Страница 67 из 146
К концу этого длинного дня позиция президента Кеннеди немного изменилась. Он склонялся к мнению Тейлора и Объединенного комитета начальников штабов, что малый удар не достигнет цели. «Мне кажется, надо исходить из предпочтения глобального удара, назовем его номер 2», — сказал Кеннеди в ответ на возражения Банди, сторонника первого сценария президента. Назначили дату удара — 20 октября, суббота.
Маккоун возвращается
С момента назначения Маккоуна в ЦРУ его личная жизнь превратилась в постоянное путешествие. В тот день, когда У-2 летал над Сан Кристобал, Маккоуна срочно вызвали в Калифорнию, чтобы забрать тело его нового пасынка, погибшего в автогонке. Поэтому на первом заседании Исполкома 16 октября вместо Маккоуна присутствовал не он сам, а его заместитель Пат Картер. Наверное, так оказалось лучше для всех заинтересованных лиц. Маккоун мог бы прошептать: «Я же вас предупреждал», — и реакция братьев Кеннеди была бы достаточно жесткой.
На утренней встрече 17 октября, когда директор ЦРУ давал свой первый брифинг по ракетному кризису, Кеннеди увидел как всегда уверенного в себе Маккоуна. Ночной сон не поколебал уверенности президента в том, что наилучшим будет быстрый воздушный удар, возможно, и по аэродромам Кубы. Однако Маккоун не согласился. Впервые один из сподвижников Кеннеди упомянул Пёрл-Харбор. «Ситуация нетерпима», — писал Маккоун в меморандуме, который он захватил с собой на встречу с президентом. «Однако США не должны Действовать без предупреждения, сохраняя таким образом на неопределенное время „синдром Пёрл-Харбора“». Маккоун предложил предъявить Советскому Союзу ультиматум, угрожая немедленными военными действиями в том случае, если ракеты не будут демонтированы в течение 24 часов. Маккоун разделял мнения Объединенного комитета начальников штабов и Службы безопасности, требовавших демонтажа всего оружия «наступательно-оборонительного назначения», включая ИЛ-28 и даже истребителей МИГ-21{25}.
Президент Кеннеди также рассмотрел план тайной операции, подготовленной ЦРУ, после того как его брат укорял Ричарда Хелмса за провал операции «Мангуста». Несмотря на ненависть к Хрущеву и Кастро, Кеннеди отказался от минирования заливов Кубы. 4 октября его брат проталкивал эту идею, но теперь, когда Советский Союз и США стояли на пороге войны, президент не желал делать ничего, что бы могло настроить против США латиноамериканские страны. Однако Кеннеди был готов ради ослабления Кастро пойти на риск и на нарушение международных законов. Он одобрил нападение на китайское посольство в Гаване. Кубинец, нанятый ЦРУ, забрался на крышу дома рядом с посольством. Президент также санкционировал подрыв советских судов и обстрел пусковых установок советских ракет «земля-воздух». Любая из этих акций могла привести к гибели русских, китайцев или граждан государств советского блока{26}.
Затишье перед бурей
За несколько часов до того, как Кеннеди получил результаты аэрофотосъемки самолетом У-2 Сан Кристобаля, Хрущев собрал своих внешнеполитических и внутриполитических советников на обычное заседание Президиума. На заседании возник кубинский вопрос, так как Фрол Козлов, курирующий работу разведывательных служб, предложил обсудить план КГБ в поддержку развертывания ракет. Все согласились, что в данный момент это не актуально.
Владимир Семичастный, председатель КГБ, представил 10 октября пропагандистский план из шести пунктов для поддержки установки ракет. Он предложил использовать хорошо известных писателя Илью Эренбурга, композитора Дмитрия Шостаковича для обвинения США в «военно-экономической блокаде Кубы». Он рекомендовал направить открытое письмо за подписью Ильи Эренбурга на французском языке представителям интеллигенции Парижа, например, Жану-Полю Сартру, который особенно симпатизировал кубинской революции. Тем временем Шостаковичу будут даны инструкции поддержать заявление по советскому радио и направить письмо в СМИ Запада о намерении США задушить Кубу голодом. «КГБ предлагает. следующие меры, — писал Семичастный, — которые могли бы вызвать широкое движение в защиту Кубы и раскрыть колониальный и агрессивный характер американского империализма»{27}.
Акция, имеющая целью вызвать всеобщее осуждение политики США в отношении Кубы, была важна для Кремля. Но КГБ предложил и открытые и тайные методы ее реализации. Президиум считал, что лишь через три недели после развертывания ракет рискованно использовать таких лиц как Эренбург и Шостакович которые привлекут внимание Белого дома, и таким образом будет нарушено обещание Хрущева не вмешиваться в избирательную кампанию. Исходя из этого Кремль одобрил лишь один пункт из программы КГБ. Это тайная операция, заключающаяся в личных контактах с теми западноевропейскими политиками, которые выступали против всеобъемлющего эмбарго США на торговлю с Кубой европейских стран. Кремль согласился, что советская разведка должна уговорить этих лиц организовать недельный бойкот продукции США{28}.
Более важным для президиума была предстоящая встреча Андрея Громыко с Джоном Кеннеди. Громыко находился в США на сессии ООН, визит в Белы назначили на 18 октября. По мнению Кремля, эта встреча могла раскрыть многое в настроении президента, Вполне вероятно, что США уже засекли развертывание ракет Р-12, восемь из которых уже находились состоянии боевой готовности. Однако пока Кеннеди, никак не отреагировал на это, и, по-видимому, Громыко должен был выяснить, приемлема ли создавшая ситуация для США.
В середине октября 1962 года политический климат в Гаване был спокойнее, чем в Москве. Братья Кастро надеялись, что советская дипломатия, подобно тому, как в октябре 1960 года, разрядит обстановку. В сентябре Рауль Кастро поведал Алексееву после публикации заявления ТАСС, что он не верит в опасность интервенции США. Месяц спустя лучший друг Кубы в Африке Ахмед Бен Белла из Алжира подтвердил радужный прогноз. Прямо из США он прилетел на Кубу. На обеде 17 октября он дал обстоятельный отчет о встрече с Кеннеди Фиделю Кастро и его соратникам. «Кеннеди сказал мне, — заявил Бен Белла, — что в настоящее время правительство США не имеют планов военного выступления против Кубы; однако если будет доказано, что Советский Союз организует на кубинской территории военные базы не оборонительного, а наступательного характера, то правительство США пересмотрит свои планы и не может дать гарантии за свои будущие действия»{29}.
Фидель Кастро держался уверенно. Он желал обсудить вопросы поддержки национально-освободительного движения в Латинской Америке. Симпатизируя революционному духу Кастро, Бен Белла указал, что в отношении выполнения своего интернационального долга у Алжира лучшая позиция, чем у Кубы. Алжирский лидер был обеспокоен тем, что если даже нападение США на Кубу в 1962 году маловероятно, то любой неосторожный шаг Кубы может вызвать гнев Кеннеди в 1965 году. «Кубинское руководство, — сказал он Кастро, — должно проявлять чрезвычайную осторожность, помогая национально-освободительному движению в Латинской Америке, иначе это может обернуться против Кубы». На обеде Кастро отнесся к словам гостя без внимания. Вместо того, чтобы признать возможную угрозу со стороны Вашингтона, Кастро пытался привлечь алжирца к политической кампании в поддержку ликвидации военно-морской базы США в Гуантанамо. Под защитой ракет на западе и в центре Кубы Кастро, похоже, был готов к реализации еще более амбициозных планов.
А еще и межконтинентальные баллистические ракеты?
Пока кубинцы радовались поставке советских ракет, у администрации Кеннеди появились новые доказательства расширения военной базы СССР на Кубе и появления более устрашающего оружия, чем предполагалось ранее 15 октября во время одного из шести полетов У-2 над Кубой камеры зафиксировали явные признаки подготовки к развертыванию МБР. SS-5, или Р-14 имели дальность действия в два раза превышающую дальность Р-12 и несли аналогичный заряд 36 ракет Р-12 на Кубе угрожали населенным центрам США, а Р-14 могли нанести удар по базам МБР США на Среднем Западе. На языке ядерщиков СССР оснастил Кубу оружием возмездия. На непрофессиональном языке это означало, что советские ракеты первым же ударом могут уничтожить стратегический арсенал США. Дин Раек выразил общее настроение, когда 18 октября в 11.00 утра собрался Исполком для рассмотрения новой разведывательной информации с Кубы. «Кажется, что базы расползаются, как корь, по всему миру», — заявил государственный секретарь. Дерзость плана «Анадырь» становилась ясной для администрации Кеннеди. Хрущев решил, возможно весной, защитить Кастро лучшим оружием из советского арсенала.