Дай пять

– Прости, ничем не могу помочь, – сказал Шемпски. – Если оставишь его мне, я могу поспрашивать. Иногда разные люди подбирают различные вещи.

Я сунула чек обратно в сумку.

– Думаю, я попридержу его. У меня чувство, что из–за этого чека люди мрут как мухи.

– Это серьезно, – заметил Шемпски.

Я вернулась в машину с ужасным чувством, сама не знаю, почему. В банке не случилось ничего тревожного. Рядом с «порше» никто не припарковался. Ни Торчка. Ни Рамиреза, насколько я видела. Все же какое–то неуютное чувство. Как будто что–то забыла. Или кого–то увидела. Я открыла машину и посмотрела назад в сторону банка. Это был Шемпски, скорее почувствовала я. Он стоял в стороне от банка, курил сигарету и смотрел на меня. О Боже, теперь у меня уже от Шемпски дрожь берет. Я выдохнула. У меня сильно развитое воображение. Ради святого, мужик просто вышел покурить.

Единственная странность – то, что у Аллена Шемпски обнаружилась самая настоящая вредная привычка. И наличие плохой привычки для Аллена можно считать взлетом индивидуальности. Шемпски был хорошим, совершенно неприметным парнем, который никогда никого не обижал. Я его с трудом смогла вспомнить. В школе он всегда находился в задних рядах и никогда не высовывался. Тихо улыбался, никогда ни с кем не спорил, всегда аккуратный и чистый. Он был похож на хамелеона, который способен принять цвет стены, на которой сидит. Зная Алена всю свою жизнь, я с трудом могла назвать цвет его волос. Возможно, мышиный. Не то чтобы Аллен был похож на грызуна. В общем–то он был вполне привлекательным парнем средней внешности с обыкновенным носом, нормальными зубами, обычными глазами. Среднего роста, среднего телосложения, и, я полагаю, среднего ума, хотя не было способа точно проверить.

Он женился на Морин Блам через месяц после окончания Райдер колледжа. У него было двое маленьких детей и дом в районе Гамильтон. Я никогда не проезжала мимо его дома, но готова поспорить, он тоже непримечательный. Возможно, это не так уж плохо. Может, и хорошо быть незапоминающимся. Голову даю на отсечение, что Морин Блам Шемпски не пришлось бы беспокоиться, что ее преследует Бенито Рамирез.

Меня ждал Торчок, когда я вернулась к своему дому. Он сидел в своей машине на стоянке и выглядел раздраженным.

– Что это за «порше»? – подойдя, поинтересовался он.

– Взяла на время у Рейнджера. И если ты прицепишь к нему отслеживающее устройство, он не будет счастлив.

– А ты в курсе, сколько стоит такая машина?

– Много?

– Может, больше, чем ты захочешь платить, – предположил Торчок.

– Надеюсь, это не тот случай.

Он взял один из пакетов с продуктами и проследовал за мной по лестнице.

– Ты сходила в банк, как говорила?

– Угу. Побеседовала с Шемпски, но не узнала ничего нового.

– О чем ты с ним говорила?

– О погоде. Политике. О том, как беречь здоровье.

Я прижала пакет к бедру и, балансируя, стала открывать дверь ключом.

– Черт, ну ты и штучка. Никому не доверяешь, верно?

– Я не доверяю тебе.

– Я бы тоже ему не доверял, – произнес Бриггс из гостиной. – У него такой вид, словно он подхватил венерическую болезнь.

– Кто это? – поинтересовался Торчок.

– Это Рэнди, – ответила я.

– Хочешь увидеть, как он исчезнет?

Я глянула на Бриггса. Да, соблазнительное предложение.

– Как–нибудь в другой раз, – сказала я Торчку.

Торчок распаковал свою сумку и сложил все на кухонную стойку.

– У тебя какие–то странные друзья.

И им всем далеко до моей родни.

– Я накормлю тебя ланчем, если скажешь мне, на кого ты работаешь и почему интересуешься Фредом.

– Не могу. Кроме того, думаю, ты меня все равно накормишь ланчем.

Я приготовила консервированный томатный суп и сырные бутерброды на гриле. Бутерброды – потому что их мне очень захотелось. А суп приготовила из соображений, что не помешает иметь чистую банку из–под супа про запас для Рекса.

Где–то в середине ланча я сидела и смотрела на Торчка, и у меня в голове эхом отозвались слова Морелли. «Я работаю с парочкой ребят из министерства финансов, которые заставляют меня выглядеть бойскаутом», – сказал он. Хор в голове пропел «Аллилуйя», и на меня снизошло божье озарение.

– Черт возьми, – воскликнула я. – Да ты работаешь с Морелли.

– Я ни с кем не работаю, – открестился Торчок. – Я работаю один.

– Это куча свинячьих какашек.

Уже не впервые Морелли встревает в мои дела и утаивает это от меня, но впервые он послал кого–то следить за мной. Как это непревзойденно низко даже для Морелли.

Торчок вздохнул и отставил тарелку.

– Значит ли это, что я не получу десерт?

Я вручила ему один из оставшихся шоколадных батончиков.

– Я в депрессии.

– А сейчас–то что?

– Морелли – подонок.

Торчок взглянул на шоколадный батончик.

– Я же сказал, что работаю один.

– Ага, а еще говорил, что ты букмекер.

Он поднял глаза.

– Ты точно не знаешь, что это не так.

Зазвонил телефон, и я схватила трубку прежде, чем сработал автоответчик.

– Эй, Кексик, – произнес Морелли. – С чем ты хочешь пиццу сегодня вечером?

– Я ничего не хочу. Никакой пиццы. Никаких тебя, меня и пиццы. Даже не звони мне, ты, низкое, гнусное, омерзительное собачье дерьмо, тварь перелетная. – И бросила трубку.

Торчок ржал.

– Дай, догадаюсь. Это был Морелли.

– А ты! – Заорала я, тыча в него пальцем и скрипя зубами. – Ты не лучше.

– Я пошел, – заявил Торчок, все еще подражая мистеру Хиханьки–хаханьки.

– Итак, у тебя всегда проблемы с мужиками? – спросил Бриггс. – Или это дело последних дней?

* * * * *

В шесть часов я в вестибюле поджидала Рейнджера. Вся из себя чистая и надушенная, а на голове прическа в стиле «сексуальный беспорядок». «Местечко Майка» – спортивный бар, облюбованный бизнесменами. В шесть часов его заполнит толпа в деловых костюмах, наспех перехватить спортивный канал и выпивку, чтобы расслабиться перед тем, как разъехаться по домам. Поэтому я тоже выбрала «костюмный» вид. Надела «Чудо–лифчик», творящий чудо, белую шелковую блузку, расстегнутую впереди до застежки волшебного бюстгальтера, и черный шелковый костюм с юбкой, подвернутой на талии с расчетом продемонстрировать как можно больше длину ног. Я прикрыла непорядок на талии широким ремнем из искусственной кожи леопардовой расцветки и сунула ноги, одетые в колготки, в туфли–лодочки типа «трахни–меня» на четырехдюймовых каблуках.

Шаркающей походкой из лифта выбрался мистер Моргантал и подмигнул мне.

– Эй, красотуля, – произнес он. – Не желаешь горяченького свиданьица?

Ему девяносто два, и живет он на третьем этаже в квартире рядом с миссис Дельгадо.

– Слишком поздно, – ответила я ему. – У меня уже намечены другие дела.

– Ну и хорошо. Наверно, ты прикончила бы меня, – согласился мистер Моргантал.

Рейнджер подъехал в неизменном «мерседесе» и сидел, отрыв дверцу машины. Я ущипнула мистера Моргатала за щеку и, облизнув губы, дабы придать им влажный блеск, удалилась плавной походкой, покачивая бедрами. Потом также плавно уселась в «мерседесе» и скрестила ноги.

Рейнджер посмотрел на меня и заулыбался.

– Я говорил тебе привлечь внимание… но не начинать с разгула. Может, тебе стоит застегнуть пару пуговиц.

Я взмахнула ресницами в притворном флирте, который на самом деле был не столь уж притворным.

– Тебе не нравится? – осведомилась я. Ха! Подавись, Морелли. Да кому ты нужен?

Рейнджер потянулся и расстегнул еще пару пуговиц, обнажив меня до середины живота.

– Вот так мне нравится, – произнес он, все еще улыбаясь.

Черт! Я поспешила застегнуться.

– Нахал, – бросила я. Ладно, он раскусил мой блеф. Нет причин для паники. Просто держи в памяти на будущее: для Рейнджера я не готова!

Мистер Моргатал вышел и погрозил нам пальцем.

– Полагаю, я только что испортил тебе репутацию, – заметил Рейнджер, заводя двигатель.