Страница 5 из 40
– Ничего я не слышал, – огрызнулся Семён, с трудом переворачивая тяжёлую золотую вазу, – я вообще в ваших мирах впервые. Я, понимаешь, час тому назад ещё водку с пивом пил и слыхом не слыхивал ни про ваши пёстрые, ни про истинные, ни про какие другие миры, – Семён откатил вазу и, запыхавшись, остановился передохнуть. – Водички бы, – мечтательно сказал он, – совсем сушняк замучил.
– Водички можно, – растерянным голосом сказал медальон, – это входит в мои обязанности… Ты что, серьёзно ничего не знаешь об Истинных Мирах? Да кто ты такой? Откуда?
– Сначала попить, – потребовал Семён, воспрянув духом, – и немедленно. Чего-нибудь холодненького.
– Слушаюсь, – ответил медальон, и возле Сениных ног тут же материализовался глиняный кувшин. В кувшине оказалась холодная родниковая вода, которой хватило и попить, и умыться. Семён, пофыркивая от удовольствия, вылил остатки себе на голову и почувствовал себя самым счастливым человеком. Вернее, счастливым вором с прикрытием.
– Однако, – бодро сказал Семён, – теперь и жить можно. Эхма, что у нас там насчёт безразмерных кошельков? – и снова полез в золотые залежи. Небрежно раскидывая цепи, слитки и ларцы, расшвыривая ногами монеты и камни, Семён Владимирович продолжил поиски, заодно рассказывая медальону о своих недавних приключениях. По правде говоря, особо рассказывать было и нечего, хотя повествование всё же получилось длинным. Очень длинным и очень сумбурным: Семён то и дело перескакивал с одного на другое, вспоминая кучу не относящихся к делу подробностей. Несмотря на то, что Семён Владимирович и причислял себя к литераторам, но рассказывать вслух толково и по существу он не умел, в его исполнении даже анекдоты получались несмешными. Так что, когда кошелёк нашёлся, медальон был в курсе всей Сениной жизни, от школьных лет до сюжета последнего, вчерне написанного рассказа. И о транспортном заклинании в старой газете тоже знал.
– Армейские штучки, – фыркнул медальон, едва Семён закончил своё повествование. – Знакомое дело. Эти их вербовочные объявления хуже тараканов – сами по себе плодятся, сами по себе блуждают из мира в мир. И всегда находят газету, где сами по себе и печатаются. И что интересно – только в разделе объявлений. А всякие способные к магии недотёпы на них клюют. Вот же мусорное колдовство!
– Этот? – Семён пропустил мимо ушей ехидное замечание насчёт всяких недотёп и поднял кошель, завалившийся под изящный ночной горшок, – тот самый кошелёк?
– Тот самый, – согласился медальон. – Наверное. А других нету?
– Нету, – подытожил Семён. – Во всяком случае, я больше не вижу, – и тряхнул кошелем, сбивая с него пыль.
Кошелёк, из-за которого в своё время погиб бывший владелец воровского медальона, был самым обычным мешочком из крепкой выделанной кожи, с кожаной тесёмкой-завязкой. Невзрачным и небогатым с виду. Так себе кошель был, на нетребовательного владельца. Без претензий.
– А как с ним обращаться? – полюбопытствовал Семён, приноравливая мешочек к ременной петельке на джинсах, – инструкция имеется?
– Да какая там инструкция, – вздохнул медальон, – открывай и пользуйся. Руку засовывай, что нащупал, то твоё. Мда-а, послал мне случай напарничка… Ты, поди, и воровать-то не умеешь?
– Не умею, – засмущался Семён, словно в чём дурном признался. – Я, в общем, как-то и не собирался в воры записываться. Я вообще ничего не собирался…
– А заклинание прочёл, – сердито оборвал его стальной кружок, – да ещё ухитрился так его переврать, что попал не к Магическому Двору, а прямиком к Магическому Вору. Специально захочешь, не получится! Значит, это судьба. Будем, стало быть, из тебя человека делать, деваться некуда, – медальон горестно вздохнул, хмыкнул и вдруг доверительно добавил:
– Главное, потенциал у тебя ого-го какой! Знаешь, а ведь никто из моих бывших владельцев не мог со мной разговаривать. Никто. Не слышали они меня и всё тут. И охранную магию не каждый видеть мог, а если мог, то лишь самую простую, низшего уровня… Впрочем, я её тоже почти не вижу, к сожалению. Зато хорошо чувствую наличие волшебства. Особенно те места, где оно запрятано. А ты видишь… Да я вообще людей с такими удивительными способностями, как у тебя, никогда и не встречал, хотя уж сколько веков по мирам путешествую, всякого повидал. И знак мой незримый ты разглядел… Не-ет, не зря мы с тобой встретились, не зря.
– Это который знак? – спросил польщённый Семён Владимирович, – формулы, что ли?
– Да нет. Ту клинопись любой увидеть может. Я имею в виду тот, который с пальцем, – с досадой пояснил медальон. – Подпись мастера, который меня изготовил: знак ручной работы, единственный экземпляр. Хм, не понимаю, чего ты в нём такого неприличного обнаружил?
– А… э… – не нашёлся что ответить Семён. Не объяснять же бесполой железке обычаи и нравы совершенно чуждого ей мира. Всё равно не поймёт. И потому Семён молча привязал кошелёк к джинсовой петельке, подёргал его, проверяя, хорошо ли держится. Кошелёк держался хорошо.
– Всё, – сказал Семён Владимирович, – готово. Поехали.
– Поздно, – тускло сказал медальон. – Опоздали. Не успеваю я… Блуждающий Стражник явился. Ох и не везёт мне! А ведь так всё хорошо начиналось… Ты вот что, стой и не двигайся, авось пронесёт. Я тебя прикрою, само собой, но кто знает, что получится. С прежним хозяином что-то не очень… На всякий случай – прощай, – и медальон умолк.
Семён, заранее пугаясь, завертел головой, во все глаза высматривая таинственного грозного стражника. Но вроде всё было как и раньше: золото, мумии и тишина. И больше никого и ничего. Хотя…
Слабый звук шагов донёсся откуда-то из-за спины. Семён обернулся и замер, в недоумении разглядывая странное создание, уныло бредущее в его сторону от далёкой матовой стены.
Блуждающий Стражник блуждал, судя по всему, очень много сотен лет, потому что был дряхлым до невозможности. Настолько, насколько может быть дряхлым устройство, которое никогда не чистили, не смазывали и не проводили с ним регламентных работ. Блуждающий Стражник был механизмом. Своеобразным механизмом, соответствующим миру, где его создали: корпусом служили рыцарские доспехи, ныне изъеденные ржавчиной до дыр. Сквозь прорехи грязного до черноты корпуса то там, то здесь ясно виделись железные внутренности, какие-то трубочки, вращающиеся шестерёночки и подвижные маятнички.
Сам вид стражника Семёна не испугал, а скорее успокоил. И не такое в кино видал. А вот то, что было у механического рыцаря в руках… Это заслуживало внимания. Этого надо было остерегаться. Потому что пистолеты, особенно крупного калибра, типа «Магнума», у Семёна всегда вызывали чувство уважительной опаски.
– Прямо «Звёздные войны» какие-то, – прошептал себе под нос Семён Владимирович, – эпизод десятый, не отснятый.
Словно услышав Сенины слова, стражник остановился и, поскрипывая шарнирами, принялся оглядываться, неестественными рывками поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.
И в этот момент медальон создал вокруг Семёна обещанную защиту. Что-то вроде полупрозрачного колпака, накрывшего его от макушки до самого пола. Колпак состоял из бесчисленного количества чешуек-шестигранников, часть из которых почему-то не прилегали плотно друг к дружке, а были либо повёрнуты поперёк, либо задраны как попало, что напрочь искажало перспективу: Семён словно очутился перед волнистым, местами дырявым стеклом. Смотреть сквозь такое стекло было крайне утомительно, а потому, не думая о том, что он делает, чисто автоматически, Семён протянул руку и пригладил едва ощутимые чешуйки, те, которые были перед лицом, ставя их на место. От этого движения произошло сразу две вещи – стражник уставился в его сторону щелью забрала и неожиданно быстро поднял обе руки, наведя широкие стволы на Семёна Владимировича. А чешуйки – все, до единой, по всему защитному колпаку – вдруг разом стали на место.
Семён замер с вытянутой рукой. И дышать стал через раз, на всякий случай. Стражник постоял, постоял, и, внезапно утратив всякий интерес к подозрительному месту, опустил руки и побрёл дальше, по дуге обходя золотую гору. Вскоре металлическое шарканье стихло. Семён медленно обернулся: стражник, не снижая скорости, вошёл в молочную стену и исчез. Как будто его здесь никогда и не было.