Страница 22 из 146
Бёрк привлек внимание Кеннеди, который искал человека с опытом работы в Вашингтоне, обладающего здравым смыслом, способного исправить положение, Кеннеди созвал Раска, Макнамару, Даллеса, Лемнитцера и Бёрка на дневное совещание в Овальный кабинет. Раек рассердил Кеннеди, заявив, что надо сидеть сложа руки и ждать естественного развития событий. Кеннеди хотел действовать и поэтому через некоторое время вызвал Бёрка на личную встречу. Может ли адмирал организовать облет театра военных действий самолетами с авианосца «Эссекс», чтобы получить истинную кар тину событий? Бёрк быстро выполнил задание, что про извело на Кеннеди сильное впечатление.
Президент посоветовался с братом. Роберт знал о январском плане ЦРУ, но не принимал непосредственного участия в его разработке. Похоже, что президент держал его в курсе дел; однако в первые месяцы работы новой администрации Роберт занимался Министерством юстиции и не хотел брать на себя дополнительную ответственность. В момент кризиса он стал как бы канцлером при президенте. «Меня вызвал Роберт Кеннеди, — вспоминал Бёрк, — и сказал, что президент собирается сделать меня своим консультантом по данной операции». Бёрк предупредил Генерального прокурора, что он таким образом будет действовать через голову начальника Военного комитета начальников штабов и министра обороны. Роберт Кеннеди согласился, и спустя 25 минут, к вящему удивлению Бёрка, президент вызвал его и заявил, что именно таковым и было его намерение{75}.
По-видимому, не без помощи Бёрка Кеннеди начал понимать, что если операция и будет иметь хоть какие-либо шансы на успех, необходимо рискнуть.
«Подготовьте самолеты США без опознавательных знаков для вероятного боевого использования», — говорилось в телеграмме с грифом «сов. секретно», направленной из оперативного центра Военного комитета начальников штабов. Кеннеди стоял рядом с Бёрком, когда адмирал передавал приказ в Пентагон. Администрация Кеннеди не питала иллюзий по поводу благоприятного развития ситуации. В полученный приказ была включена инструкция по подготовке возможной эвакуации антикастровских формирований{76}. Кеннеди также просил Бёрка сообщить ЦРУ о необходимости проинструктировать кубинских беженцев, чтобы они присоединились к повстанческим группам. «Если кубинский экспедиционный корпус не сможет удержать береговой плацдарм или пробиться вглубь острова, — телеграфировал Бёрк Кеннеди, — беженцам желательно превратиться в „повстанцев“ и направиться к назначенному месту, где они получат подкрепление с воздуха»{77}. Кеннеди не понимал неосуществимости таких действий. Не только ЦРУ не подготовило свои силы вторжения к подобному исходу операции. Вновь поступившая разведывательная информация свидетельствовала, что в пределах 100-мильной береговой зоны действовали только 850 повстанцев и что для соединения с группой повстанцев бригада вторжения должна была преодолеть укрепления Кастро{78}.
Кеннеди всячески пытался избежать отправки летчиков США на Кубу. Наконец, после совещания, длившегося с полуночи до 3 часов утра 19 апреля, Кеннеди одобрил ограниченную операцию. Утром шесть реактивных самолетов без опознавательных знаков получили приказ облететь побережье «для защиты кубинского экспедиционного корпуса от воздушной атаки». Эти самолеты не должны бомбить кубинские наземные цели или ввязываться в бой. Кубинские эмигранты планировали высадку в 6.30 утра, и в задачу самолетов США входило преследование самолетов Кастро, которые попытались бы помешать высадке{79}.
Позже эта утренняя ограниченная операция провалилась из-за неправильного расчета времени, и вскоре Белый дом был вынужден признать безнадежность этой акции. Днем командующий военно-морскими силами специального назначения, ответственный за операцию на Кубе, сообщил, что кубинские подразделения ЦРУ удерживают береговой плацдарм на одном участке в 1/4-1/2 мили вдоль побережья на глубину около 1/4 мили. Первоначальный план заключался в создании плацдармов на трех участках побережья, однако группа уже в первый день не удержалась на одном участке, а до третьего вообще не добралась. Теперь остатки экспедиционного корпуса были окружены на единственном плацдарме «на востоке и на западе»{80}. К 1 часу дня 19 апреля Объединенный комитет начальников штабов принял решение эвакуировать тех кубинцев, которых еще можно спасти. «С Богом!» — напутствовал Пентагон главнокомандующего на Атлантике адмирала Деннисона{81}. Удалось спасти лишь 14 кубинцев, а 1189 сдались войскам Кастро.
В момент краха операции «Запата» Роберт Кеннеди продиктовал письмо брату, чтобы укрепить его дух. После рассылки последних телеграмм 19 апреля президент уединился на семейную половину Белого дома с женой Жаклин. Роберт, крайне взволнованный происходящим, носился с идеей второй попытки. «Наши долгосрочные внешнеполитические цели на Кубе гораздо более насущны для нас, чем то, что происходит в Лаосе, в Конго или любых иных странах». Генеральный прокурор советовал брату не оставлять идеи устранения Кастро из-за неудачи в заливе Кочинос. Джон Кеннеди противился использованию сил США для свержения Кастро. Брат понимал его осторожность, но предупреждал: «Сейчас самое время продемонстрировать силу, так как через год-два ситуация ухудшится». Поддержка большинства стран Латинской Америки была важна для успеха будущего военного вторжения. Роберт Кеннеди советовал брату рассмотреть возможность тайных операций, таких как имитация нападения Кубы на Гуантанамо, для того чтобы добиться поддержки стран Западного полушария. Роберт был настойчив. С холодным предвидением он предупреждал: «Если мы не хотим видеть русские ракетные базы на Кубе, мы должны немедленно решить, что надо делать для предотвращения этого»{82}.
Несколькими днями позже на пресс-конференции Джон Кеннеди взял всю ответственность на себя. «Есть старая поговорка, — сказал Кеннеди, — у победы сто отцов, а поражение — сирота»{83}. Президент действительно чувствовал свою личную вину. Он понимал, что план Тринидад был лучше с военной точки зрения, чем проект «Запата», но по политическим соображениям план Тринидад был отклонен. Кеннеди винил себя за отмену второго воздушного удара. Он не понимал важности превосходства в воздухе для успеха всей операции. Он хотел бы, чтобы в беседах с ним ЦРУ и Объединенный комитет начальников штабов убедили его в этом. Но и он сам должен был поинтересоваться этой проблемой. Остальные аспекты его самокритики — что выбор повстанцев был фантазией, в которую его заставили поверить, — перевесили ошибки, совершенные в воздушной войне. Способность кубинского экспедиционного корпуса поднять восстание или набрать простых кубинцев не проверялась, так как оказалось невозможным обеспечить надежный плацдарм{84}.
Счастливчики
После залива Кочинос кубинцы распространяли миф о действиях своих сил безопасности в апреле 1961 года. В интервью биографу Кастро Тэду Шульцу в 80-х годах министр внутренних дел в правительстве Кастро Рамиро Вальдес сказал, что «кубинская разведка прослеживала подготовку вторжения шаг за шагом от Майами до лагерей подготовки в Гватемале»{85}. Вальдес подтвердил общее мнение кубинских обозревателей: «Мы имели сильную агентуру в контрреволюционных бандах»{86}. Советские документы не подтверждают этого заявления. В мае 1963 года, то есть через два года после вторжения, Кастро в личной беседе жаловался Хрущеву, что кубинцы не сумели проникнуть в кубинское эмигрантское движение за рубежом. Кубинцы были уверены, что осуществляют контроль над теми, кто работает на Кубе, но несмотря на расхожее мнение о том, что в маленькой Гаване в Майами секретов нет, люди Кастро в 1961 году вынуждены были признать, что они не знали многого о действиях своих врагов — Мануэля Рейя, Хосе Миро Кардона и Тони Барона{87}.
Советский Союз и Куба считали, что в апреле 1961 года они просто избежали катастрофы. Когда битва на побережье уже двигалась к завершению, братья Кастро обратились за помощью к КГБ. Неудача разведки очень беспокоила их. Хотя осенью 1960 года Рауль Кастро приступил к налаживанию широкого сотрудничества разведок, число «советников» в разведывательной службе Кубы оставалось незначительным. В свете промахов в Заливе Кочинос Рауль Кастро просил увеличить количество сотрудников КГБ. Советское руководство довольно охотно согласилось удовлетворить эту просьбу.