Страница 90 из 146
«Возможно, что Педро Луис касался вопроса о Сталине, так как однажды в двадцатых числах октября им была высказана мысль, что в существующей обстановке Сталин вряд ли бы вывез ракеты. Оба советских генерала, сидевших справа, включая автора сообщения в Москву, испанского языка не знают, — заключал резидент, — за столом находились без переводчика и не могли поэтому правильно истолковать, о чем говорил Педро Луис»{35}. Так была поставлена точка в этой истории, вторая наделала столько шума.
Ноябрьский кризис в Вашингтоне
В сентябрьском 1962 года заявлении, в котором Джон Кеннеди провел границу между допустимой и недопустимой военной помощью Кубе, он упомянул бомбардировщик ИЛ-28 с дальностью полета 1400 км, который может нести ядерный или обычный заряд в 15 килотонн. Он причислил самолет к неприемлемому наступательному вооружению, которое Кремль не имел права предоставлять Кастро. Самолет ИЛ-28 вновь появился в перечне, переданном Микояну 2 ноября{36}.
Москва надеялась, что это требование можно проигнорировать. В письме от 4 ноября Хрущев обвинял Кеннеди в том, что обращая внимание на второстепенные проблемы, он тем самым затрудняет урегулирование ракетного кризиса. «Нам трудно понять, — писал Хрущев, — какая цель преследуется появлением этого перечня». Он намекнул, что Кеннеди возвращается к своей прежней политике использовать любой предлог для подрыва режима Кастро. «Требование, которое предъявлено, видимо, преследует какие-то иные цели, а это — я хотел бы, господин президент, чтобы вы правильно поняли меня, — может привести не к улучшению наших отношений, а наоборот — к их новому обострению». Хрущев рассчитывал, что резкие слова письма убедят американцев отказаться от своего нового требования{37}. Надежда эта, однако, не оправдалась. Военные приготовления США для вторжения на Кубу продолжались быстрыми темпами. С Тихого океана на борту авианосца перебрасывалась 5-я морская экспедиционная бригада. 8 ноября через Панамский канал проследовало судно США «Окинава», на борту которого находилась бригада, направляющаяся во Вьеке, порт Пуэрто Рико, где она будет ожидать приказа продолжать путь к берегам Кубы. Штурмовая группа «Запад» в OPLAN 316,10-тысячная 5-ая экспедиционная бригада была одним из подразделений морской пехоты, предназначенной для поддержки вторжения 11-го морского экспедиционного корпуса. В это время штурмовая группа «Восток» размещалась у Майпорта в штате Флорида. Во вторую неделю ноября она курсировала между северной Флоридой и Южной Каролиной, ожидая приказа главнокомандующего.
Пентагон не считал перемещения 11-го морского экспедиционного корпуса маневрами. 1 ноября Министерство обороны подготовило для Белого дома аналитическую справку о возможных потерях США при вторжении на Кубу. Объединенный комитет начальников штабов сообщал, что общее число пострадавших составит 18 484 человека (убитые, пропавшие без вести, раненые), из них на первый день придется 4462{38}.
В ноябрьской справке Пентагона также говорилось, что на Кубе американские вооруженные силы не встретят ни организованных подразделений советских вооруженных сил, ни тактического ядерного оружия. 26 октября разведка США обнаружила в восточной части Кубы советское подразделение с единственной пусковой установкой «Луна»{39}. До начала блокады Хрущев сумел высадить на Кубе 41902 человека, включая 10 000 солдат и обслуживающего персонала, около 100 единиц тактического ядерного оружия, но американская разведка США не нашла такого количества живой силы и оружия. Поэтому был сделан вывод, что на острове находится лишь вспомогательный персонал для обслуживания баллистических ракет и сопутствующего оборудования{40}. Одна «Луна» не свидетельствовала о значительной угрозе, поскольку ракеты такого класса, наподобие американских ракет «Онест Джон», могут нести как обычный, так и ядерный заряд. Однако командование Атлантическими силами предупреждало Белый дом, что «оценка возможных потерь… может оказаться неверной, если противник применит тактическое ядерное оружие». Если бы в день «D» СССР использовал его против сил вторжения, тогда могла быть кровавая баня, хотя «удар по малому скоплению войск» не был бы столь страшным. Наличие ракет «Луна» не помешало бы вторжению. Тем не менее командование Атлантических сил подчеркивало, что до начала военных действий необходимо уничтожить их ударом с воздуха{41}.
Вероятность того, что советские наземные силы, возможно, располагают тактическим ядерным оружием, не охладила энтузиазм большинства членов Объединенного комитета начальников штабов. Кёртис ЛеМей был уверен, что как только летчики закончат работу на Кубе вторжение станет «легкой прогулкой»{42}. Через несколько дней после того, как была проведена предварительная оценка возможных потерь, генерал Эрл Уилер предпринял краткую инспекционную поездку на юг в группу войск, предназначенную для первой волны десанта. Он признал, «что никогда прежде за 30 лет военной службы не видел более впечатляющей подготовки» Уилер доложил коллегам: «Мы готовы, как никогда»{43}.
На совещании госдепартамента, состоявшемся в первой неделе ноября, Кеннеди процитировал строки из поэмы испанского тореадора Доминго Ортеги:
Критики боя быков выстроились в ряд,
Заполнив огромную площадь;
Но был лишь один человек, который знал,
И это — человек, который сражался с быком{44}. Намерение Пентагона выполнить свою задачу, а также растущее беспокойство общественности и конгрессменов по поводу остающихся на Кубе бомбардировщиков ИЛ-28 вынуждали Кеннеди предпринять какие-то шаги. 28 октября он пообещал не оставлять вопрос о бомбардировщиках в «подвешенном состоянии»{45}. Но в последние дни Хрущев игнорировал его официальные просьбы, и Кеннеди опасался, что теряет контроль над ситуацией. Обдумывая различные варианты, президент решил, что только личные контакты с Кремлем убедят Хрущева в серьезности проблемы с бомбардировщиками и, вероятно, откроют новый раунд взаимных уступок. Он, Кеннеди, лучше знал, как бороться с этим быком.
9 ноября Роберт Кеннеди пригласил Георгия Большакова, с которым не встречался с момента обнаружения ракет на Кубе, к себе домой. Подозревая, что Большаков был использован Кремлем в целях дезинформации, братья Кеннеди тем не медее не потеряли доверия к нему{46}. Администрация Кеннеди решила вновь прибегнуть к этому секретному каналу, чтобы закрыть вопрос с бомбардировщиками ИЛ-28.
«Президент, — сказал Роберт Кеннеди Большакову, — заинтересован в скорейшем разрешении проблемы» Представив это как «свое личное мнение», Генеральный прокурор предложил два возможных пути: СССР обязуется убрать как можно скорее самолеты, не называя точной даты, или «СССР дает гарантии, что самолеты будут пилотироваться только советскими летчиками». Оба варианта указывали на возможное изменение официальной американской позиции{47}.
По-видимому, братья Кеннеди не получили сильной поддержки членов Исполкома, прежде чем выйти с подобными предложениями. После встречи с Большаковым Роберт Кеннеди переоделся в смокинг, чтобы пойти на официальный обед и танцы в Белый дом в честь героя Второй мировой войны генерала Джеймса Гэвина{48}. Несколько раньше перед выходом президента с супругой к гостям в Восточную комнату Роберт сообщил брату о разговоре с представителем Хрущева. Впервые с момента, когда братья начали обсуждать возможность мирного решения, в Белом доме почувствовали озноб. Ни президент, ни его советники не изменили позиции о недопустимости размещения ИЛ-28 на Кубе. В любом случае президент попросил брата прекратить ссылки на какие-то туманные договоренности, позволявшие не возвращать бомбардировщики в Советский Союз.
Обескураженный Генеральный прокурор часом позже позвонил Большакову, чтобы взять свои слова обратно. Он якобы изложил лишь свое «личное мнение» о возможности нахождения ИЛ-28 на Кубе в том случае, если их будут пилотировать советские летчики. «Решение президента, — пояснил он, — незыблемо: для скорейшего урегулирования кубинского кризиса нужно скорее вывезти самолеты ИЛ-28 из Кубы»{49}.