Страница 75 из 146
Опасаясь того, что могут предпринять США, и, возможно, надеясь на канал связи с братьями Кеннеди, начальник Большакова, резидент ГРУ в Вашингтоне, наконец сообщил в Москву, что рассказал Хоулмен Большакову 23 октября по поводу ракетного компромисса предложенного Робертом Кеннеди, и комментариях Бартлетта о заинтересованности президента в подобной сделке. По необъяснимым причинам вашингтонская резидентура ГРУ продержала первые обращения к Большакову представителей Кеннеди почти целые сутки и включила их в доклад Москве, только когда кризис достиг высшей точки{35}.
«Роберт Кеннеди едет к Добрынину»
Поздно вечером 23 октября после встречи Хоулмена и Бартлетта с Георгием Большаковым брат президента решил задействовать еще один канал. «Взволнованного» Роберта Кеннеди проводили в кабинет Добрынина. Эмоциональная речь Кеннеди изобиловала повторениями и отступлениями. Кеннеди сказал, что приехал по собственной инициативе без указаний президента. Советский посол понял, что визит брата президента указывает на начало процесса поиска решения конфликта{36}.
«Должен сказать вам, — начал Роберт Кеннеди, — что личные отношения между президентом и премьером, от которых зависит так многое, нарушились». Он не пытался скрыть от Добрынина настроения, царящие в Белом доме. Около двух лет он проводил закулисную дипломатию от имени президента, а теперь Советы превратили этот канал в орудие обмана. «Вы обманули президента и меня» — вот был лейтмотив высказывания Кеннеди{37}.
«С самого начала, — продолжал Кеннеди, — советская сторона, Хрущев и советское правительство, в своих заявлениях и посол в конфиденциальных дискуссиях подчеркивали оборонительный характер оружия, Размещаемого на Кубе». «Вы, например, — обратился Кеннеди к Добрынину, — говорили мне об оборонительных целях поставки оружия, в частности ракет, когда мы виделись с вами в начале сентября. Из ваших слов следовало, что на Кубу Советский Союз направляет ракеты малой дальности для защиты территории Кубы и подступов к острову, а не ракеты, которые могут достичь любой точки США».
Кеннеди подчеркнул, что Белый дом поверил советскому правительству. «Я доложил об этом президенту которого удовлетворила такая политика СССР в отношении Кубы». Помимо личных заверений Добрынина в заявлении ТАСС от 11 сентября подчеркивались чисто оборонительные намерения Советского Союза. «Может быть, наиболее вопиющим примером обмана, — сказал Кеннеди, — было письмо Хрущева от 6 сентября, направленное в Белый дом через помощника президента Теодора Соренсена». «В этом письме Советский Союз обещал не предпринимать никаких шагов во время избирательной кампании в конгресс, которые могли бы ухудшить международную обстановку или отношения между сверхдержавами, — напоминал Кеннеди. — Это произвело сильное впечатление на президента».
Когда Кеннеди начал говорить о явном обмане и его впечатлении на президента, советский посол спросил, почему же президент ничего не сказал об этом во время своей недавней встречи с советским министром иностранных дел «до того, как кризис грозил перерасти в военную конфронтацию между нашими странами».
Роберт Кеннеди защищал решение брата не поднимать этот вопрос на встрече с Громыко 18 октября. «Прежде всего, Громыко говорил по тексту, явно подготовленному Кремлем, и высказывался настолько жестко, что не было смысла вступать с ним в дискуссию. Во-вторых, — продолжал Кеннеди, — он (Громыко) повторил утверждения об оборонительном характере советского оружия, хотя президент уже тогда знал, что это не так и что ему лгут».
Когда Добрынин заявил, что, возможно, США заблуждаются по поводу того, что происходит на Кубе, Кеннеди взорвался. «Какого черта! Мы должны обращаться к конфиденциальному каналу, если… даже посол, который, как мы полагаем, пользуется полным доверием своего правительства, не знает, что на Кубе находятся ракеты дальнего действия, способные ударить по США?..»
Кеннеди успокоился, когда Добрынин объяснил ему, что получает только ту информацию, которую Москва считает нужным доводить до его сведения. Это было слабым утешением, однако Кеннеди, по-видимому, поверил, что Кремль ввел в заблуждение и Добрынина. Советский посол повторил хорошо известную позицию Советского Союза о защите Кубы Кастро.
Уходя от Добрынина, уже на пороге кабинета Кеннеди задал последний вопрос. «Можете ли вы сказать, какие инструкции получили капитаны судов после вчерашнего обращения президента и подписанного решения о блокаде?» Добрынин не знал. Ему не сообщили, что утром Кремль решил отложить все, кроме самых важных поставок — боеголовки и ракеты среднего радиуса действия. «Да, мне известны эти инструкции, — таков был обычный дипломатический ответ. — Они не должны выполнять незаконные требования в открытом море, — добавил он уклончиво, — так как это было бы нарушением международных норм о свободном судоходстве». Последними словами Кеннеди были: «Я не знаю, чем все это кончится, но мы намерены остановить ваши суда»{38}.
«Александровск»
После речи Кеннеди Фидель Кастро объявил на Кубе мобилизацию 350 000 солдат и милиционеров{39}. Кубинское руководство часто практиковало подобный метод. Видимо, Кастро не ожидал немедленного нападения. Мобилизация проходила в течение 72 часов, и все шло гладко. «В правительственных кругах и народе, — сообщал офицер советской резидентуры, — отмечается полное спокойствие и уверенность»{40}.
К середине дня 23 октября Кастро успокоился, получив соответствующие сообщения кубинской разведки. с первые часы после обращения Кеннеди кубинские источники в посольствах Италии и Западной Германии сообщали, что дипломаты опасаются немедленного вторжения. Западные дипломаты, по сообщениям этих источников, собирались эвакуировать семьи с Кубы. Но на рассвете следующего дня появилась надежда, что Кеннеди попробует использовать сначала дипломатические методы. Те же источники, которые сообщали о панике в западных посольствах на Кубе, теперь заявляли, что высокопоставленные дипломаты сомневаются в возможности вторжения по крайней мере в ближайшие несколько дней. Согласно этим же источникам, на совещаниях в посольствах послы и другие руководящие работники разъясняли, что наличие ракет может перерасти в конфликт между сверхдержавами, но нападение США на Кубу маловероятно{41}.
Однако советское командование на Кубе, получив инструкции из Москвы, развило бурную деятельность Плиев приказал готовиться к войне. В 2 часа ночи советские солдаты начали рыть окопы вокруг ракетных установок и укомплектовывать личным составом батареи ПВО. Приказ был настолько неожиданным, что некоторые командиры даже не находились в штабах. Майор Н.С. Новиков был комиссаром подразделения МБР близ Санта-Клара в центре острова. Когда поступил приказ Плиева, никого из офицеров поблизости не было, а обслуга ПВО спала. Новиков был вынужден отдать приказ войскам рыть окопы; он нашел нескольких энергичных солдат, зачитал им инструкции по обслуживанию орудий ПВО и остался с ними{42}. Кризис наступил до того, как были готовы бункеры для подразделений ядерных ракет. Следовательно, боеголовки пока еще лежали в подземных складах. К рассвету были предприняты все меры предосторожности и ситуация, по крайней мере на данный момент, благодаря Новикову была под контролем
Действия советских войск не ограничивались лишь подготовкой к обороне. Плиев также торопил своих подчиненных с завершением развертывания ракетных установок и сборкой 42 легких бомбардировщиков ИЛ-28. Была также проблема с «Александровском». В любой момент судно с ядерными боеголовками на борту могло прибыть в порт Мариэл. Из радиоперехвата стало известно, что ВМС США ищут находящееся на подходе к берегам Кубы судно, «специально приспособленное для транспортировки ядерных боеголовок». Позволят ли США зайти ему в порт Мариэл?{43}
Напряжение нарастало. «Александровск» мог не прорваться через блокаду. Судно запаздывало, в 4 часа дня 23 октября над Мариэлом появились два самолета США. Советское командование на Кубе решило переадресовать судно в порт Лайсабелла. Около этого порта не было специальных бункеров для складирования боеголовок, но Плиев решил не рисковать, поскольку, по-видимому, американцы вычислили, что ядерные головки направляются в Мариэл. Размещение их вблизи Лайсабеллы могло спасти их в случае нападения США Однако, поскольку там не было бункеров, Плиев решил оставить боеголовки на борту судна до снижения накала кризиса{44}.