Дай пять

– Ну ты гигант.

– Эй, не оскорбляй маленького человека.

– Звони в полицию. Сначала позвони Морелли. – Я продиктовала ему номер. – Если не застанешь Морелли, звони в участок. Они свяжутся с тем, с кем надо, в Нью–Арке. А я посмотрю Шемпски на дороге.

– Я не могу сказать в полиции, что взломал  банковские файлы!

– Скажи им, что  информацию получила я и попросила тебя ее передать.

Спустя пятнадцать минут я медленно подъехала к киоску с дорожными сборами на выходе с автострады. Бабуля бодрствовала и выискивала «таурус», а Фахид молча сидел на заднем сидении, сложив на груди руки.

– Вот он! – воскликнула Бабуля. – Я вижу его. Он впереди нас. Взгляни на вон тот коричневый автомобиль, только что миновавший заставу слева.

Я заплатила пошлину и всмотрелась в машину. Она была того же типа, что машина Шемпски, но за последние пять минут Бабуля уже в четвертый раз с уверенностью заявляла, что видит Шемпски. Таких машин на автостраде было пруд пруди.

Я нажала на педаль и рванула за той машиной, чтобы проверить. Марка автомобиля совпадала, и цвет шевелюры водителя был похож, но по затылку я ничего не могла больше определить.

– Тебе нужно поравняться  с ним, – посоветовала Бабуля.

– Если я с ним поравняюсь, он меня увидит.

Тут Бабуля вытащила «магнум» сорок четвертого калибра.

 – Все пригнитесь, я прострелю его шины.

– Нет! – крикнула я. – Никакой стрельбы. Только стрельни, и я пожалуюсь маме. Мы даже не уверены, что это Аллен Шемпски.

– Кто такой этот Ален Шемпски? – поинтересовался Фахид. – Что вообще происходит?

Я вела машину, пристроившись в хвост «тауруса». Было бы безопасней оставить между нами машину или две, но я боялась потерять его в потоке транспорта.

– Мой папа нанял тебя охранять меня, – возмутился Фахидд, – а не гонятся за каким–то мужиком.

Бабуля подалась вперед, не отрывая взгляда от «тауруса».

– Мы думаем, что этот парень убил Фреда.

– Кто такой Фред?

– Мой дядя, – объяснила я ему. – Он женат на Мейбл.

– А, так это кровная месть. Вещь хорошая.

Нет ничего лучше небольшой кровной мести, чтобы перекинуть мост через пропасть между культурами.

 «Таурус» поворачивал к аэропорту, и водитель взглянул в зеркало заднего вида перед тем, как влиться в поток транспорта. Развернулся на сиденье, и бросил назад неверящий взгляд. Это действительно был Шепски. Он меня узнал. Не так много в Нью–Джерси людей водят голубой с белым «бьюик» выпуска пятьдесят третьего года. Наверно, изумился, как, черт возьми, я его вычислила.

– Он нас видит, – сообщила я.

– Протарань его, – посоветовал Фахид. – Разбей его машину. Тогда мы всем скопом выскочим и усмирим бешеного пса.

– Да, – поддакнула Бабуля, – врежься в этого малыша прямо сзади.

Теоретически прозвучало, как разумная идея. На практике же я боялась, что в результате образуется куча мала из штук двадцати трех машин, и уже видела заголовки газет: «ОХОТНИК–БОМБОВОЗ ЗА ГОЛОВАМИ УСТРАИВАЕТ КАТАСТРОФУ».

Шемпски вильнул передо мной, соскочив со своей полосы. Он обогнал две машины, потом снова вильнул. Он как раз подъезжал к терминалу, запаниковал и решил оторваться от меня. Он снова дважды поменял полосу и боком задел синий вэн. Потом сделал попытку выровняться и вляпался в зад внедорожника. Все, кто ехал сзади, встали. Меня отделяли от него четыре машины, и я не могла подъехать ближе. Все кругом застопорилось.

С правой стороны колесо Шемпски приперло оградительным сооружением. Я увидела, как дверь машины открылась. Шемпски намеревался дезертировать. Я выскочила из машины и бросилась бежать по мостовой. За мной кинулся Фахид. А следом Бабуля.

Шемпски проталкивался через зону регистрации, уклоняясь от родителей с детьми и сумками. На мгновение я его потеряла в толпе, а потом вдруг обнаружила прямо перед собой. Я припустила во всю прыть, безжалостно распихивая народ, попадавшийся на пути. И когда уже почти наступала ему на пятки, я сделала стремительный рывок и схватила его за пиджак. Через полсекунды после меня с другой стороны Шемпски схватил Фахид, и мы все трое повалились на землю. Немного побарахтались, но Шемпски не был силен в драке.

Мы с Фахидом пригвоздили его к земле, когда доковыляла  Бабуля, шлепая  теннисными туфлями. В руке у нее был пистолет, а на локтях висели две сумки.

– Тебе не следует оставлять сумку в машине, – пожурила она. – Тебе нужен пистолет?

– Нет, – сказала я ей – Пистолет убери и дай мне наручники.

Она пошарила в моей сумке, нашла наручники, вручила их мне, а я застегнула их на Шемпски.

Мы с Фахидом встали на ноги, изобразили «дай пять» и поддернули ширинки. А Бабуля с Фахидом сотворили руками что–то такое сложное, чему мне и ввек не научиться.

*    *    *    *    *

Константин Стива стоял у входа в выставочном зале и зорко наблюдал за гробом в дальнем углу помещения. В изголовье гроба бабуля Мазур и Мейбл принимали соболезнования, при этом извиняясь.

– Мы сожалеем, – говорила бабуля Мазур миссис Патуччи. – Нам пришлось выставить гроб закрытым, учитывая, что Фред пролежал в земле две недели, прежде чем мы его нашли. Черви съели большую часть его лица.

– Жалость–то какая, – посетовала миссис Патуччи. – Когда не увидел покойника, как будто чего–то не хватает.

– Я чувствую в точности то же самое, – согласилась Бабуля. – Но Стива ничего не мог с ним сделать, и не позволил бы нам держать открытой крышку.

Миссис Патуччи повернулась и взглянула на Стиву. Стива слегка кивнул в знак симпатии и улыбнулся.

– Ох уж этот Стива, – произнесла миссис Патуччи.

– Ага, он следит за нами, аки коршун, – поддакнула Бабуля.

Аллен Шемпски похоронил Фреда в неглубокой могиле в маленькой рощице напротив кладбища животных на Клокер–роуд. Он заявил, что застрелил Фреда случайно, во что трудно было поверить, поскольку пуля попала прямо между глаз дяди Фреда.

Дядю Фреда эксгумировали утром в пятницу, вскрытие проводили в понедельник, а сегодня была среда, и его выставили на вечерние смотрины. Мейбл казалась довольной собой, дядя Фред был бы доволен, что собрал такую толпу, поэтому я полагала, что все вышло замечательно.

Я стояла в задней части зала с одной стороны двери, считая минутки, когда можно будет улизнуть. И старалась быть незаметной, насколько возможно, уставившись в ковер и не встревая в разговоры о дяде Фреде или Шемпски.

В поле моего зрения возникла пара мотоциклетных ботинок. Они прилагались к ногам, обтянутым джинсами «левайз». Эти ноги мне были очень хорошо знакомы.

– Привет, Горячая Штучка, – поздоровался Морелли. – Развлекаешься?

– Ага. Люблю смотрины. Там «Рейнджеры» играют с Питтсбургом, но разве же это сравнится с какими–нибудь смотринами. Сто лет не виделись.

– Да с тех пор, как ты, прям как была в одежде, впала в кому в моей спальне.

– Но полностью одетой я не проснулась.

– Ты заметила.

Я почувствовала, как жар бросился мне в лицо.

– Полагаю, ты был занят.

– Пришлось заканчивать дела с казначейством. Они вызвали Вито в Вашингтон, а Вито захотел, чтобы с ним поехал я. Сегодня только вернулся.

– Я поймала Шемпски.

Это вызвало улыбку.

– Слышал. Мои поздравления.

– Я все еще не понимаю, на кой черт ему приспичило убивать людей. Почему бы просто не заниматься своими банкирскими делишками, открывая людям счета?

– Ему полагалось переводить деньги через банк на Каймановы острова и заводить счета, свободные от сборов. Беда в том, что Шемпски воровал у воров. Когда Шемпски и Керли запаниковали и захотели забрать свои деньги, то денег там  не оказалось.

Про это мне Шемпски не поведал.

– Почему Шемски просто не возвратил деньги?

– Он провел их по рискованным вложениям, которые не окупились. Думаю, это просто что–то, что уплыло от него, и дела оборачивались все хуже и хуже, пока, наконец, все не стало настолько плохо, что вышло из–под контроля. К тому же присутствовала еще парочка банковских нарушений. Шемпски знал, что это были грязные деньги.