Страница 91 из 146
Получив копии обоих заявлений Роберта Кеннеди, Хрущев 10 ноября созвал заседание Президиума для поиска выхода из нового кризиса. Добрынин в депеше, Направленной в Москву, сообщал со слов Большакова, что хотя тон разговора был «вежливым», заявление Роберта Кеннеди носило характер явного и навязчивого нажима на нас{50}. Хрущев просил передать американцам что он хотел бы оставить бомбардировщики на Кубе под советским контролем. «Ваш брат Роберт Кеннеди предложил это в качестве одного из вариантов решения вопроса. Мы согласны с ним»{51}. Но если этого недостаточно то Хрущев готов на дальнейшие уступки. Единственно, о чем просил Кеннеди, — это о способе реализации договоренности о ликвидации ракет «Юпитер» в Турции: никаких торжеств, церемониала, только два официальных лица с каждой стороны. Хрущев обещал убрать ИЛ-28 «через какое-то время». Он намекнул, что Кубе отводится главная роль в определении момента. «У нас есть свои трудности в этом вопросе», — заявил Хрущев, имея в виду беды Микояна в Гаване{52}.
Президиум решил провести по этому поводу консультации с Фиделем Кастро. Недовольство Кастро решением Кремля от 28 октября было не в последнюю очередь вызвано тем, что с ним не посоветовались. Хрущев и его ближайшее окружение понимали, что потеря ИЛ-28 не обрадует Кастро. Но по крайней мере он не будет жаловаться, что его не проинформировали. Хрущев сообщил Микояну о дебатах на заседании Президиума. В сообщении 11 ноября он поставил риторический вопрос: что мы потеряем и что приобретем, убрав бомбардировщики? И для сведения Микояна сам же ответил: «Потерь особых нет». «С военной точки зрения, — добавил Хрущев, — потерь почти нет, потому что эти самолеты, как вам известно, устаревшие и не играют роли в войсках, и мы уже давно прекратили их производство и расформировывали части, вооруженные ИЛ-28». Что касается «морального ущерба» для Кубы, Москва прекрасно сознает, что ликвидацию ИЛ-28 там встретят отрицательно и это, несомненно, создаст «трудности», когда Микоян постарается «вложить» правильное понимание дела «в сознание нашим друзьям». Чтобы Микоян не думал, что Хрущев разрешает ему сделать послабление для Кастро, Москва сообщала: «В этом и искусство политических деятелей, чтобы встречая трудности проявить способность их преодолеть»{53}.
В письме Хрущева Микояну содержались все основные тезисы ранее направленной Микояну записки. Холодный трезвый анализ цены решения сочетался с жалобами на то, то США поставили Москву перед дилеммой. Хрущев не хотел, чтобы Микоян или, возможно, кубинцы думали, что ИЛ-28 будут убраны под угрозой военной интервенции США. «Мы можем, собственно, и не согласиться с требованием США и не удалять ИЛ-28», — писал Хрущев, убеждая Микояна, что советское руководство не верит, что отказ СССР повлечет вторжение с Флориды. «Однако, — добавил он, — гарантировать этого, конечно, нельзя, когда имеешь дело с сумасшедшими». Микояну были даны инструкции тщательно изучить проблему и только потом послать Кеннеди окончательный ответ{54}.
В телеграмме своим представителям в Нью-Йорке Москва пояснила, что вывод ИЛ-28 с Кубы следует рассматривать «как нашу последнюю позицию». Президиум желал, чтобы В.В.Кузнецов, заместитель министра иностранных дел, который вел переговоры с Эдлаем Стивенсоном и Джоном Макклоем, проверил, примут ли американцы первоначальные варианты предложений Роберта Кеннеди, сделанные в беседе с Большаковым. Сейчас ни при каких обстоятельствах Кузнецов не должен соглашаться с выводом ИЛ-28. Кремль считал, что высказанные в ходе беседы Роберта Кеннеди с Большаковым варианты могут все же оказаться реальными, отмечая, что они «были бы более приемлемыми для нас». Учитывая чувствительность кубинцев, Москва рекомендовала Кузнецову, чтобы он координировал свои переговоры с американцами с переговорами Микояна в Гаване. «Эта наша уточненная позиция относительно вывода ИЛ-28 должна быть реализована лишь после согласования с кубинскими друзьями, о чем вы будете поставлены в известность»{55}.
Кризис, вызванный самолетами ИЛ-28
«Получил, прочел, продумал» — такими словами Микоян начал свой ответ Хрущеву на следующий же день. Микояну, как и членам Президиума, было ясно, что удаление ИЛ-28 с Кубы неизбежно. Ему было также очевидно, что убедить в этом кубинцев будет невероятно трудно. «Учитывая характер наших друзей и их умонастроение, — говорил он, — этот вопрос причинит им неприятности и вызовет боль». Микоян понимал, что «с ними потребуется не один раз побеседовать, вновь возвращаться к одному и тому же, стараясь их убедить»{56}.
12 ноября у Микояна состоялся двухчасовой разговор с Кастро. Микоян начал с монолога, в котором настойчиво подчеркивал необходимость советско-американских переговоров и важность заключения договора о ненападении для безопасности Кубы. Он говорил долго и так цветисто, что Кастро не выдержал и прервал его. «К чему приводить аргументы? Надо прямо сказать, что хочет советское правительство». Микоян отбросил все уловки и сказал: «Если мы решим вопрос об удалении с Кубы бомбардировщиков ИЛ-28, то тем самым мы вырвем из рук США формальный аргумент, которым они пытаются спекулировать… Трудно спорить о самолетах ИЛ-28. Ведь это бомбардировщики, хотя бы только формально». «В отношении других средств, — добавил Микоян, — мы дадим полный и решительный отпор американцам». По его словам, ИЛ-28 служат единственным препятствием на пути достижения поддержки со стороны ООН{57}.
«Мы очень просим вас, товарищ Фидель, — продолжал Микоян, — понять нас правильно». Он сказал, что не ожидает ответа сегодня же. «Подумайте и обсудите этот важный вопрос». И, вероятно, рассчитывая на поддержку Рауля Кастро и старых коммунистов в плане успокоения Кастро, Микоян предложил последнему обсудить это со своими «товарищами»{58}.
Не желая ждать, Кастро выпалил: «А позднее они могут поставить вопросы об инспекции кубинской территории?» Кастро считал наивной стратегию СССР. «Какую позицию займет Советский Союз, если, несмотря на вывод бомбардировщиков, — доказывал Кастро, — США будут настаивать на инспекции и под предлогом того, что Куба не согласна с инспекциями, не снимут блокады?» Микоян заверил Кастро, что Советский Союз согласится убрать ИЛ-28 только при гарантиях снятия блокады. Кастро не верил русским. Он вновь подтвердил, что Куба ни при каких обстоятельствах не согласится с инспекцией на своей территории. «Прошу передать советскому правительству, что наше решение окончательно и не может быть пересмотрено»{59}.
На следующий день 13 ноября Микоян и Кастро возвратились к этой проблеме в присутствии других членов кубинского руководства. Кастро начал встречу с заявления, что ни он, ни его товарищи по оружию не были в принципе согласны с удалением стратегических ракет и бомбардировщиков Советского Союза. В отношении стратегических ракет Москва поставила их перед свершившимся фактом. «Кубинцы, — пояснил Фидель, — не собираются упорствовать по поводу ИЛ-28, но при выполнении определенных условий: прекращение морской блокады и полетов американских разведывательных самолетов должно произойти одновременно с удалением бомбардировщиков. В противном случае Гавана не даст своего согласия. Я считаю, что это минимальное, но вместе с тем наше решительное требование». Хотя Микояну показалось, что его обещание «успокоило» кубинцев и что они «удовлетворены», Че Гевара высказал явное неодобрение: «Если американцы будут знать, что блокада не приведет к атомной войне, они сохранят блокаду». Он не желал уступать{60}.
12 ноября Джон Кеннеди мучительно бился над вопросом, что делать с ИЛ-28. Получив днем от Роберта предложение Хрущева о джентльменском соглашении, он собрал заседание Исполкома. Кеннеди благосклонно слушал сообщения Эдлая Стивенсона и Джона Макклоя, которые прилетели из Нью-Йорка после переговоров с Кузнецовым о том, что если Хрущев пообещает убрать самолеты через 30 дней, то такой гарантии достаточно для снятия эмбарго. Дин Раек выступал против пакетного соглашения. Но точка зрения Кеннеди возобладала, и к концу заседания Роберту Кеннеди поручили передать Добрынину новое предложение{61}: