Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 146

Одним из элементов плана Шелепина, который особенно нравился Хрущеву, была кампания по внедрению в сознание Запада преувеличенного представления о потенциале и мощи советских ядерных сил. В конце 50-х годов Хрущев подхлестнул страхи США относительно ядерного превосходства Советского Союза хорошо рассчитанными и красочными хвастливыми заявлениями о том, что советские заводы могут производить ракеты как сосиски. На самом деле Хрущев знал, что производство первого поколения советских межконтинентальных баллистических ракет (МББР) остановлено после того, как в первой партии в количестве менее 35 штук обнаружились конструктивные изъяны. Более совершенная ракета Р-16 находилась в разработке, однако требовались годы для производства ракет в количестве, достаточном чтобы соответствовать американской триаде: ракеты бомбы, подводные лодки. Новая хитрость КГБ состояла в том, чтобы внушить членам НАТО, что советские стратегические ракетные войска увеличили число ракетных пусковых установок и что советский военно-морской флот располагает подводными лодками с твердотопливными баллистическими ракетами, подобными американским «Поларисам».

Однако, поскольку июльский план для Латинской Америки был нарушен стремлением Хрущева немедленно разделить Берлин, решение США вынудило его пойти дальше КГБ, чтобы создать иллюзию советской стратегической мощи. Во время противостояния у Берлинской стены советских и американских танков администрация Кеннеди постаралась, используя речь помощника министра обороны Росвелла Гилпатрика, успокоить американский народ и сдержать авантюризм русских. Гилпатрик объявил группе бизнесменов, что, несмотря на опасения относительно «отставания по ракетам», США располагают более чем достаточным количеством МБР, бомбардировщиков и подводных лодок, оснащенных баллистическими ракетами, чтобы нанести сокрушительный удар возмездия, если СССР задумает нанести первый удар. «Наша страна обладает ядерными силами возмездия такой смертоносной мощи, — заявил Гилпатрик своим слушателям, — что любой шаг противника, который заставит ввести их в действие, станет для него самоубийственным»{27}. Хрущев, увидев в этом заявлении Гилпатрика вызов лично себе и озабоченный тем, что оно свидетельствует об усилении в правительстве Кеннеди сторонников жесткой линии, сделал выбор в пользу немедленного и решительного ответа. Он дал распоряжение о проведении испытаний в атмосфере самой мощной из когда-либо созданных водородных бомб. 30 октября бомба мощностью в 50 мегатонн, сброшенная с высоты в 7,5 мили над советской частью Арктики, вызвала грибообразное облако высотой в 50 миль{28}.

Кастро тоже хочет иметь ракеты

По мере того как накалялось соперничество двух сверхдержав из-за Берлина, Кастро опасался, что Кеннеди захочет добиться легкой победы над социализмом на Кубе. С тем, чтобы привлечь внимание Москвы к проблеме безопасности Кубы, Кастро подготовил письмо Хрущеву на пяти страницах, датированное 4 сентября, напомнив Кремлю, что он безуспешно просил дополнительной военной помощи в начале 1961 года перед вторжением в Заливе Свиней. Теперь он вновь обращает внимание на эту проблему.

Кастро писал Хрущеву, что намерен направить высокопоставленную кубинскую военную делегацию для переговоров об увеличении советской помощи{29}. Он и Рауль Кастро подготовили список советского вооружения, необходимого для обороны Кубы. Главными в этом списке были восемь дивизионов ракет земля-воздух, всего 388 ракет{30}. Советская программа противовоздушной обороны пережила серию технических неудач до разработки ракеты СА-2 или В-750 «Двина». С того времени, как в 1957 году ее поставили на вооружение, СА-2 стала «становым хребтом» советской системы ПВО{31}. Эта стратегия доказала свою правильность, когда залпами ракет В-750 был сбит У-2 Гарри Пауэрса. Таким образом, система СА-2 получила признание во всем мире. Кастро стал одним из многих, кто хотел бы приобрести эту систему.

Кремль не мешкая принял просьбу Кастро начать переговоры и приветствовал кубинцев, прибывших в Москву в середине сентября{32}. Два советских министра, которым было поручено вести переговоры с кубинцами, — министр обороны и министр внешних экономических связей, — были готовы пойти навстречу проблемам Кастро в военной области. В частности, хотя на СА-2 существовал большой спрос, советские генералы считали, что они смогут найти то значительное количество ракет, которое хотел получить Кастро{33}. Два министра должны были провести переговоры и представить Президиуму ЦК свои рекомендации. Госплан, гигантский бюрократический спрут, который осуществлял разработку и выполнение гигантских пятилетних экономических планов СССР, должен был завершить процесс подготовки соглашения на условиях оплаты или кредитования и лишь после этого Президиум ЦК рассмотрел бы новые военные поставки кубинцам.





Те, кто вели переговоры, совместно с Госпланом разработали соглашение, которое сводило к минимуму затраты кубинцев на их большой заказ. Список, подготовленный Кастро, был сокращен на 25 %, и теперь стоимость заказа составляла 148 миллионов долларов вместо 193 миллионов. Советская сторона на переговорах предложила Хрущеву, чтобы 40 % стоимости шло в счет безвозмездной помощи кубинцам, а остальная сумма выплачивалась бы кубинцами путем погашения займа на 10 лет с процентами или по бартеру{34}.

Интересно, что Хрущев не сразу выполнил просьбу Кастро. Как и положено, соглашение о военной помощи было направлено сначала на одобрение Совета министров, то есть советского правительства{35}. Но затем оно не поступило в Президиум ЦК. Возможно, внимание Хрущева было отвлечено событиями в Берлине, где, несмотря на сооруженную в августе стену, напряженность продолжала возрастать.

Из Гаваны Алексеев пытался оказать мягкое давление на Хрущева в пользу Кастро. Когда в Москве велись переговоры, он направил дополнительные доказательства того, что американцы планируют новое вторжение. Эта информация впервые поступила из Малой Гаваны, во Флориде. Он сообщал, что кубинцы получили от доверенных лиц из Организации 26 июля в Майями информацию о том, что по неподтвержденным сведениям на Кубу готовится новая интервенция, которая должна произойти между сентябрем и декабрем этого года. Для сотрудников КГБ, которые принимали его информацию и решали, направлять ли ее наверх, Алексеев написал, что многие сообщения достаточно очевидно подтверждали эту информацию{36}. Сообщение Алексеева пришло через несколько дней после того, как Совет министров дал добро на оказание военной помощи Кубе, но оно не заставило Хрущева рассмотреть этот вопрос на Президиуме ЦК. Вместо этого просьба Кубы мариновалась в течение нескольких месяцев{37}.

Пока кубинцы ждали ответа из Кремля, они начали широкомасштабную программу поддержки революционного движения в Латинской Америке. После прихода к власти Фидель Кастро оказывал финансовую и идейную поддержку латиноамериканским левым и коммунистическим группам, которые стремились повторить модель его революции. В лихорадочные недели после того, как произошел перелом в отношении кубинского руководства к СССР, связанный со взрывом судна «Ля Кубр», Кастро призывал «сделать Кубу тем примером, который превратит Кордильеры в Андах в Сьерра-Маэстра американского континента»{38}. Кубинская помощь возрастала, и к середине 1961 года кубинское правительство образовало официальную структуру для создания когорты революционеров в каждой из стран Латинской Америки. Действительно, в начале марта 1961 года руководители НСП жаловались в Москву, что Че Гевара расточительно расходует средства на зарубежные бандитские группы, многие из которых, как, например, «Крестьянская лига Хулиао» в Бразилии или последователи Хуана Перона в Аргентине, не были марксистами{39}.

По мнению Кастро, программа подготовки партизан имела как оборонительное, так и наступательное значение. «Соединенные Штаты не посмеют нас тронуть, — объяснял Кастро, — если вся Латинская Америка будет охвачена пламенем»{40}. Однако он не связывал эти дорогостоящие обязательства лишь с борьбой против Кеннеди. Он искренне верил в «революционный долг» [Кубы] по отношению ко всему полушарию. Подобно Великому освободителю Симону Боливару, который сражался за независимость Венесуэлы в начале XIX века, Кастро был полон решимости вдохновлять и обеспечивать свержение старого порядка во всем регионе.