитан Неметчик.
С армией шли 52 гражданских лица (Родзянко в том числе).
По качественному составу армия отнюдь не напоминала гвардию «буржуазно-помещичьей контрреволюции». По данным А. Г. Кавтарадзе, 90 % участников похода не имели никакой собственности. Потомственных дворян был 21 %, личных дворян — 39 %, остальные — выходцы из крестьян, мещан и т. д.
Судя по всему, в начальный период борьбы армия в основном состояла не из помещиков и буржуазии, а из охранительно, государственно настроенной «служилой» интеллигенции.
Исходя из этого, руководители армии усиленно подчеркивали ее демократизм. Даже командующий Л. Г. Корнилов демонстративно заявлял: «Я — республиканец», хотя неоднократно говорил, что «с удовольствием перевешал бы всех этих Тучковых и Милюковых».
Первоначально твердого плана идти на Кубань не было. Вырвавшиеся из окружения «добровольцы» и «партизаны» параллельно шли на восток в Сальские степи. Как считал участник похода генерал А. П. Богаевский, отряды разделились, когда в станице Кагальницкой «добровольцы» узнали, что в Сальских степях нет средств для «прокормления» Добровольческой армии, — и решили идти на Кубань. Добровольческий разъезд шел с «партизанами» Попова до астраханской границы.
Но как говорил потом генерал А. П. Богаевский, «плохо принята (Добровольческая армия. — А. В.) на Дону, еще хуже на Кубани...». Проходя по станицам, «добровольцы» занимались «самоснабжением», проводя платные (пока еще) реквизиции. 1 (14) марта у станицы Березанской впервые произошел бой между «добровольцами» и кубанской казачьей молодежью, которая «защищала станицу от «кадет». Кубань была охвачена «революционным движением». Впрочем, как отмечал А. И. Деникин, «по существу большевизм станиц был чисто внешний».
Цель похода была сомнительна. 28 февраля (13 марта) 1918 года Кубанское правительство бежало из Екатеринодара, и «добровольцы» с этого момента двигались «в никуда» и выдерживали многочисленные бои, в каждом из которых вопрос стоял: «Победа или смерть».
В авангарде, как правило, шел Офицерский полк генерала Маркова. Марков, профессор военной академии, «железный стрелок», в тот «1-й Кубанский поход» вышел в кожаной куртке и белой папахе. Он оказался одним из последних русских генералов, который бравировал своей храбростью и мог с рассеянным видом и тростью в руках встать во весь рост под секущим свинцом — «Вперед, господа!...». И цепи поднимались вслед за ним и бросались вперед, «по-барски блестя погонами», и звонко взлетало над заснеженными полями «Ур-ра-а-а!..»
Они были окружены многократно превосходящим их числом противником, отступать некуда, и первое серьезное поражение грозило им полным уничтожением. Они переходили вброд незамерзшие речки, сутками лежали в цепи в снегу, стремились довести каждый бой до удара в штыки, так как надо было экономить патроны, и не брали пленных, поскольку изначально война шла на уничтожение, и их самих никто не пожалел бы и не жалел.